Валери Стиверс - Кровь нынче в моде
— Я увольняюсь!
— Как ты можешь уволиться? Ты даже еще не побывала на Неделе высокой моды.
— Неделя высокой моды — самое значимое событие года! — кричит в трубку Аннабел. — Приезжай в сентябре. Вечеринки все ночи напролет, один за другим беспрерывные показы моды каждый день, сумки с подарками.
— У меня четыре сумки от Эллис Рой — на все сезоны, — соблазняет меня Алекса.
— Алекса, спасибо, что зашла, — говорю я ей, подходя ближе. — Извини, но я не вернусь на работу. Это окончательное решение. — Я отключаю телефон.
— Подумай о своей тете, прежде чем сделаешь это, — говорит Алекса, вперив в меня свой немигающий красный взгляд. Зло наполняет всю квартиру, наподобие парфюма «Черная орхидея» от Тома Форда.
Я медлю.
— Виктория — отличный кандидат для укуса, — задумчиво произносит она. — Шикарная. Хорошо одета. Тратит целое состояние на аксессуары.
Аннабел разводит руки в стороны, как бы говоря: «Что я могу поделать?»
— Мы не кусаем кого попало. Мы очень разборчивы. Чем больше человек тратит на покупки, тем он «вкуснее».
Последняя рекламная кампания журнала видится мне теперь в совершенно новом ракурсе. Я кладу телефон и распахиваю дверь на террасу.
— Так что вы там говорите? — спрашиваю я нервно стараясь, однако, чтобы мой голос звучал твердо.
Выражение лица Алексы меняется — становится умиротворенным.
— Я говорю, что не все укусы смертельны. Мы можем контактировать с донором месяцами и даже годами. Но иногда достаточно и одного укуса…
Надо быть начеку. У Алексы голодный вид.
— Мне бы не хотелось, чтобы это случилось с твоей тетей, — томно произносит она.
— Ладно, чего же ты хочешь?
— Чтобы ты сортировала мои факсы в качестве моей новой ассистентки, — говорит она. — Возвращайся на работу.
— Почему? Ты ведь меня не любишь.
— Да. Ты мне совсем не нравишься, — улыбаясь говорит Алекса.
Вблизи я вижу, что святая вода все-таки нанесла ей некоторый вред. Грима гораздо больше, чем обычно, и хотя ее кожа светится, как у Аннабел, она какая-то неровная.
Заметив мой взгляд, она вздрагивает. От гнева и ненависти.
— Лиллиан хочет, чтобы ты вернулась. Я лишь выполняю ее распоряжение. У нее на тебя большие планы. Ее нисколько не волнует то, что ты сделала со мной.
Мне не нравится, что у них на меня «большие планы». Даже дружба Лиллиан с моей мамой не ослабляет моей бдительности.
— Если я вернусь, мы с тетей точно не пострадаем?
— С моей стороны ей ничто не угрожает, — хмыкает Алекса.
— А вдруг ты не сдержишь свое слово?
— Никаких гарантий, дорогая. Зато ты можешь быть совершенно уверена, что мы навестим Викторию, если ты не вернешься в «Тэсти». Я с удовольствием позабочусь о вас обеих, — шипит она, но быстро берет себя в руки. — Однако в данной ситуации это было бы непрофессионально. А я всегда профессиональна.
— Завтра приду, — обещаю я.
Мне это не нравится, но ничего не поделаешь.
Странное чувство сонливости снова охватывает меня. Я хватаюсь за дверной косяк.
— Извини! — оскаливается Аннабел. — Увидимся завтра!
Картина передо мной расплывается. Черные пятна мелькают перед глазами. Редакторши скукоживаются в своих блестящих одеждах, и у них отрастают крылья. Моя голова падает на грудь, тело катастрофически слабеет. Колени подгибаются. Я слышу, как стучит кровь у меня в висках, и этот стук сливается шорохом крыльев. И в тот момент, когда я уже почти потеряла сознание, резкий запах чеснока приводит меня в чувство и я вижу, что осталась одна. Ветер доносит до меня голос Аннабел:
— Распродажа моделей одежды Стивена Алана в два…
Когда спустя полчаса начинает звонить домофон, я сижу в гостиной, завернувшись в плед, все еще дико дрожа, — мне мерещатся их ужасные красные глаза и острые, как иглы, зубы.
Как ядовитую змею, беру трубку. Они уже заручились моим согласием сотрудничать. Чего еще они хотят? Моего присутствия на званом обеде по поводу нового парфюма?
— Мисс Макэллистон, это Мигель, швейцар. Здесь какой-то Джеймс Труакс, он хочет видеть вас.
— Впустите его. Пусть поднимается, — глухо говорю я.
Вероятно, Джеймс — один из них. А иначе зачем бы он притащился сюда в такое время? Хорошо, что хоть через дверь, а не через окно.
Я бросаюсь на кухню, хватаю острый столовый нож (к сожалению, негде взять осиновый кол) и сую его в задний карман джинсовой юбки. Если у Лиллиан на меня «планы», то пока я в безопасности, однако меры предосторожности не помешают.
Джеймс Труакс стоит на пороге с немного агрессивным или, может быть, нервозным видом. Цифровая фотокамера болтается на ремне, обмотанном вокруг запястья.
— Верхняя часть здания великолепна, — говорит он. — Я двадцать минут на улице снимал ваших горгулий.
Горгульи и вдобавок еще кое-кто. Интересно, не заснял ли он отлет Алексы и Аннабел.
— Полагаю, ты хочешь, чтобы тебя пригласили войти, — говорю я.
— Обычно так принято.
— Входи. — Я нервозно отступаю назад, готовая к его немедленной трансформации.
Но он запросто пересекает чесночный периметр, с любопытством оглядываясь вокруг.
— Симпатичное местечко.
— У меня богатая тетя, не забыл? Откуда у тебя мой адрес?
— Рико знает информатора «Наблюдателя», он позвонил ему по моей просьбе.
— Как «Наблюдатель» узнал мой адрес? — У них же мой номер телефона.
Я ничему не должна удивляться. Однако все это по-прежнему повергает меня в ужас.
— Они как 411[30] для мира «Тэсти». Когда дело касается «Олдем», у них больше данных, чем в отделе кадров.
— Зачем ты пришел?
Джеймс кладет руку мне на спину.
— Давай сядем. — Он ведет меня в гостиную, как будто это его собственная гостиная. Я не сопротивляюсь.
— Мне сказали, ты увольняешься, — говорит он, когда мы садимся. — Я припер к стенке Аннабел, и она раскололась.
— Ну и что?
— Думаю, тебе не следует этого делать.
Члены клана неумерших решили помочь мне сделать карьеру? Это совсем не то, что я хотела бы услышать. Лучше бы он сказал: «Я сожалею, что был груб с тобой в кафетерии». Или: «Когда я узнал, что ты увольняешься, я понял, что влюблен в тебя». Или: «Я добрый вампир, как Ангел».
— Не утруждайся, — говорю я. — Алекса и Аннабел уже побывали здесь. Ты можешь возвращаться и отчитаться перед Лиллиан, что меня уже уговорили.
Он, нахмурившись, смотрит на меня.
— Я ни перед кем не отчитываюсь.
Я не верю ему.
— Тогда что ты здесь делаешь?
— Послушай, — говорит он. — Ты сводишь меня с ума.
Я все больше убеждаюсь, что он здесь с какой-то гнусной целью, но тем не менее придвигаюсь к нему поближе.
— Не думай, что я влюблена в тебя. Я вовсе не схожу с ума от любви.
— Я так и думал. Ты сумасшедшая. — Он нагло и сексуально ухмыляется. — И очень красивая, когда злишься. А это твое странное ожерелье-гирлянда очень соблазнительно.
Он ловко наклоняется и оказывается, опираясь на руки и колени, прямо надо мной. Мы лежим на софе. Мое сердце колотится. Глаза, вспоминаю я. Нельзя смотреть в глаза вампиру, но я смотрю. Наверное, поэтому я не оказываю Джеймсу сопротивления.
— Все равно ты мне нравишься, — говорит он, обхватывая одной рукой меня за талию. — Сумасшедшая. Подозрительная. Недоступная. Я хочу запечатлеть на пленке все твои эмоции.
Он наклоняется еще ниже. Я покорно запрокидываю лицо, чтобы он мог поцеловать меня.
Как в прошлый раз. В ту минуту, кода наши губы соприкасаются, моя кровь превращается в розовое шампанское, я пьянею и становлюсь беспомощной. Я могла бы целоваться с ним до конца света.
Мне следовало бы испугаться. Я во власти чего-то колдовского, могущественного и древнего, но его губы такие мягкие. Он делает паузы, чтобы посмотреть мне в глаза. Он целует мой рот, а потом проводит большим пальцем по моим губам и по лицу. Я забываю о вампирах, о контроле над разумом и вообще обо всем на свете.
Я сама притягиваю его к себе. И затем мы страстно обнимаемся, перекатываясь по софе. Его колено между моих ног, мини-юбка задралась, а ожерелье из чесночных головок хрустит и трещит между нами.
Может быть, думаю я, это он меня загипнотизировал? Потому что раньше я никогда такого не чувствовала. И если это правда, действительно ли это такое уж зло? Конечно же, нет. Все парни делают это.
— Зачем это? — шепчет он мне в ухо, дергая за ожерелье.
— Сними его, — неосторожно разрешаю я.
Он улыбается, и я вижу мгновенную перемену в нем. Его глаза становятся темными и опасными, когда его рот приближается к моей шее. Меня бросает в жар. Я бьюсь в конвульсиях, как будто сквозь меня пропускают ток, и издаю долгий, громкий, леденящий кровь вопль. Никогда бы не подумала, что способна издавать такие звуки.
