Артур Хейли - В высших сферах
— Согласен. — И Уоррендер энергично кивнул. — Кто, вы считаете, должен туда поехать?
Заместитель министра выдохнул сигаретный дым. Он еле заметно улыбался.
— Крамер, — медленно произнес он. — С вашего одобрения, сэр, я пошлю туда Эдгара Крамера.
4
У себя дома Милли Фридман, волнуясь, еще раз вспомнила события дня. Зачем она сняла копию с фотокопии? Как она может ее использовать? Кому она действительно предана?
Как ей хотелось, чтобы наконец закончилось это потворство и маневрирование, в которых она вынуждена участвовать! Как и дня два назад, она подумала оставить политику, уйти от Джеймса Хоудена и взяться за что-то новое. Интересно, есть ли где-либо, в какой-либо среде такое место, где никогда не бывает интриг? В общем, она в этом сомневалась.
Раздумья ее прервал телефонный звонок.
— Милли, — быстро произнес Брайан Ричардсон, — Рауль Лемьё — он заместитель министра торговли и коммерции и мой друг — устраивает вечеринку. Мы приглашены. Поедем?
У Милли подскочило сердце. Она, не подумав, спросила:
— А там будет весело?
Лидер партии рассмеялся:
— Вечеринки у Рауля обычно чертовски веселые.
— Будет шумно?
— В прошлый раз, — сказал Ричардсон, — соседи вызывали полицию.
— А у него есть музыка? Мы сможем потанцевать?
— Там целая гора пластинок — у Рауля все можно.
— Я поеду, — сказала Милли. — Ой, пожалуйста, возьми меня с собой.
— Я заеду за тобой через полчаса. — По голосу чувствовалось, что все это его позабавило.
Она порывисто сказала:
— Благодарю тебя, Брайан, благодарю.
— Ты сможешь поблагодарить меня позже.
В трубке прозвучал щелчок, и телефон умолк.
Милли уже точно знала, какое платье наденет — малиновое шифоновое, с глубоким вырезом. И, волнуясь, с чувством избавления, она сбросила туфли и швырнула через всю комнату.
Глава восьмая
Эдгар Крамер
1
За тридцать шесть часов, которые Эдгар Крамер провел в Ванкувере, он пришел к двум выводам. Во-первых, решил, что в Западном отделении департамента по делам гражданства и иммиграции нет такой проблемы, которую он не мог бы легко решить. А во-вторых, он, к своему ужасу, осознал, что его физическое состояние становится все хуже.
В квадратном, хорошо оборудованном для работы кабинете на втором этаже здания департамента по иммиграции, стоящего у воды, Эдгар Крамер мысленно сражался с этими двумя проблемами.
Крамер был сероглазый стройный мужчина под пятьдесят лет, с волнистыми каштановыми волосами, разделенными на прямой пробор, в очках со стеклами без оправы и с живым умом логика, благодаря которому, скромно начав, он дошел до службы в правительстве. Он был трудолюбив, безупречно честен и строго соблюдал государственные уложения. Крамер терпеть не мог сентиментальность, плохую работу и несоблюдение правил и порядка. Один коллега как-то заметил про него: «Эдгар сократит пенсию собственной матери, если в ее заявлении будет не там поставлена запятая». Пусть это и было преувеличением, но в основе лежала правда, хотя можно было бы также сказать, что Крамер безмерно помог бы своему величайшему врагу, если бы это отвечало правилам, по которым он работал.
Он был женат на некрасивой женщине, которая с бесцветной добросовестностью вела его дом, и не имел детей. Жена уже подыскивала квартиру в кварталах города, которые считала респектабельными и, следовательно, подходящими для работающего в правительстве мужа.
В высших кругах чиновничества Эдгар С. Крамер стал — в значительной мере благодаря квалификации, а частично благодаря умению вовремя попасться на глаза начальству — одним из людей, отмеченных на повышение. В департаменте по иммиграции он считался надежным человеком по улаживанию конфликтов, и предсказывали, что через два-три года — в зависимости от повышений и выходов на пенсию — он может стать заместителем министра.
Отлично сознавая свою благоприятную позицию, а также будучи чрезвычайно амбициозным, Эдгар Крамер постоянно следил за тем, что можно сохранить и улучшить. Он был в восторге от поручения временно принять на себя руководство в Ванкувере, особенно после того, как услышал, что сам министр одобрил его назначение и будет следить за результатами. Уже по этой причине недомогание, которое он чувствовал, не могло появиться более несвоевременно.
Проще говоря, проблема состояла в следующем: Эдгара Крамера раздражало и унижало то, что он вынужден был часто мочиться.
Уролог, к которому направил его личный врач две-три недели назад, так охарактеризовал ситуацию: «Вы страдаете от увеличения простаты, мистер Крамер, и прежде чем вам станет лучше, будет еще хуже». И специалист перечислил тревожные симптомы: частое мочеиспускание в течение дня, более слабая струя, а ночью — бесконечные позывы, прерванный сон, отчего человек устает и бывает раздражительным на другой день.
Он спросил, как долго это может продлиться, и уролог сочувственно сказал: «Боюсь, пройдет еще два-три года, прежде чем вы достигнете той ситуации, когда нужна операция. Когда это произойдет, мы удалим опухоль, после чего должно стать легче».
Это мало утешало. Еще более печальной была мысль, что начальство непременно узнает о преждевременно подцепленной им стариковской болезни. После всех его стараний — многих лет работы и усердия, когда награда уже вырисовывалась впереди, — он опасался, что будет, когда это станет известно.
Пытаясь на время забыть обо всем этом, он вновь занялся бумагами, лежавшими на столе перед ним. Аккуратным, четким почерком он написал на них, что было предпринято со времени его прибытия в Ванкувер и что планируется предпринять. В целом он нашел, что в районном управлении дело отлично поставлено и там царит полный порядок. Кое-что, однако, требовало пересмотра, в том числе укрепления дисциплины, а одно изменение было им уже внесено.
Это произошло вчера за ленчем, когда он попробовал то, что дают заключенным, сидящим в камерах, — пойманным нелегальным приезжим, горестно ожидающим депортации за границу. К досаде Крамера, пища, хоть и съедобная, была не горячая и не того качества, что подавали ему в кафетерии для персонала. То обстоятельство, что некоторые из подлежащих депортации жили лучше, чем когда-либо в своей жизни, а другие, возможно, голодали не одну неделю с тех пор, не имело значения. Правила обращения с заключенными были конкретны, и Эдгар Крамер послал за старшим поваром, напоминавшим глыбу, возвышавшуюся над маленьким тощим суперинтендантом. Крамер, которого никогда не смущали вес и рост других людей, строго его отчитал и теперь был уверен, что отныне пища для заключенных будет тщательно готовиться и подаваться горячей.
Теперь он занялся дисциплиной. Сегодня утром в конторе наблюдались опоздания, и он заметил также, что сотрудники в форме выглядели небрежно. Сам он был всегда тщательно одет — темные в полоску костюмы были всегда хорошо отутюжены, и из нагрудного кармашка торчал сложенный белый платочек — и считал, что и подчиненные должны следовать такому стандарту. Он начал писать замечание, как вдруг почувствовал, что ему снова надо отлить. Взглянув на свои часы, он понял, что прошло всего пятьдесят минут с последнего раза. Он решил, что не станет… заставит себя выждать… Попытался сосредоточиться. А через минуту, удрученно вздохнув, поднялся с места и вышел из кабинета.
Когда он вернулся, в помещении его ждала молодая стенографистка, ставшая на время его секретарем. Крамер подумал, заметила ли девушка, сколько раз он выходил, хотя он все время пользовался дверью в коридор. Конечно, он всегда мог сказать, что ходил куда-то по делу… Такое объяснение может скоро потребоваться… Надо придумать, как избежать того, чтобы люди заметили.
— К вам пришел джентльмен, мистер Крамер, — объявила девица. — Некто мистер Алан Мейтленд — говорит, он адвокат.
— Хорошо, — сказал Крамер. И снял очки со стеклами без оправы, чтобы протереть их. — Пригласите его, пожалуйста.
Алан Мейтленд прошел пешком полмили, отделявшие его контору от района порта, и щеки его огрубели и раскраснелись от холодного ветра. Он был без шляпы — лишь в легком пальто, которое сбросил войдя. В руке он держал портфель.
— Доброе утро, мистер Крамер, — сказал Алан. — Благодарю, что приняли меня без записи.
— Я слуга народа, мистер Мейтленд, — сказал Крамер педантичным, официальным тоном. И с любезной формальной улыбкой жестом указал Алану на стул и сел сам за стол. — Дверь моего кабинета всегда открыта… для разумных дел. Чем могу быть вам полезен?
— Возможно, ваша секретарша сообщила вам, — сказал Алан, — я адвокат.
Крамер кивнул:
— Да.
Асам подумал: молодой и неопытный. Эдгар Крамер немало повидал адвокатов за свою жизнь и с несколькими скрестил шпаги. Большинство не произвело на него большого впечатления.
