Марк Биллингем - Погребённые заживо
Как оказалось, Уоррену не было и сорока, был он невысокого роста, коренастый, с коротко стриженными темными волосами. На нем были простая серая трикотажная рубашка, полувоенные брюки и высокие сапоги. Весь его вид говорил о том, что он следит за собой.
— Можно назвать это и официальным перекуром. — Уоррен достал из заднего кармана брюк коробочку с табаком, зажигалку и одну из приготовленных самокруток. Он предложил угоститься и Хини — тот вежливо отказался, но с благодарностью расценил это как сигнал к тому, чтобы достать свою пачку сигарет «Бенсон энд Хеджез». Холланд отрицательно покачал головой.
— Вы говорите о кокаине и прочих наркотиках, — заметил Хини, засовывая в рот сигарету, — а я вот даже курить не могу бросить.
— Бросить курить сложнее, чем бросить колоться героином, — прикуривая, ответил Уоррен. — Хотя дешевле.
— Не намного…
— И то правда!
Холланд смотрел на Хини, облокотившегося о стол, с сигаретой и чашкой чая в руках, — как будто он был у себя дома и болтал с женой о всяких пустяках. Холланд не стремился работать с такими ребятами, как Хини, но иногда это было даже интересно и давало возможность сравнить. Вероятно, во всем виноват бирмингемский акцент. Эта причина была ничем не хуже любой другой, чтобы практически сразу ощетиниться на своего нового напарника. И первое впечатление оказалось неимоверно точным. В их тандеме быстро распределились обязанности: Холланд выполнял львиную долю работы, в то время как Хини ошивался неподалеку, делал легкомысленные комментарии и пытался поковырять в носу, пока никто не видит.
— Мы здесь проводим беседы, — сказал Уоррен. — Некоторые из наших пациентов проходят сейчас в гостиной курс безнадзорной терапии.
Хини шмыгнул носом. Уоррен верно истолковал это как выражение презрения.
— Терапия не обязательно «задроченная». — Его голос зазвенел. — Пребывание здесь совсем не сахар. Они обязаны следить за весом и соблюдать режим. В противном случае — скатертью дорога! Так случилось, что я играю роль «доброго» полицейского. Мой напарник заставляет всех проштрафившихся проводить целый день с сиденьем от унитаза на шее.
— А как такое возможно? — удивился Холланд. — Вы с другим советником работаете посменно?
— Да, день я, день он.
— В смысле?
Уоррен пододвинул пепельницу к Хини:
— Один из нас находится тут круглосуточно. Сейчас я выходной, поэтому сплю в своей собственной кровати.
Холланд взглянул на листочки-самоклейки на дверце холодильника, а также на расписание дежурств, заламинированное и приколотое к одному из шкафов.
— Вот так я представляю себе студенческую жизнь, — объяснил он. — Записки напоминают соседям по квартире: надо помыть посуду и держаться подальше от нового стаканчика с йогуртом. Как в «Малышах» или как их там…
— Очень похоже, — заметил Уоррен. — Только здесь больше жестокости и намного меньше секса.
Внезапно Хини стал более заинтересованным.
— Почему?
— Конечно, дело не в том, что это на самом деле что-то меняет. Но нашим пациентам непозволительно заводить какие бы то ни было шашни, пока они в центре. Зависимость, даже от женщины, не относится к тем качествам, которые мы стараемся привить, понимаете?
— И как долго они здесь находятся? — спросил Хини.
— Порой до полутора лет.
— Ни фига себе!
— Зависит от того, держатся ли они, свободна ли квартира, которую предоставляет им совет, — в общем, много причин.
— Бьюсь об заклад, здесь полно порнухи…
Уоррен, глубоко затянувшись, улыбнулся. Улыбка его скорее предназначалась полицейскому, чем шла от души.
Через окно в кухне Холланду была видна длинная узкая полоска сада. В дальнем конце стояла беседка, в ней — стол и стулья. Траву давным-давно уже пора было покосить: когда сорока со стрекотом опустилась с забора на землю, птица тут же скрылась в густой траве.
— А вы почему завязали? — спросил Холланд. Он посмотрел на календарь и написанные под ним слова. — Что заставило вас сделать выбор?
— Я хотел завязать с самого первого дня, как только попробовал, — ответил Уоррен. — Честно говоря, помогло то, что я знал: я обязан остановиться. Я был консультантом по наркотикам и в то же время сам был наркоманом. Поэтому я отлично отдавал себе отчет, в какую могилу себя вгоняю. Но ты не остановишься, пока у тебя не будет иного выхода. Пока не откажет какая-то часть твоего тела или в жизни не случится что-то непоправимое.
Во дворе кошка с длинной спутанной шерстью запрыгнула на подоконник. Уоррен подался вперед и ногтем тихонько постучал в окно. Понаблюдал, как кошка трется о стекло.
— Правду говоря, редко кто может назвать, в какой конкретно момент это произошло, — продолжал он. — Но если хотите, для меня такой момент наступил, когда умерла моя мама, а мои брат и сестра не позволили мне побыть с ней наедине, потому что боялись, что я стащу с нее все украшения.
Холланд заметил, что даже у Хини хватило такта на пару минут опустить глаза.
— Да-а. — Уоррен повернулся и вытащил изо рта сигарету. — Это была славная оплеуха!
— Тогда вы и решили завязать?
— Да, именно тогда моя семья заставила меня завязать. — Он тихонько засмеялся над комичностью самой ситуации.
— Что-то вроде «государственного вмешательства»?
— Точно, английский вариант. Моя сестрица в упор меня не замечала, а братец выбил из меня всю дурь.
Холланд не мог не поддаться открытости этого человека, его несомненной искренности. Он явно был из тех, кто уже давно перестал что-то скрывать.
— И когда это случилось? — поинтересовался Холланд.
— Уже почти два года, практически столько же я и на игле сидел.
Холланд произвел нехитрые подсчеты и пришел к интересным результатам.
— Значит, вы начали принимать наркотики, когда работали в МКОБ?
— По-настоящему я подсел на кокаин в 2001-м.
— Примерно в то же время, когда распустили комитет?
Уоррен убрал с языка табачный листик.
— Приблизительно так. Я могу проверить, но не думаю, что в гроссбухе того года записано: «сделал первые дорожки кокаина».
Его прервали неожиданные крики из соседней комнаты, которые становились все громче, а потом дверь открылась. Пару секунд спустя в кухню ворвался худощавый подросток, не старше Люка Маллена, живо жестикулируя и громко ругаясь.
Кошка с подоконника исчезла.
— Сука Эндрю «опустил» меня ниже плинтуса. Он, козел, всем рассказал, что я болтал о «травке»… будто я курил и меня приперло. Этого пидора там даже не было… сука… несет всякий бред, чтобы подняться в твоих глазах. Клянусь, Нил, лучше убери все, блин, ножи из этой, блин, кухни. Говорю тебе…
Уоррен проводил мальчика к маленькому кухонному столу. Посадил его под календарь, на котором было написано «ЭТО НЕ ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ», и стал с ним разговаривать, как будто тут не было ни Холланда, ни Хини. Сначала он говорил довольно тихо, пока парень не успокоился, потом его голос стал тверже. Он сказал, что понимает, как это раздражает, когда тебя опускают, но Эндрю поступил правильно. Отзываться о наркотиках хорошо — против правил. Если говорить о них как о чем-то, за чем следует скучать или горевать, — дело на поправку не пойдет.
— Крамольные мысли, Дэнни, и тебе об этом известно. Крамольные мысли…
Эта фраза напомнила Холланду кое о чем. Эти модные словечки с противным душком из какого-то американского курса «Помоги себе сам». Но они слились в один аккорд. Холланд мысленно отметил, что нужно сказать об этом Торну, чтобы он посмеялся.
Крамольные мысли…
Не будь крамолы — они оба остались бы без работы.
Джейн Фристоун открыла дверь, и на лице ее отобразился не испуг, а простое удивление, когда она увидела, что это не «Свидетели Иеговы» — в самом деле, кто еще мог звонить ей в дверь в половине десятого утра в субботу?
— Я полагала, вы бросили это занятие, — сказал она. — Уразумели, что попусту тратите времени, и стали донимать своими визитами кого-то другого.
Настал черед изумляться тем, кто размахивал удостоверениями, пока на лице Джейн в одно мгновение не появилась обиженная усмешка. Торну показалось, что дело Сары Хенли, а следовательно, и роль в нем Гранта Фристоуна, из «висяка» превращается в стопроцентный «глухарь». После немногословного обмена любезностями на пороге Торна и Портер нехотя пригласили войти.
Они прошли по узкому коридору, где на стенах в рамках висели снимки закатов и зимних пейзажей. К закрытой двери была приклеена скотчем табличка «Комната Билли». Из-за двери Торн услышал звук работающего телевизора и того, как разбрасывали игрушки. Когда они проходили мимо кухни, Торн уловил запах вчерашней еды из китайской закусочной.
