Роберт Мазелло - Зеркало Медузы
Спустившись по ступеням, Кэтрин оказалась в склепе. С каждой стороны на гранитных плитах находилось несколько гробов. Их латунные ручки потускнели от возраста, а некогда блестевшее от лака дерево теперь потемнело и покрылось слоем пыли. На двух полках, тянувшихся вдоль стен, стояло множество урн из порфира и фарфора. В них хранились кремированные останки почивших Ван Оуэнов. Воздух внутри был холодным, но не застоявшимся. Щель в потолке, которую проделала лоза, создавала естественную вентиляцию. В верхнем углу рядом с ней подрагивала паутина шириной не меньше ярда. Просочившаяся влага от дождей и таявшего снега образовала на мраморных плитах большое желто-зеленое пятно.
По спине Кэтрин побежали мурашки — не от холода, гробов и урн, а от вида паука, появившегося на тонких нитях паутины. Уловив необычные воздушные потоки в помещении, насекомое, вероятно, решило, что в его западню угодила какая-то жертва. В поисках долгожданной добычи паук сначала пробежал в одну сторону, затем в другую. И Кэтрин, пойманная в паутину времени, вдруг почувствовала необъяснимый страх.
Она торопливо подошла к стене, протерла перчаткой небольшой участок на полке и поместила туда урну с останками Рэндольфа. Несколько секунд она поглаживала ее рукой, будто бы благословляя прах покойного супруга. Но на самом деле Кэтрин просто ожидала каких-то эмоций, какого-то чувства завершения или, возможно, печали. А в ее душе царила пустота. Она слишком часто разыгрывала эту сцену, и та уже утратила новизну. Ее сердце было таким же мертвым, как обитатели склепа.
Вместо скорби о Рэндольфе Кэтрин, сама того не замечая, унеслась в своих мыслях в давно минувшие времена, когда действительно была живой и чуткой, когда она открыто и страстно принимала все, что предлагал ей окружающий мир. В ту пору художники умоляли ее стать их натурщицей и музой, а аристократы дарили ей подарки в надежде, что она ответит им любовью. Но, честно говоря, в те дни был лишь один мужчина, затронувший — нет, взявший в плен — ее сердце. Только один смог проникнуть в ее душу. Даже теперь она могла представить его грубые руки на своих бедрах и груди. Он поворачивал ее и так и эдак, придумывая позы для новых статуй и фигур. Разве могла она забыть, как густая борода Челлини царапала ее лицо и шею? А его вызывающий смех и дерзкую улыбку, когда он рассказывал о своих шутках и проказах над лордами и придворными дамами? Ей вспоминались ночи, которые они проводили на твердом матраце в его студии. Ей вспоминались дни, когда она ела из серебряной посуды богатых заказчиков и прогуливалась под руку с ним по Понте Веккьо.
Как часто она вспоминала ту судьбоносную ночь, когда из любопытства открыла железную шкатулку и навсегда изменила свою судьбу. Теперь ей оставалось надеяться только на это проклятое зеркало: на то, что, разбив его, она сможет развеять магические чары и освободиться от их пут. Если верить «Ключу», другого выхода из железной клетки бессмертия не было. Но пока все сказанное в рукописи о магической силе «Медузы» оказалось верным. Так стоило ли сомневаться в остальном? Когда зеркало будет разбито, ее жизнь возобновится вновь. Оттаяв от мороза вечности, она начнет двигаться дальше во времени — день за днем, как любая смертная женщина. И ее конец, в обусловленный срок, тоже будет естественным. Говоря словами великого Шекспира, это станет благоговейно желаемым завершением ее долгой истории. Словами великого Шекспира… Когда она знала его, все относились к нему с плохо скрытым презрением, как к неуемному писаке.
Почувствовав вкус соли на губах, Кэтрин вдруг заметила, что по ее щекам текут горячие слезы.
Она бежала из Флоренции, но, так как люди Кастро неотступно преследовали ее, ей пришлось покинуть европейский континент. Английский фрегат пустил их корабль ко дну, и тот затонул в двухстах милях от Шербурга. Три дня Катарина цеплялась за обломок бревна. Затем другое судно подобрало ее, и вскоре она, сменив фамилию, нашла кров среди эмигрантов из Англии. Еще через несколько лет до нее дошли вести о смерти Бенвенуто. Его похоронили в базилике делла Сантиссима Аннунциата. Она тогда гадала, как ему удалось избежать проклятия бессмертия и выпросить у бога прощение. Хотя она могла быть единственной жертвой той магии. Но неужели Челлини сделал волшебное зеркало и не опробовал его на себе? Это казалось непохожим на него. С другой стороны, ей следовало учесть упрямую натуру мастера. После тех новостей она впала в депрессию, чувствуя себя безвозвратно потерянной и одинокой. Но она привыкла к этому с годами. Она стала одинокой странницей, и холодный бесконечный поток времени уносил ее все дальше.
Паутина снова завибрировала. Она увидела, как черный паук опять заметался по нитям. Хриплые рыдания рвались из ее горла, и ей пришлось присесть на каменную скамью, установленную рядом с гробами. Она вытащила из кармана надушенный платок и вытерла им слезы. Когда Сирил открыл дверь, в лицо Кэтрин пахнуло сквозняком.
— Вы в порядке? — спросил водитель.
Она молча кивнула головой. Наверное, ее помощник подумал, что она выпускала наружу эмоции, скопившиеся после смерти супруга. Ну, что же? Пусть так и думает.
— Машина у ограды, — добавил Сирил.
На этот раз она ответила:
— Я выйду через минуту.
Дверь снова заскрипела. Немного успокоившись, Кэтрин случайно взглянула на паука, ожидавшего своего часа в углу паутины. Одного его вида было достаточно, чтобы вновь заставить ее почувствовать холодный озноб. Она вскочила на ноги и, закрывая за собой массивную дверь, поклялась, что никогда больше не вернется в этот мрачный склеп.
Глава 16
Лавка мясника — вот на что, по мнению Эшера, походила сейчас лаборатория. Интересно, хватит ли у Шиллингера денег, чтобы оплатить такую работу?
Янтцен в хирургической повязке и в заляпанном кровью переднике только что бросил в кислотную ванну последнюю отрезанную ногу. Полное уничтожение трех трупов — начиная от волос на голове и кончая ногтями на ногах — было нелегким делом, и они потратили на это почти два дня. Поначалу Юлиус хотел утопить тела в Арно или спрятать их где-нибудь в сельской местности. Но Эшер по опыту знал, что трупы имели обыкновение обнаруживаться. Реки углубляли драгами, поля вспахивали плугами, и даже асфальтированные парковки иногда раскапывали для новых строительных объектов. Поэтому, пока они смывали кровь в коридоре, Эрнст терпеливо объяснил Янтцену, что им нужно избавиться от улик, не выходя из дома. Здесь и сейчас! И разве можно было найти для этого лучшее место, чем секретная лаборатория Юлиуса?
Эшер прошелся по магазинам и купил топор, пилу, стальной молоток, галлонные канистры с химическими реактивами и все, что требовалось для расчленения, разложения и ликвидации человеческих останков. На обратном пути он запасся несколькими банками «Левенбрау» — хорошим немецким пивом. Ему уже надоело пить итальянские помои. А он не сомневался, что предстоящая работа вызовет у него большую жажду.
Хотя Янтцен был доктором, Эшер вскоре обнаружил, что его напарник имел слабый желудок для подобных грязных дел. Эрнсту пришлось самому поднимать трех турок на лабораторный стол и попеременно орудовать то пилой, то топором. Каждое тело аккуратно делилось на шесть частей: руки, ноги, голова и торс. Далее шла тонкая работа. Например, при дроблении челюстей приходилось выдергивать каждый зуб и подвергать его размельчению. Пока Эшер работал над разделкой трупов, Янтцен занимался кислотным растворением, кремацией и смывом останков. Иногда он прерывал свои действия и стремительно бежал к хирургической раковине.
— Милостивый боже! — возмутился Эшер. — Как же ты получил медицинский диплом?
— Я не расчленял трупы!
— Почему ты так нервничаешь? Их убил не ты, а я. Неужели тебе хотелось, чтобы они прикончили нас?
— Ахмет не стал бы убивать ни меня, ни тебя. Он просто был под кайфом и искал себе дозу.
— Ах, вот как ты теперь заговорил!
— Ну, а что, по-твоему, еще могло случиться?
— Я думаю, он пришел сюда разобраться со мной, — ответил Эшер, разбивая молотком лежавший на столе череп. — Но потом паренек решил немного развлечься.
Смягченный кислотой череп разлетелся на куски, как тыква.
— Я всегда говорил: не посылайте наркомана выполнять серьезную работу!
Пару раз в сутки Эшер выходил перекусить. Юлиус оказался прав: испанский ресторан на соседнем углу оказался действительно хорошим. Янтцен боялся выходить из дома. Эрнст приносил ему еду. Он не планировал ночевать в этой убогой и грязной квартире, но работы было так много, что мысль об отеле отпала сама собой. Он просто занял единственную постель, и Юлиусу пришлось уступить.
За Дэвида Франко можно было не беспокоиться. Эрнст знал, что парень будет безвылазно торчать в библиотеке «Лоренциана». Когда он в первый раз пришел туда, Эшер звякнул Шиллингеру — его босс имел связи по всей Европе. Через несколько минут ему перезвонил директор библиотеки. Он представился как доктор Валетта и обещал держать его в курсе всех действий Дэвида Франко. Пока, насколько мог судить Эшер, никто не пронюхал об их инциденте с турками. И он не имел желания рассказывать об этом кому бы то ни было. Вот если бы и Янтцен умел держать свой рот на замке…
