Монс Каллентофт - Летний ангел
— Мы все хотим войны, — сказал Янне. — Зла не существует. Это выдуманное слово, нелепая попытка подобрать название насилию, которое неизбежно проявится. Ты, Малин, вы, полицейские, всего лишь собаки-ищейки, нюхаете и писаете вокруг, пытаясь противостоять очевидным вещам.
Магма льется по ногам людей, попивающих пиво на площади в этом маленьком городе, в этом крошечном уголке мира.
Я стою здесь.
Я должна обнять насилие, полюбить его, как люблю то, что мне дорого. Зло не имеет звука и запаха, его нельзя потрогать, и вместе с тем оно во всех запахах, звуках и впечатлениях о мире, с которыми соприкасается человек.
Девушка, закопанная в землю.
Парень, которого запинали до смерти после вечеринки.
Студентка, которую разорвало на тысячу кусков взрывом в автобусе.
Бомба, зарытая в песке среди пляжного рая.
Я отказываюсь, отказываюсь, отказываюсь верить тебе, Янне.
Но ты видел войну.
Выпить пива на площади?
Нет.
Ваше единение не для меня.
Не сегодня.
«Я как Бэтмен, — думает Малин. — Человек с собственными проблемами, который пытается защищать других».
Она идет дальше по улице Хамнгатан в сторону ресторана «Гамлет». В воздухе ощущается едва уловимый дым лесных пожаров. Заведение открыто; она садится у стойки бара, чувствуя себя вполне уютно среди темных деревянных панелей, которым не один десяток лет.
Из посетителей здесь только она да несколько тихих алкоголиков за столиком в углу — пиво здесь дешевое.
— Привет, инспектор! — кричат они ей.
Она кивает им, и в это же время на стойку перед ней приземляется пиво.
— Двойную текилу, — говорит она бармену.
— Будет сделано, Малин, — отвечает он и улыбается. — Подходящий сегодня вечер?
— Ты себе даже не представляешь, до чего подходящий, — отвечает она.
Даниэль Хёгфельдт отключил телефон, закончил статью об убийстве в завтрашний номер, потом зашел в помещение для совещаний в редакции и тяжело плюхнулся на неудобный стул.
Хочется побыть в одиночестве.
Тело просит тишины.
Он думает о Малин.
«Где ты сейчас? Мы — две мятущиеся души, кружащие друг возле друга в этом городе. Иногда мы встречаемся и играем все в ту же игру».
Одно время он принимал эту игру за любовь, но это уже прошло. Он знает или думает, что знает, чего ему нужно от Малин Форс и чего ей нужно от него. Канал для выброса сексуальной энергии, и именно потому они так подходят друг другу в постели: оба хотят одного и того же и знают, что чем жестче будет игра, тем лучше.
Но иногда…
Когда она засыпала рядом с ним, а он лежал и смотрел на нее, его посещали сомнения.
А вдруг она — то, чего он ждал?
Его женщина.
Нет, нельзя создавать почву для разочарований. Он мало что о ней знает, но у нее в квартире несколько фотографий ее бывшего мужа Янне. Похоже, она привязана к нему. И к своей дочери.
Форс, где ты сейчас?
Даниэль встает и начинает бродить взад-вперед по комнате, словно стремясь приглушить чувство, что время тянется слишком медленно.
В ее снах пылает огонь.
Такое иногда случается, если она выпьет. Холодные языки огня лижут ее ноги, пытаясь утащить с собой в темноту, и шепчут: «Мы уничтожим тебя, Малин, уничтожим тебя, даже если ты выслушаешь то, что мы хотим высказать».
Чего вы хотите? Что вы хотите сказать?
«Ничего, Малин, ничего. Мы просто хотим уничтожить тебя». Во сне ее опутывают змеи, окружают причудливые звери с копытами, а проснувшись, она отчетливо помнит сны, их накатывающие образы, которые невозможно привести в порядок.
В ее сне есть мальчик.
Малин не знает, кто это, но прогоняет его, словно сознание повинуется ей и во сне. Это самый черный из ее снов, похожий на тот, который является Янне, когда тому снятся дети из Руанды — дети с отрубленными руками, которых он кормил с ложечки в больнице лагеря для беженцев. Их глаза, глаза детей шести, семи, восьми лет, полные осознания того, как дальше сложится их жизнь и какой она могла бы стать.
И снова голос языков пламени:
«Ты думаешь, что можешь уничтожить нас? Высокомерие, тщеславие, жадность — всего с избытком, Малин».
И тут она просыпается и кричит языкам пламени: «Заткнитесь!» Она по-прежнему пьяна, ощущает, как пиво и текила отплясывают в теле, помнит, как она, шатаясь, шла через площадь к церкви Святого Лаврентия и пыталась прочесть надпись на воротах, и слова расплывались у нее перед глазами, но она все же знала, что там написано: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное».
А потом?
Бессонная ночь: она думала о Туве, тосковала по Туве, вспоминала хорошо знакомое тело Янне, изначальную любовь и в конце концов оказалась возбуждена до предела, к тому времени как дошла в мыслях до Даниэля Хёгфельдта.
Похоть.
Та похоть, которую вызывает алкоголь, — и она принялась ласкать сама себя и беззвучно кончила, стряхнув с себя простыни, укрывавшие ее тело.
Ну теперь-то я засну?
Но сон не приходил. Оргазм как будто задержался в теле, заставил сознание нестись вскачь. Она накрылась одеялом с головой и в слабом свете утра, пробивающемся сквозь жалюзи, изображала мертвую, воображала себя Тересой Эккевед, пыталась прочувствовать ее страх и отчаяние, воссоздать, что же произошло, что на этот раз вызвало извержение вулкана.
Ее тело оставалось живым.
Кровь в жилах казалась магмой.
Ей хотелось еще выпить.
И тут она снова вспомнила Марию Мюрвалль в палате больницы Вадстены.
О том зле, которое загнало ее туда.
Это зло — то же самое?
Мозг словно замаринован.
Фрагменты этого странного дела кружатся в голове.
Вибратор? Синий?
Лесбиянка? Лолло Свенссон. Сексуальный маньяк? Мужчина, утративший свое мужское достоинство? Футбольная команда?
Предрассудки, стереотипы.
Петер Шёльд. Натали Фальк. Тот, кто сообщил в полицию о Юсефин Давидссон?
Тишина. Предчувствия, предрассудки.
Но за что еще мы можем зацепиться? И как обстоят дела с Бехзадом Карами и Али Шакбари из Берги? Эти чертовы семейные алиби. Кто-то из этих парней мог перейти границу и обнаружить, что ему там нравится. Владелица киоска с мороженым?
Тысяча возможностей — словно туча пыли, выпущенная в воздух. И ее предстоит собрать в маленький черный драгоценный камень.
Этого требует город, газеты, потерпевшие и их родственники. И я сама.
Но существует ли единственный верный ответ?
С этой мыслью ее сознание растворилось в сне, и она проспала без сновидений ровно час, а затем проснулась, и начался новый день в расследовании судьбы несчастных девушек из Линчёпинга.
29
Последние остатки вчерашнего алкоголя покидают организм, когда Малин рассекает воду бассейна Тиннербекен.
Прохлада.
Вода могла бы быть похолоднее, но, наверное, слишком дорого поддерживать нужную температуру в такое жаркое лето. Сегодняшняя цель — проплыть два раза туда и обратно. Малин чувствует, как все тело возражает против напряжения, просит отдыха, но вместе с тем наслаждается относительной прохладой.
Здесь куда лучше, чем в душном тренажерном зале полицейского управления.
Тело просыпается.
Можно сойти с ума, если в такое лето негде купаться. Несколько человек из обслуживающего персонала с длинными шестами в руках вылавливают из чаши бассейна преждевременно опавшие листья. Малин смотрит на них, вытираясь ветхим розовым полотенцем.
Перед выходом из дома она быстро пробежала глазами «Корреспондентен». Убийство Тересы Эккевед занимает три разворота: высказывания Карима Акбара, фотографии места, где обнаружили тело, дом ее родителей, но никаких интервью последних. Изображения Тересы: тело в полиэтилене, фотография из паспорта и любительские снимки. В составлении репортажа Даниэлю Хёгфельдту наверняка помог хитрый лис Харри Лавен.
Заголовок на первой странице газеты: «Летняя смерть». Подзаголовок: «Зло свирепствует в Линчёпинге».
Малин уверена, что Даниэль сам придумал заголовки. Наверное, вчера работал как зверь, не отвечал на ее звонки, понимая, что она не хочет говорить о расследовании, ей нужно что-то другое.
Хрен.
Как твердо звучит это слово — даже когда произносишь его мысленно.
Малин собирает вещи и направляется в раздевалку, ощущая ясный, почти пугающе отчетливый запах хлорки, ассоциирующийся с самой чистой чистотой.
Но ты прав, Даниэль. Она пришла в город — летняя смерть.
Репортеры из всех мало-мальски значимых редакций страны слетелись в Линчёпинг. Они толпятся перед полицейским управлением — журналисты с блокнотами и магнитофонами в руках, фотографы со своими всевидящими объективами, машины шведского телевидения и четвертого канала. Летняя смерть — мечта для тех, кому надо чем-то заполнить газетные полосы.
