Алексей Яковлев - «Прощание славянки»
Мысль была интересная, и я улыбнулся.
— Возможно…
Критский потянулся через стол и взял меня за руку.
— Ярослав Андреевич, передайте им, что я все возьму на себя… Я прекрасно знаю генерала Багирова. Прекрасно. Он в долгу у меня. Я с ним договорюсь безусловно. Как только получу от них полномочия. Вы меня понимаете?
Я ничего не понимал. А Критский продолжал меня убеждать:
— Они даже могут и не раскрываться перед генералом. Я все беру на себя! Понимаете?
Я понял только одно — Критский сам очень хотел познакомиться с какими-то неведомыми мне людьми. И в этом я ему ничем помочь не мог. Я спросил его напрямик:
— Кто такие «они», Игорь Михайлович? О ком вы говорите?
Критский недоверчиво откинулся на спинку кресла.
— Это те, на кого вы работаете, Ярослав Андреевич.
Пришлось ему откровенно признаться.
— Вы ошиблись, Игорь Михайлович. Я пишу свою «Тайную историю России» только для себя. Но я верю, настанет время, когда русские люди захотят наконец узнать, почему им так долго морочили головы, почему скрывали от них истинную великую и горькую историю России… Я верю, наступит такое время…
Интеллигент в пятом поколении смотрел на меня зло и презрительно.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
Критский устало вздохнул:
— Мне вас очень жаль, бедный юноша.
— Почему же бедный? — засмеялся я.
— Да потому, что все, что вы мне сейчас наговорили о Геккерне, останется навсегда бездоказательным бредом!
— Почему же бездоказательным? — не согласился я.
— Вам никогда не найти нужных вам документов. — Критский сложил листок вчетверо и положил его в коробочку.— Они вас просто близко не подпустят к ним! Никогда! Ни за что!
Я напомнил ему:
— В Евангелии сказано: «По делам их — узнаете их». Дела-то их вопиют, Игорь Михайлович. Дела-то их до сих пор кровоточат… Разве это не доказательства?
Критский сказал участливо:
— Остановитесь, Ярослав Андреевич.
Я даже вздрогнул. Этот роскошный персонаж тоже предупреждал меня. Я посмотрел на зеленую коробочку и потянулся к ней.
— Игорь Михайлович, дайте мне ее на один день. Всего на один!
Критский накрыл коробочку ладонью.
— Зачем же вам оригинал? Я приготовил вам копию. Отличный ксерокс, — он достал из стола копию, а коробочку тут же спрятал в ящик и закрыл его на ключ. — Дарю! — протянул он мне ксерокс.
Когда я уже был в дверях. Критский окликнул меня негромко:
— Ярослав Андреевич… Послушайте старика… Они страшные люди, поберегите себя, сударь…
Я не послушал его… Если бы я знал тогда, как закрутит меня проклятый, сумасшедший диск «чертова колеса»…
15
Антиквар
Алина стала грудью перед дверями кабинета:
— Константин Николаевич занят!
Я зачем-то махал перед ее носом свеженьким ксероксом.
— Я по делу! По важному делу!
Алина склонила голову и презрительно прищурилась:
— Знаю я ваши дела. Вы его только отвлекаете…
Я схватил ее за локти и крепко сжал:
— Дурочка!
Алина фыркнула мне в лицо по-кошачьи:
— Псих!
Я сжал ее крепче.
— Дело идет о жизни твоего шефа! О его жизни!
— Псих! Я охрану позову!
Я оттолкнул ее от дверей и влетел в кабинет. Константин, уставясь взглядом в старинную картину, вальяжно разговаривал с кем-то по телефону:
— Во сколько? В девятнадцать? Буду. Обязательно буду.
Он даже не посмотрел на меня. Я, не дожидаясь его приглашения, плюхнулся в кресло и тоже уставился в копию Пуссена. На ней только что вышедшие из леса два бородатых, одетых в овечьи шкуры пастуха стояли у надгробного камня, на котором лежал белый череп. Я отлично помнил высеченный на надгробье масонский девиз: «Et in Arcadia ego» — «И вот я в Аркадии». Картина эта была безусловно приобретением все знающего доктора искусствоведения.
Константин положил трубку.
— Извини, Ивас-сик, не до тебя. В семь часов комиссия. До юбилея два дня! Дел по горло! — он провел по своему горлу большим пальцем. — Груда дел. Суматоха явлений, как говорится… Заходи, Ивас-сик, после девятого. Потрендим, поддадим чуток. После девятого. Я понятно излагаю? Пока, — и он протянул мне мощную руку.
Я растерялся.
— Ты же говорил — у тебя неприятности…
Константин убрал руку и сверкнул фиксой.
— Мои неприятности уже кончились.
— Когда?!
— Когда ты с Игорем Михайловичем поговорил. Я понятно излагаю?
Он все изложил понятно. Даже чересчур понятно.
— Значит, твои неприятности были из-за меня?
Константин виновато улыбнулся.
— Это Критский. Это он решил, что ты с ними связан. Что ты на них работаешь. А теперь отзвонил мне и успокоил. Знаешь, как он тебя назвал? Безумцем! — Константин засмеялся. — Безумным конспирологом… Вот как он тебя назвал. Действительно, Ивас— сик, оставь ты эти несчастные бумаги. Не время…
Я рассердился:
— Они из-за этих бумаг людей вешают, а я, выходит, безумец?!
Константин добродушно успокаивал меня:
— Это их бумаги. Они их назад требуют А ты-то при чем?
Я не сдавался:
— Критский говорит, что это бумаги Пушкина! Что их Геккерн у него выкрал!
Теперь рассердился Константин:
— А ты родственник Пушкина?! Кто ему ты?! Кто он тебе?! Не засирай мне мозги, Ивас-сик! Гарнитур у меня, — он обвел широким жестом кабинет. — Больше меня ничего не колышет! Я понятно излагаю? Не мешай работать! Испарись, Ивас-сик! Испарись!
Я знал, что одному мне бумаг не найти. Без Константина мне просто не справиться с ними. Но он выгонял меня из кабинета. Откровенно и нагло выгонял. Я встал и пошел к двери.
— Эй, безумец! — остановил он меня. — Получи-ка аванец.
Константин развернул на столе мощный бумажник и вытащил оттуда зеленую бумажку.
— На. Отдохни. Тяпни за вечную память Александра Сергеевича. Но не безумствуй. Помни о клизме из битого стекла!
Я посмотрел на него с ненавистью и рванул на себя ручку двери. Прямо на меня упала стоявшая за дверью
Алина. Она сердито отпихнула меня и подошла к Константину.
— Константин Николаевич, вам срочный пакет.
Ну как тут не поверить в Его Величество Случай!
Православные люди считают, что ничего случайного в жизни нет, что все происходит по воле Божьей. Тогда получается, что Случай — просто одно из Его имен.
Откинутый Алиной от дверей, я снова, смущенный, к ним подобрался. И снова меня окликнул Константин:
— Эй, безумец, иди-ка сюда! Быстро!
Я подошел к столу. Константин протянул мне листок бумаги, вынутый из срочного пакета. На бумаге были наклеены отдельные слова, вырезанные из разных газет: «Белый Медведь не шути отдай бумаги». Вместо подписи под фразой была наклеена цифра «6» и «плюс». Константин дернул подбородком, скривился:
— Пугают, падлы… Меня пугают…
Честное слово, я был счастлив этому так вовремя появившемуся зловещему листочку.
— А я что говорю! Они нас не оставят, Костя!
Константин посмотрел на меня растерянно.
— Что делать, Ивасик?
— Надо поговорить!
— Садись.
Я посмотрел на масонскую картину Пуссена и покачал головой.
— Только не здесь.
— Идем в «святая святых»,— Константин встал с кресла.
Я опять покачал головой:
— Поехали ко мне.
Константин зачем-то снял трубку, подумал и положил ее обратно на рычаги.
— Ну достали! Падлы! Поехали!
Когда мы отъезжали от офиса, за нами опять двинулась красная машина. За нами в открытую следили. Я знал, кто это следит. Но сейчас было не до них. Сейчас мы должны были решить уравнение с одним неизвестным…
Константин хотел пройти на кухню, но я вспомнил про чулан и подтолкнул его в комнату. Он сел на то же место у стола и тут же взял в руки Людмилину чашку, положив перед собой листок с наклеенными словами.
Для начала я решил рассказать Константину о Критском. Этот роскошный персонаж действительно много знал. Даже чересчур много. Генерала Багирова, как он сам признался мне, он знал прекрасно.
— Ну и что? — не удивился Константин. — Я Багирова двадцать лет знаю. Когда меня из Финляндии депортировали, Багиров здесь мое дело вел. Капитаном еще тогда был во втором отделе в контрразведке. Он на меня такие гири вешал! Выходило, что я агент 007, Джеймс Бонд, не меньше.
— Критский сказал, что генерал у него в долгу!
— Это его проблемы, — нахмурился Константин.
Я понял, что эту скользкую тему лучше пока не трогать. Она была почему-то неприятна Константину. Надо было переходить прямо к Делу. А дело-то было простое. Определить «третьих», как назвал неизвестных в ночном разговоре генерал! Ночью у «Белосельских» генерал убедился, что месье Леон не имеет никакого отношения к бумагам. И сегодня утром генерал начал свою операцию…
— Какую операцию? — не понял меня Константин.
Я вскочил с кресла:
— О-о! Генерал — классный разведчик! Он все придумал отменно! При нас придумал, кстати… Помнишь, когда Люда сказала, что ты с ними к «Белосельским» поедешь, помнишь, как генерал сказал на это: «Гениально!» И руки даже потер! Помнишь?
