Ян Валентин - Звезда Стриндберга
– Не особенно вежливо…
Отталкиваясь от ее плеча, он не был уверен, произнесла ли Эва эти слова, или он просто-напросто подслушал собственную мысль…
Как бы то ни было, усилия принесли плоды – ему удалось протащить грудную клетку через оконный проем. Выбирая остатки стекла из рамы, он явно снебрежничал – острый осколок процарапал по животу. Дон огляделся.
По левую руку маячил деревянный фасад виллы. Направо – густые заросли какого-то садового кустарника. Он начал вывинчиваться из узкого окна и, наконец, оказался на корточках на влажной земле… Сел, обессиленно прислонился спиной к стене и отряхнул руки.
– Ну и как там? – услышал он шепот из погреба и сунул голову в окно.
Эва обеспокоенно и укоризненно смотрела на него снизу вверх. Она так и стояла со скрещенными на груди руками.
– Я была уверена, что ты не всерьез, – прошипела она.
Было заметно, что она старается шипеть как можно тише.
– Но твоя помощь была неоценима… – похвалил ее Дон.
Эва кивнула и огляделась.
– Так ты остаешься?
– Я…
Он протянула ей руку.
Эва наконец сменила наполеоновскую позу и сделала неуверенный шаг к окну. Дон взял ее за запястье, и она неожиданно легко поднялась на нижнюю полку. Теперь он смог ухватить ее за обе руки и, упершись в подоконник, начал поднимать наверх. Ему показалось, что он поднимает ребенка, – настолько невесомым было ее тело.
Он уже почти вытащил Эву наружу, как вдруг она сдавленно вскрикнула и начала дергать ногой, будто зацепилась за что-то. Наконец ей удалось выскользнуть из окна.
Она провела по ноге ладонью и протянула руку Дону. В темноте не видно, что там. Он потрогал руку – рука была в крови.
– Я порезалась, – сказала Эва, тяжело дыша. – Ты там пооставлял осколков… халтурщик.
Дон не нашелся, что ответить. Вместо возражений он взял одно из прихваченных полотенец и прижал к ране. Действительно, сразу под коленкой был глубокий, примерно дециметровый порез. Эва сильно сжала его руку – видимо, от боли.
Дон продолжал прижимать полотенце к ране, когда вдруг услышал звук шагов.
– Кто-то идет, – шепнул он.
Эва плотно сжала губы, пытаясь удержать шумное дыхание.
Пригибаясь, Дон подкрался к кустарнику и отодвинул ветку.
На террасе в свете фонарей стоял редковолосый сэповец. Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой и затянулся. Отсюда хорошо был виден разгорающийся уголек сигареты.
Сэповец стоял всего в десяти – пятнадцати метрах от кустов. Дон чувствовал едкий запах табака. Чуть поодаль, на площадке для разворота, стоял серебристый универсал, на котором их сюда привезли.
Сэповец докурил сигарету, вытряс из пачки еще одну и сунул в рот.
Дон начал лихорадочно копаться в сумке, соображая, что бы он мог использовать, как оружие. Эва за спиной осторожно, почти беззвучно поменяла положение, но этого хватило. Сэповец выбросил сигарету и насторожился, глядя в их сторону.
Дон был совершенно уверен, что они обнаружены. О, дьявол…
Но нет, кажется, обошлось. У него еще было время.
Дон мысленно похлопал себя по плечу с одобрением – он настолько хорошо знал содержимое своей сумки, что через несколько секунд пластиковая упаковка с одноразовым шприцем была у него в руке. Он начал беззвучно пятиться назад… должно быть, не совсем беззвучно, потому что редковолосый услышал.
Его схватили за правую руку и поволокли к террасе, ближе к свету. Дон отчаянно отбивался, колотя башмаками по ногам редковолосого. В какую-то секунду хватка ослабела. Дону удалось зубами сорвать предохранительный колпачок со шприца, и он с размаху всадил его в шею сэповца.
Всадил достаточно глубоко, никаких сомнений – редковолосый взвизгнул и остановился. Но что-то было не так. Сэповец стоял на ногах как вкопанный и удерживал Дона так же крепко, как и за минуту до этого.
Вначале Дон не понял, в чем дело, но вдруг, к своему ужасу, заметил, что поршень шприца стоит в исходном положении – он не успел его надавить. Редковолосый уже потянулся, чтобы вырвать шприц из шеи, но тут за его спиной возник призрак в пиджаке в елочку, и тонкая белая рука уверенно надавила на поршень шприца с шестью миллилитрами лептанала [40].
Редковолосый обмяк и рухнул на траву.
Эва Странд опустилась на корточки рядом с неподвижным телом, зажимая рукой кровоточащую рану на ноге.
Чертыхаясь, Дон обыскал карманы редковолосого. Вот они – ключи от машины. Он завел руку Эвы за шею, поднял с земли и почти поволок к машине.
Он нажал кнопку дистанционного ключа. Машина дважды мигнула. За несколько метров до цели у Эвы подогнулись ноги, и ему пришлось буквально внести ее на пассажирское сиденье.
Задыхаясь, он обежал вокруг машины и втиснулся на водительское место. Где же он, черт бы его побрал… Ему пришлось на секунду включить свет в салоне, чтобы найти замок зажигания. Наконец мощный мотор заурчал – теперь на него вся надежда.
Дон отпустил сцепление – машина дернулась, но не сдвинулась с места. Ах да, ручной тормоз… Он надавил педаль газа на совесть – автомобиль взвизгнул шинами и рванул с места так, что они чуть не врезались в вековой дуб.
Машина выехала на дорогу.
Эва начала стонать – тряска, очевидно, причиняла ей боль. Дон остановился, покопался в сумочке и выудил четыре фиолетовые таблетки. Только когда она их проглотила, он осознал, что дозировка была более чем сомнительной.
Он ободряюще похлопал ее по бедру. Нейлоновый чулок был совершенно черным, в туфле полно крови. Дон перегнулся через сиденье, обернул ей ногу последним полотенцем и завязал как можно туже. Эва откинула голову на подголовник. Сзади приближался грузовик. Он включил скорость.
Страндвеген, Хамнгатан, Центральный терминал. Там избавиться от машины – и голубая линия метро. На север.
21. Крест
Лена вышла на площадь с замурованным колодцем, и ее ослепило яркое утреннее солнце.
Никаких следов ночных кошмаров на лице уже не было. Она особенно тщательно подгримировала круги под глазами и даже немного нарумянила щеки. Это было рискованно, потому что Фатер до сих пор отказывался признать, что она уже взрослая. Чтобы его не провоцировать, она надела мешковатый тренировочный костюм и кроссовки.
Крест лежал в рюкзачке, холодный, как сосулька. Идти в банк ей не хотелось, но тело требовало свое – шаг стал привычно легким и пружинистым.
Она пробежала по знакомой булыжной мостовой и у постоялого двора Оттенхоф свернула в старинный переулок к ратушной площади Вевельсбурга.
Последние сто метров сбавила темп и пошла шагом, то и дело поглядывая на силуэт замка.
Ребенком она воспринимала этот дом как знак судьбы, подумать только – собственный замок, как у принцессы, такое бывает только в сказках. Забудь про сказки. Собственный замок – горькое напоминание о собственных потерях.
У остекленного входа она остановилась и машинально закинула руку за спину – убедиться, что рюкзак с крестом никуда не исчез. Глубоко вдохнула и вошла в гигантский мраморный зал. Охранники знали ее с детства и тем не менее, холодно поздоровавшись, подвинули ей прибор для дактилоскопической идентификации.
Елена приложила палец, и двери из бронестекла с тихим жужжанием раздвинулись. Она начала подниматься по лестнице. Сложная начинка кроссовок хлюпала на каждом шагу. Она встряхнула головой, чтобы отогнать ненужные мысли.
Наконец лестница кончилась, и она пошла по выстеленному красным ковром коридору направо, к лифту. Лифт поднял ее в приемную дирекции.
Там сидел молодой секретарь с совершенно белыми волосами и сиреневыми веснушками. Ее ждут, равнодушно сообщил он.
Елена обвела взглядом длинный ряд старинных портретов на стенах в позолоченных рамах. Все они были написаны маслом на одинаковом матовом черно-зеленом фоне, хотя художники, насколько ей были известно, разные. Целые поколения строгих, значительных стариков неодобрительно уставились на нее. Она взялась за ручку. Дверь открылась совершенно беззвучно.
Обшитые дубом стены, натертый до льдистого блеска паркет, у стен – бесчисленные ряды сейфов. В сейфах – покрытые пылью свинцовые контейнеры с ампулами.
Елена остановилась, не доходя до большого письменного стола у панорамного окна.
Хотя Фатер сидел к ней спиной, она знала, что он прислушивается к каждому ее движению.
Взгляд его, как всегда, устремлен на крепость. Над непропорционально огромной северной башней плыло большое грозовое облако. Погода менялась, скорее всего, будет дождь.
Его узкое тело возвышалось над спинкой электрического кресла-каталки. Это выглядело противоестественно, словно бы взрослого человека посадили на детский стульчик.
