Харлан Кобен - Ловушка
Удивительно, какие вещи приходят на ум.
Рональд Тилфер (судя по коричневой одежде с эмблемой «Ю-Пи-Эс», именно он) вышел из ресторана, улыбаясь и помахивая кому-то на прощание. Это был невысокий человек с коротко остриженными седеющими волосами и стройными, подчеркнутыми форменными шортами ногами. Уэнди преградила ему путь к грузовичку:
— Рональд Тилфер?
— Да.
— Уэнди Тайнс, журналист, новости «Эн-ти-си». Я разыскиваю вашего брата Кельвина.
Рональд прищурился:
— Для чего?
— Делаю сюжет о его выпускном курсе.
— Ничем не могу помочь.
— Мне с ним только побеседовать, всего пару минут.
— Не выйдет.
— Почему?
Он попробовал обойти Уэнди, но она сделала шаг и снова встала на пути.
— Скажем так: связаться с ним нельзя.
— В каком смысле?
— Он не может с вами поговорить. Помочь тоже.
— Мистер Тилфер…
— У меня дела, спешу.
— Неправда.
— Простите?
— Это ваша последняя доставка на сегодня.
— Откуда вы знаете?
«А вот пускай погадает».
— Давайте не станем тратить время на загадочные «нельзя связаться», «не сможет поговорить» и тому подобное. Мне крайне важно с ним побеседовать.
— О выпускном курсе?
— Не только. Кто-то серьезно вредит его соседям по комнате.
— Думаете, это Кельвин?
— Я такого не говорила.
— Да он и не может.
— Так помогите мне это доказать. Людям разрушают жизнь… А что если и вашему брату грозит опасность?
— Не грозит.
— Тогда вдруг он захочет помочь старым друзьям?
— Кельвин? В его положении — вряд ли.
Снова загадки. Они уже начинали злить Уэнди.
— Говорите так, будто он умер.
— Не исключено.
— Не хочу драматизировать, однако речь в самом деле идет о жизни и смерти. Не желаете говорить со мной — приду с полицией. Я сейчас одна, но в другой раз приведу всю большую новостную команду — с камерами, с микрофонами.
Тилфер тяжело вздохнул.
— Значит, о том, что Кельвин ничем не поможет, на слово не верите?
— Извините, нет.
— Ну ладно. — Он пожал плечами.
— Что «ладно»?
— Отведу вас к Кельвину.
Уэнди смотрела на Кельвина Тилфера сквозь толстое бронированное стекло.
— Давно он тут?
— В этот раз? Недели три. Дней через семь выпустят.
— И куда?
— Обратно на улицу, пока опять не натворит чего-нибудь — тогда снова заберут. Государство больше не верит в пользу долгого лечения в психиатрических клиниках, вот и выпускают.
Кельвин Тилфер яростно строчил в блокноте, держа его почти у самого носа, и что-то невнятно выкрикивал. Выглядел он куда старше своих однокурсников: седые волосы, седая борода, выбитые кое-где зубы.
— А был очень умным, — продолжил Рональд. — Безумный гений, особенно в математике. Ими, задачами, исписана вся книжка. Черкает дни напролет. Никогда не умел отключать мозги. Мама по мере сил старалась сделать его нормальным. В школе предлагали перепрыгивать через классы — она не разрешала. Заставляла ходить на спорт. Чего только не пробовала, лишь бы рос нормальным. Как будто знала, куда его несет. Пыталась сдержать сумасшествие, но это как останавливать океан голыми руками.
— Что с ним?
— Шизофрения с приступами бешенства. Иногда впадает в дикую ярость.
— Нет. Что с ним случилось?
— То есть как — что случилось? Он болен. Причин нет.
«Нет причин» — уже второй раз за день ей говорили эти слова.
— Откуда у людей рак? Думаете, все идет от побоев в детстве? Химический дисбаланс.
Уэнди припомнила слова Фила: чудик, математический гений.
— А лекарства помогают?
— Успокоительные-то ему дают. Знаете, это как пулей с транквилизатором в слона. Все равно не понимает, кто он и где. Когда окончил Принстон, получил работу в фармацевтической компании, но стал прогуливать. Уволили. Стал бродяжничать. Мы восемь лет его искали. А нашли в картонной коробке среди собственных экскрементов со сломанными и не сросшимися нормально костями. Без зубов. Вообще не представляю, как он выживал, добывал еду, через что прошел.
Кельвин снова завопил:
— Гиммлер! Гиммлер любит стейки тунца!
Уэнди взглянула на Рональда:
— Гиммлер? Нацист?
— Вот и я о том же — всегда несет бред.
Кельвин вернулся к блокноту и стал черкать еще яростнее.
— Можно с ним поговорить? — спросила Уэнди.
— Шутите?
— Нет.
— Это бесполезно.
— Но и безвредно.
Рональд посмотрел в окошко.
— Теперь он даже меня почти не узнает — глядит как на пустое место. Я хотел взять его к себе, однако жена, ребенок…
Уэнди промолчала.
— Мы в детстве ходили на «Янки», и Кельвин знал статистику каждого бейсболиста, даже мог объяснить, при каких условиях биту отдают другому игроку. По моему, гений — это проклятие. Некоторые думают: мол, блестящие умы понимают мир так, как остальным не дано, видят истину, а действительность настолько ужасна, что они теряют рассудок. Осознание ведет к сумасшествию.
Уэнди смотрела прямо перед собой.
— Кельвин когда-нибудь рассказывал о Принстоне?
— Мама им гордилась. Все гордились, конечно, — ребята из нашего района в «Лигу плюща» не попадают. Мы переживали, как он туда впишется. Но друзей нашел быстро.
— А теперь эти друзья в беде.
— Вы взгляните на него, мисс Тайнс. Думаете, Кельвин в состоянии им помочь?
— Все-таки я бы попыталась.
Рональд пожал плечами.
Им дали на подпись бумаги об ответственности, посоветовали не подходить слишком близко и вскоре ввели в комнату со стеклянными стенами. Санитары остались у двери. Уэнди с Рональдом усадили довольно далеко от Кельвина, который продолжал черкать в блокноте, — по другую сторону широкого стола.
— Привет, брат.
— Лентяи не понимают сути.
Рональд взглянул на Уэнди и показал жестом: приступайте.
— Кельвин, вы ведь учились в Принстоне?
— А я говорю, Гиммлер любит стейки тунца, — не отрываясь от блокнота, ответил тот.
— Кельвин?
Он продолжал писать.
— Помните Дэна Мерсера?
— Белый мальчик.
— Да. А Фила Тернбола?
— От неэтилированного бензина у жертвователя болит голова.
— Ваши друзья из Принстона.
— О да. Из «Лиги плюща». Там один носил зеленые туфли. Ненавижу зеленые туфли.
— Я тоже.
— Из «Лиги плюща».
— Точно. Ваши друзья из «Лиги плюща» — Дэн, Фил, Стив и Фарли. Помните их?
Кельвин наконец отложил карандаш, поднял глаза — абсолютно пустые глаза — и уставился на Уэнди, совершенно ее не замечая.
— Кельвин?
— Гиммлер любит стейки тунца, — встревоженно прошептал он. — А мэр? Мэр ничуть не меньше.
Рональд безнадежно вздохнул.
Уэнди кое-как поймала взгляд Кельвина.
— Я хочу поговорить о тех, с кем вы проживали в одном номере в колледже.
Кельвин хохотнул:
— Прожевали?
— Да.
— Смешно. — Он захихикал как… как сумасшедший. — Прожевали. Как будто мы там сидели и жевали. Жевали и чавкали. Проживали-прожевали, понимаете?
По крайней мере забыл о кулинарных предпочтениях Гиммлера.
— Так вы помните своих соседей?
Смех тут же прекратился, словно кто-то щелкнул выключателем.
— Они в беде, Кельвин. Дэн Мерсер, Фил Тернбол, Стив Мичиано, Фарли Паркс — у них неприятности.
— Неприятности?
— Да. — Уэнди повторила имена, потом еще раз.
Лицо Кельвина начало меняться, черты вдруг перекорежило, он заплакал.
— Нет, о Господи, нет…
Рональд вскочил, потянул к брату руки и замер от вопля — внезапного, пронзительного. Уэнди отшатнулась.
Кельвин выкатил глаза.
— Лицо со шрамом! — Он быстро встал, опрокинув стул, увидел приближающихся санитаров, которые на ходу вызывали подмогу, снова завопил и отбежал в угол. — Лицо со шрамом! До всех до нас доберется. Лицо со шрамом!
— У кого лицо со шрамом? — тоже во весь голос спросила Уэнди.
— Да отстаньте вы от него! — потребовал Рональд.
— Лицо со шрамом! — Кельвин зажмурил глаза и обхватил голову, словно та вот-вот развалится на части. — Я говорил им! Предупреждал!
— Кого? О чем?
— Хватит! — приказал Рональд.
Кельвин, увидев наступающих медбратьев, заорал:
— Прекратите охоту! Прекратите охоту! — потом рухнул на пол и побежал на четвереньках.
Рональд, плача, попробовал успокоить брата. Тот встал, и тут же на него, как игроки в американский футбол, накинулись санитары — один крепко схватил за пояс, другой за плечи.
— Осторожно! Не пораньте!
Кельвина на полу уже чем-то связывали, Рональд все умолял не поранить брата, а Уэнди протискивалась поближе. Наконец она поймала взгляд больного.
