Джулия Берри - Вся правда во мне
Я все никак не могла взять в толк, почему без всяких сомнений. Каким образом платье помогло снять эти сомнения? Наоборот, оно их добавило.
Ты поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь посмотреть назад. Ты ищешь меня, милый мой?
– Лукас Уайтинг, – с особым выражением произнес Браун, и все замолчали, – Вы обвиняетесь в том, что скрывали местонахождение вашего отца, не донесли на него, когда стало известно о преступлениях, помогали ему совершать деяния, угрожавшие безопасности нашего города. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Для тебя не составило никакого труда произнести:
– Я невиновен. – Твой голос был уставшим. – Я не знал, где все это время находился мой отец.
Авия Пратт вскочил на ноги.
– Кто знает, может, это он помог отцу похитить мою Лотти! И убить ее в самом рассвете молодости и красоты! – после этих слов он разрыдался. Его боль, которую время так и не излечило, тронула присутствующих. Женщина слева протянула ему носовой платок.
Ты соучастник ее похищения и убийства? Неужели хоть кто-то поверит в это безумие?
Леон Картрайт с трудом поднялся со скамьи.
– Господин Браун, – сказал он, – можно мне сказать?
Браун кивнул.
Леон вытер со лба пот.
– Джентльмены, – начал он, – Я хотел бы рассказать о характере Лукаса Уайтинга. Я никогда не поверю, что он помогал похищать этих девушек. Все те годы, которые я его знаю, он был нам братом и вел себя как примерный гражданин.
Ты повернулся, чтобы взглянуть на Леона.
Тот продолжал.
– Трудолюбивый фермер, добрый сосед. Именно он повел нас в ущелье на битву, которая нас всех спасла. – Он одернул полы пиджака. – Когда девочки пропали, мы едва вышли из подросткового возраста. Никогда не поверю, что он мог в этом участвовать, – он повернулся и оглядел всех присутствующих. – Так оно и есть.
Он тяжело опустился на место, и Мария взяла его за руку.
– Победа в ущелье была одержана с помощью Эзры Уайтинга, – сказал пастор Фрай. – Кто, как ни сын, мог привести его туда?
Никто не произнес ни слова.
Он ткнул пальцем в твою сторону.
– Итак, мистер Уайтинг, кто привел вашего отца?
Ты не ответил. Милый мой, ты им ничего не сказал.
Браун, приподнявшись с места, оглядел зал. Его взгляд остановился на мне.
– Мисс Джудит Финч, – сказал он. – Выйдите вперед.
Все, кроме тебя и мамы, повернулись в мою сторону.
Какое-то мгновение я рассматривала возможность выскочить за дверь и убежать. Но я была слишком слаба и голодна, они бы наверняка меня догнали.
Я встала. Под тяжелыми взглядами горожан кто-то провел меня по проходу вперед, пока я не оказалась рядом с тобой. Я могла даже чувствовать твой запах. Тебе не мешало бы помыться, впрочем, и мне тоже.
Помни, сказала я себе, твоя сила в молчании. Я сцепила руки и уставилась в пол.
– Мисс Финч, – произнес член городского совета Браун. – Был ли мистер Эзра Уайтинг тем человеком, который похитил вас и отрезал вам язык?
Я стояла безмолвно и неподвижно.
– Она не может говорить, – услышав голос Гуди Праетт, многие подпрыгнули. Я обернулась. Она была такая маленькая, что, даже встав, терялась среди тех, кто сидел рядом. Женщинам запрещено во время собраний что-либо говорить без разрешения, но Гуди Праетт настолько стара, что могла проигнорировать этот запрет.
– Может! – закричал Авия Пратт. – Я сам слышал! Прошлой ночью! Она сказала: «Кто там?» Она притворяется немой. Она молчит потому, что виновна!
Так это Авия Пратт был у нашего дома? Что он там делал? Чего хотел? Я вспомнила, что он говорил в день свадьбы Марии: «Прелюбодеяние, покаяние и наказание»
Как же я не догадалась.
Коричневое платье, которое они нашли…
Я посмотрела на Авию Пратта, он отвернулся. Недалеко от него сидел, выпрямив спину, низенький мистер Робинсон. Я была не права, что подозревала его.
Члены городского совета тоже смотрели на Авию.
– Так виновна или нет, Пратт? – спросил один из судей. – Мисс Финч ни в чем не обвиняют.
Нижняя губа Авии снова начала загребать воздух. Он встал и показал на мою мать.
– Спросите ее! Миссис Финч! Подтверждаете ли вы тот фант, что тогда, много лет назад, когда она исчезла, вы не обнаружили в вашем доме никаких следов взлома и сопротивления? Могла ли она уйти из дома по своей воле?
Я повернулась. Мама как будто не слышала вопроса. Ее лицо было неподвижным.
– Она сама так говорила, – продолжал Авия Пратт. – А это означает, что дочь Финчей пошла с Эзрой по собственной воле.
Меня как будто ударили в живот.
– Моя Лотти была невинна, в отличие от этой охотницы за мужчинами.
Мне стало почти смешно. Невинная Лотти и развратная Джудит.
Я слышала, как все заерзали.
– Простите, – раздался голос, который я так хорошо знала, – могу ли я сообщить вам информацию, которая, как мне кажется, прольет свет на наше расследование?
Я не стала поворачиваться. Мне не хотелось смотреть на Руперта Джиллиса, что бы он там ни говорил.
– Боюсь, Лукас Уайтинг был обвинен напрасно, – произнес он четко, как в классе перед учениками. – Не верю, что до битвы он знал о местонахождении своего отца.
В моей груди затеплилась надежда. Никогда не думала, что слова Руперта Джиллиса будут приятны для моего слуха.
– В день битвы я видел, как Джудит Финч подошла к Лукасу Уайтингу и куда-то его позвала. Он пошел за ней, явно неохотно, и она привела его к Эзре Уайтингу.
Его голос звучал так мелодично, как будто он пел. Слова лились из его рта как вода.
– Конечно, я не знал старшего мистера Уайтинга в лицо, но она привела мистера Лукаса к человеку, который взорвал вражеские корабли.
– Видите! – Авия разве что не подпрыгнул. – Она в сговоре с младшим Уайтингом!
Руперт Джиллис негромко кашлянул.
– Прошу прошения, – сказал он, – Лукас Уайтинг был безмерно удивлен, увидев отца, он вел себя так, как будто перед ним появилось привидение. Клянусь вам.
– Значит, Лукас Уайтинг невиновен, – донесся чей-то голос. Я не поняла, чей именно. Кое-кто вздохнул от облегчения.
Вот видишь, любовь моя? У тебя есть верные друзья.
Ты обеспокоенно обернулся ко мне.
– Исходя из вышесказанного, – продолжил Руперт Джиллис, явно любуясь собой, – я верю в то, что мистер Лукас Уайтинг не знал, что его отец жив. Но, с другой стороны, это доказывает, что мистер Уайтинг и мисс Финч в какой-то мере состояли друг с другом в сговоре.
Меня передернуло от того, насколько ясно и недвусмысленно он выражался.
Голос Руперта Джиллиса дрогнул, как будто он сообщал огорчительные новости.
– Несколько недель назад я видел, как они лежали в объятиях друг друга в лесу.
Миссис Робинсон зажала уши своей младшей дочери ладонями.
Ты рванулся, пытаясь избавиться от своих пут.
– Это ложь!
Меня затошнило.
Присутствующие оживились.
Он и там за мной подглядывал? Я знала, что школьный учитель видел меня, когда я выбегала из твоего дома, но вынести то, что он видел, как я лежала рядом с тобой, я не могла. Подлый шпион! Неужели ему нечем больше заняться?
Браун снова постучал молотком.
– Тишина!
В церкви стало слышно, как захныкал и зачмокал у материнской груди какой-то младенец.
– Это ложь, – повторил ты. В твоем голосе была уверенность несправедливо осужденного. – Вы клевещете на меня и на мисс Финч.
– Посмотрите на ее лицо и скажите, правда это или нет, – встрял кто-то из судей.
Я слишком поздно отвернулась.
Ты сделал глубокий вдох, чтобы ответить на обвинения, но так и не начал говорить.
Да.
Одеяла.
Теперь ты знаешь.
– Скажу больше, – продолжал Руперт Джиллис, уже не стесняясь, – как нельзя лучше характеризует характер мисс Финч тот факт, что вчера во время перерыва на обед она сказала, что придет вечером ко мне домой.
Ты застыл.
– Если я ей заплачу.
Жителям Росвелла больше не осталось, чему удивляться. Все сидели и недоумевали, как это Господь позволил мне сидеть рядом с ними. Брови миссис Робинсон заползли куда-то за кромку волос.
Ты сидел, низко опустив голову, и смотрел в пол.
Шея Руперта Джиллиса была длинной, белой и мягкой как сыр.
Пожалуйста, посмотри на меня, Лукас.
– Это неправда! – голос Даррелла заглушил перешептывания. – Весь перерыв на обед она была со мной! Она и словом с Джиллисом не перемолвилась! Это он все время к ней приставал!
Я посмотрела ему в глаза. Спасибо, Даррелл. Но шумок, поднявшийся в церкви, свидетельствовал о том, что никто не поверил брату, который вступился за честь сестры.
Черт с ними, Лукас, посмотри мне в глаза, и ты увидишь правду.
То, что ты отводил глаза, обвиняло меня гораздо больше, чем все их взгляды. Моя вина стала для них очевидной с тех самых пор, как было произнесено мое имя, с тех пор, как был отрезан мой язык. Но ты же мне верил.
– Джудит Финч, – откуда-то издалека до меня донесся голос Брауна, – Вам есть что сказать?
