Дэвид Моррелл - Повелитель игры
Джонатан намеревался пройти мимо, туда, где рассказывали истории об убийстве эрцгерцога Фердинанда, газовых атаках Первой мировой войны и лагерях смерти Второй, но случайно остановился перед моей аудиторией и услышал о Склепе мирских страстей. Он сказал мне, что в этот миг его жизнь перевернулась. Крид так и не объяснил причин, но следующие три месяца слушал мои лекции и посещал меня в университетском кабинете. Мы частенько завтракали вместе, а после занятий прогуливались по Вашингтон-сквер. — Лицо профессора Грэм посерело, эмоции мешали ей говорить. — Незадолго до того у меня умер муж. Детей не было. К Джонатану я относилась как мать к сыну. Он объяснял мне, что фантастический мир игры может быть куда реальнее, чем скорбь, от которой я пыталась как-то скрыться. Потом я узнала, что у меня рак, и, естественно, страшно перепугалась. А Крид убеждал меня, что игры не отнимают время, а, наоборот, добавляют его. Благодаря скорости, с которой принимаются бесчисленные решения, необходимые для достижения победы, секунды словно делятся на мелкие части, время заполняется по максимуму. Джонатан решил было отказаться от игр, но в конце концов вернулся к ним. Он совершил то, что сам называл своей очередной эволюцией, и пришел к выводу, что игры обладают метафизическим свойством, которое умудрились не заметить философы. Игры — это истина.
Профессор Грэм вновь затаила дыхание и вынула из сумки флакончик с таблетками. Проглотив две и запив их чаем, она вновь посмотрела на Бэленджера.
— Они с сестрой…
— Погодите! У него есть сестра? — Франк напрягся.
— Высокая брюнетка, а Джонатан — очень светлый блондин.
— Она носит волосы собранными в пучок на затылке? — быстро спросил Бэленджер. — Твердые черты лица. Никакой косметики.
— Я видела ее лишь несколько раз. Да, она старалась выглядеть скромно. Вы ее знаете?
— Мне она представилась как Карен Бейли. — Бэленджера чуть не затрясло от гнева.
— Да, ее первое имя Карен. Они с Джонатаном не похожи, потому что отцы у них разные. Их мать была весьма легкого поведения. Мужчина, который их вырастил, не был отцом ни сестры, ни брата. Просто он довольно долго жил с их матерью, а она, уйдя от него, бросила сына и дочь. Он оставил их у себя как приманку, рассчитывая, что мать рано или поздно вернется, чтобы посмотреть на детей, и ему удастся уговорить ее остаться.
Франку было заметно, что рассказ давался профессору Грэм не так уж просто.
— Отчим оказался жестоким человеком. Пьяницей. Джонатан рассказывал, что старался не спускать с него глаз, потому что он мог прийти в ярость по любому поводу, и предугадать это было невозможно. Помимо всего прочего, отчим испытывал нездоровый интерес к Карен, которая очень походила на мать, поэтому пребывала в постоянной опасности. Потому-то она всю жизнь старается выглядеть как можно скромнее, хотя, мне кажется, может быть привлекательной. Карен старается избегать внимания мужчин.
Она заменила Джонатану мать, а он, в свою очередь, пытался отвлекать от нее внимание отчима, часто пылавшего гневом. Дети старались прятаться от него. Ну а тот отыгрывался как мог и если находил детей, то запирал их. Иногда в шкафу, иногда в подвале. Джонатан рассказал, что как-то раз они с сестрой просидели три дня в закрытой наглухо каморке, дверь которой отчим забил гвоздями. Без воды, без пищи, даже без сосуда, куда можно было бы справить нужду. В темноте Джонатан сочинял фантастические игры, наподобие «Dungeons & Dragons». Они с Карен укрылись в созданной им альтернативной реальности.
Предплечье Бэленджера болело все сильнее и сильнее. Внимательно слушая собеседницу, он почти непрерывно потирал его.
— Пожалуй, единственным добрым делом со стороны отчима была покупка детям приставки для видеоигр. Напомню, дело происходило в конце семидесятых, когда существовали только эти приставки, подключавшиеся к телевизору. Джонатан был совсем еще ребенком, но он разобрал устройство, понял, как оно работает, и усовершенствовал его. В скором времени отчим умер от цирроза печени. Детей передали приемным родителям, но они никогда не оставались в одной семье больше полугода. Было в Джонатане и Карен нечто такое, что сильно смущало приемных родителей. По большей части они проводили время друг с дружкой, за играми, которые изобретал Джонатан.
В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году появились приставки компании «Nintendo», и Джонатан писал для нее программы, пользуясь компьютерами тех школ, куда ходили они с Карен. Ему было особенно приятно от осознания того, что тупые хулиганы, непрестанно отравляющие ему жизнь в школе, приходя домой, садились за те самые игры, которые он делал, не имея ни малейшего понятия о том, кто их творит. Ему принадлежит немало важных изобретений в данной области. Например, в первых играх персонажи были способны перемещаться только вниз, вверх, вправо и влево. Джонатан первым ввел движение с переднего плана в глубину. Он же совместил пространство игры с фоном. Обе эти новации создали иллюзию трехмерного пространства. — Она умолкла, пережидая очередной приступ боли.
— Я знаю, что вам трудно… — сказал Бэленджер.
— Но я хочу помочь. Вам необходимо понять концепцию бесконечности.
— Это еще что такое?
— В существовавших прежде играх передвижения геймера всегда ограничивались некоторым пределом. Действия происходили в замкнутом пространстве и потому были предсказуемы. Но Джонатан разработал игру под названием «Infinity (Бесконечность)», в которой два космических корабля гоняются в космосе друг за другом. Он говорил, что выдумал ее, вспоминая о тех трех днях, которые они с Карен просидели в заколоченной комнате. Когда играешь в эту игру, создается впечатление, что звездолеты могут сколько угодно двигаться в любом направлении и непрерывно отыскивать новые чудеса. В разговоре со мной он шутил, что хотел, чтобы геймер крутился среди комет и пытался отыскать Бога.
— Бесконечность… — Бэленджер попытался осмыслить услышанное, и у него закружилась голова. — Такое впечатление, что в этой игре геймер может запросто пропасть.
— Именно это и случилось с Джонатаном. — Профессор Грэм на несколько секунд прикрыла глаза. — Разработчики компьютерных игр — одержимые люди. Для многих из них вполне обычное дело работать по четверо суток без сна. Они жуют чипсы «Доритос» и запивают их джолт-колой. Джонатан говорил, что для разнообразия заваривал крепкий кофе и разбавлял его обычной колой.
— Но ведь от такой бессонницы недолго и спятить, — заметил Бэленджер.
— Когда он погружался в такие видения на четверо суток, сестра всегда приглядывала за ним. Похоже, что слово «видения» тут подходит лучше всего. Джонатан выписывал компьютерные коды как автомат. Патенты и отчисления принесли ему сто миллионов долларов. Но он никогда не придавал значения деньгам. В жизни для него имели смысл только игры. В такой индустрии всегда есть повод для роста — достичь следующего уровня, а потом еще и еще. Джонатан стремился создать игру настолько совершенную, чтобы ее не смог превзойти ни один разработчик. Под заботливым, можно сказать, материнским присмотром Карен он погружался в новые и новые видения, которые продолжались дольше и дольше. Пять суток без сна. Шесть. В конце концов произошел тот самый срыв, которого всегда боялась Карен.
Бэленджер больше не мог переносить пульсирующее, очень болезненное жжение в руке. Он поддернул рукава куртки и рубашки и сам испугался того, что увидел. Нарыв надулся еще больше и сделался ярко-красным.
Профессор Грэм взглянула на него с искренним волнением и заметила:
— Вам бы в больницу! Как бы не было заражения крови.
— Такое ощущение, будто…
— Что?
«Будто у меня что-то под кожей», — в смятении подумал он.
— Извините, я отойду на минуточку. — Франк прошел мимо столов к мужской комнате. Внутри, под дверью закрытой кабинки он увидел чьи-то ноги в туфлях. Возле умывальника Бэленджер снял куртку и набросил ее на правое плечо, потом засучил левый рукав рубашки выше локтя, глубоко вздохнул и с силой надавил на нарыв.
Боль оказалась такой, что он не смог сдержать стона. Из следа от укола показалась желтая жидкость. Франк продолжал давить. Гной потек сильнее, желтое сменилось красным.
«Отлично, — подумал Бэленджер. — Нужно выжать оттуда побольше крови, понять, что же создает заражение».
Было так больно, что он закусил губу. В отверстии в коже показалось что-то черное. Маленькое. Тонкое. Квадратное. Металлическое. Франк давил и давил, пока эта штука не вылезла наружу. Тогда он положил ее на указательный палец и поднес поближе к свету лампы, висевшей над головой.
«Вот сукин сын!» — подумал Бэленджер.
Он ничего не понимал в электронике, но мог представить лишь одну причину, по которой ему под кожу могли засунуть эту пакость. Чтобы следить за его передвижениями.
