Питер Альбано - Атака седьмого авианосца
Лейтенант, улыбнувшись, в свою очередь рассказал ей о своем детстве, об академии в Аннаполисе, о службе в разведуправлении ВМС, прикомандировавшем его к штабу адмирала Фудзиты.
— Ну вот и все. Я осуществляю взаимодействие между Пентагоном и «Йонагой» и не оставлю корабль, пока Фудзита меня не выгонит!
— Как знать, как знать… — загадочным тоном произнесла она.
— Адмирал тоже сегодня туманно намекал на что-то. Может, ты все-таки скажешь, в чем дело? — Он раздраженно подозвал Марселя, показав на свой пустой стакан.
— Тайны тут никакой нет, и завтра утром ты все равно бы это узнал. Могу сказать сейчас. Тебя назначили на «Блэкфин».
— И что дальше?
Она замолчала, потому что подошедший к столику Марсель, бормоча извинения, ставил перед каждым новые порции виски: чистого — для Брента, с содовой — для Дейл.
— Командовать лодкой будет адмирал Аллен, и он…
— И он вытребовал меня, — закончил за нее Брент.
— Верно. Вот и все, что мне известно.
— А Фудзита знал это, но, наверно, еще не решил, отпустить ли меня.
— Решил, Брент, решил. Отпустит. ЦРУ предоставляет лодку в его распоряжение, но с одним условием — нужен грамотный командир и офицеры.
— Да я понятия не имею, где у этих старых посудин нос, а где корма.
Пришел черед Дэйл пожать плечами.
— Как сказал бы наш Марсель: «C'est la guerre…»[13]
Брент в раздумье покачал головой, уставившись поверх стакана туда, где с винтовкой у ноги стоял Куросу. Ресторан опустел, и только в дальнем углу еще сидела парочка.
— Боюсь, что Аллен добился своего, — сказал он почти про себя.
— Брент, тут есть одна тонкость… В Женеве пришли к соглашению. Лодки типа «Зулус» и «Виски», которые русские поставляют своим союзникам, и «Гато», которые мы передаем Японии…
— …не подлежат модернизации и перевооружению. Так?
— Так. За исключением средств связи — они могут быть самыми наисовременными. Это сообщение пришло из Женевы час назад.
Брент хлопнул по столу ладонью:
— Ну ясно! Это его работа! Это расстарался адмирал Аллен. — Он сделал большой глоток, но тут под воздействием пришедшей в голову мысли настроение его изменилось: — Постой… «Блэкфин» стоит на Гудзоне в нью-йоркской гавани, да? А ты живешь в Нью-Йорке?
— Глупо было бы отрицать такой очевидный факт, — рассмеялась она.
— И завтра ты летишь домой?
Она кивнула:
— У меня дела в нашей нью-йоркской конторе.
— И я смогу тебя увидеть? — Он поднял руки ладонями вверх каким-то молящим движением. — Если меня и вправду пошлют туда?
— Увидишь, если захочешь, — Дэйл достала из сумочки чековую книжку и оторвала корешок. — Здесь мой адрес и телефон. Я живу на Нижнем Манхэттене в «холодильнике»…
— Где-где?
— Не думай, пожалуйста, что так у нас называют бордель, — рассмеялась она журчащим, словно горный ручей по камням, смехом. — Лет девяносто назад там была мясохладобойня. Дом огромный и мне нравится.
— И мы там будем совсем одни?.. Ты и я? Вдвоем? — его рука снова легла на ее колено.
— Да, мы будем там одни.
Рука поползла выше. Дэйл не противилась, чувствуя, что тонет в жарких синих глубинах его глаз.
— Pardon, monsieur et madame… Кухня скоро закроется, — сказал Марсель, словно соткавшийся из воздуха у столика.
— Надо заказать что-нибудь, — сказала Дэйл.
— А где оркестр? — раздраженно воскликнул Брент. — Я желаю танцевать!
— Оркестр, мсье, играет только в субботу и воскресенье.
— Ну хорошо, — Брент отхлебнул виски и взглянул на официанта. — Чем вы нас порадуете, Марсель?
Тот придвинулся ближе, держа наготове блокнот и карандашик:
— Сегодня у нас дивные «эскарго а ля Бургиньон», — сложив пальцы щепотью, он поднес их к пухлым губам, причмокнул и сделал в воздухе жест, означавший высшую степень совершенства.
— Что? Улитки? Нет, спасибо.
Тучка разочарования омрачила чистое чело официанта, но он быстро справился с собой:
— Цыплята?
— Вот! Это другое дело! — Брент вопросительно взглянул на Дэйл, и она кивнула.
Марсель, мечтательно уставившись поверх лейтенантовой головы в неведомую даль, выразительным шепотом произнес:
— Наш шеф приготовит для вас нечто исключительное — «сюпрем де-воляй Россини»…
— Куриные грудки с паштетом, — пояснила Дэйл.
— Да, мадам! Вы совершенно правы! Pate de foi gras — паштет из куриной печенки, — сказал Марсель замирающим голосом человека, собирающегося сию минуту предаться любви. — Снятые с костей куриные грудки с постной ветчиной, петрушкой и мясом в соусе «мадера»… — Он взглянул на лейтенанта и придвинулся еще ближе. — Возьму на себя смелость рекомендовать «суп альбигуаз», салат из помидоров… — Лицо его порозовело, дыхание пресеклось, и он прочистил горло деликатным покашливанием.
— Отлично. Отлично. Действуйте, Марсель. Всецело полагаюсь на вас.
Официант выпрямился:
— Вино, мсье? Poulet exige du vin blanc.[14]
— Какое у вас самое лучшее из белых?
— Разумеется, «пуи-фюиссэ»!
— Раз… «разумеется» — тащите, — нетерпеливо сказал Брент.
Плюбо с застывшим на лице восторженным выражением быстро засеменил в сторону дверей, ведущих на кухню.
— Да, он знает толк в кулинарии и любит ее, — заметила Дэйл.
— «Любит» — не то слово. Я боялся, что еще минута — и он достигнет оргазма.
— Боже мой, Брент, что вы такое говорите! — в притворном стародевьем ужасе вскричала Дэйл. — Гадкий!
Вскоре Марсель подал суп, а второй официант разлил по бокалам «пуи».
— За мясохладобойню на Манхэттене! — провозгласил Брент.
Дэйл чокнулась с ним и выпила. За салатом нежнейшего вкуса последовали закуски и новая бутылка вина. Они ели и пили, хмелея от вина и друг от друга, пока Марсель со своим помощником постоянно вился вокруг, принося новые и новые блюда и следя, чтобы бокалы ни на миг не оставались пустыми.
Дэйл, маленькими глотками отпивая вино, водя пальцами по ножке бокала, поймала себя на том, что не сводит глаз с Брента — с его прямого носа, квадратного подбородка, мощной шеи. Широченные плечи распирали тонкое синее сукно флотской тужурки, а дотрагиваясь до его руки, женщина ощущала рельеф стальных мышц. Близость этого могучего тела, созданного, казалось, резцом античного скульптора, волновала ее, и жаркие волны подхлестнутого алкоголем желания одна за другой накатывали на нее, одновременно будоража и мучая.
Они отказались от десерта и, когда официант исчез, сели неподвижно, глядя друг на друга. Дэйл вновь почувствовала, как его рука медленно крадется под юбку.
— Брент, перестань…
От вина и от вожделения лицо его рдело, как закатное небо.
— Мы же тут почти одни, — сказал он.
Пока они обедали, появились еще две пары, тоже выбравшие укромные и слабо освещенные уголки зала. Марсель и его помощник скрылись на кухне, и Дэйл от всей души мечтала, чтобы они оставались там подольше. Фигура старшины Куросу терялась в полумгле.
Жадные горячие пальцы уже перебрались за край чулок и задвигались по голому телу. «Перестань…» — повторила Дэйл, пытаясь удержать его, но руки ее ослабели и не в силах были справиться с его рукой, которая древним как мир кругообразным движением ползла к сокровенным глубинам ее пульсирующей плоти.
— Когда-нибудь… когда-нибудь я увижу все это… — раздался у самого ее уха хрипловатый шепот.
Жар, от которого, казалось, плавятся кости, распространялся по ее телу — Брент нащупал резинку трусиков и, резко оттянув ее, проник внутрь. Дэйл откинулась к стене. Сердце ее колотилось так, словно там, под левой грудью, сидел ополоумевший барабанщик, кровь зашумела в ушах и прихлынула к щекам.
— Брент… Нет… Ты мучаешь меня.
Дэйл остатками угасающего сознания понимала, что уже не владеет собой, что сама готова накинуться на Брента и отдаться ему сию минуту и прямо тут, на ресторанном диванчике, наплевав на стыд и все приличия. Слабый скрип открывающейся двери заставил ее поднять глаза. Раздались шаги. Брент тоже вскинул голову, и пальцы его замерли у самой цели.
К ним приближался новый официант — рослый широкоплечий человек с салфеткой, переброшенной через руку. Дэйл услышала, как Брент сдавленно охнул, словно его ткнули кулаком в солнечное сплетение. В следующее мгновение он одной рукой схватил ее за плечо и мощным стремительным движением отбросил в угол, а другую сунул за борт тужурки.
— Брент! — успела вскрикнуть она.
— Лежать!
Он был уже на ногах. Зазвенели и глухо ударились о толстый ковер посуда и приборы с перевернутого стола. Новый официант уже пересек площадку для танцев и был совсем рядом: из-под белоснежной полотняной салфетки он вытянул длинный, зловеще посверкивающий клинок. Дэйл почувствовала, как страх, словно вязкое холодное масло, растекается по желудку. Она скорчилась на полу, втянула голову в плечи.
