Тим Уивер - Обгоняя смерть
Позади него раскрылась двухстворчатая дверь в другую комнату. Там стоял полумрак, но в тусклом свете флуоресцентной лампы все было видно.
— Нет, — сказал человек. — Нет, пожалуйста.
— Вот, — указал рукой Легион, — мой вклад в это место. Ворота в твою новую жизнь.
Человек слышал, как колотится сердце, не в силах сглотнуть. Одежда взмокла от пота. По подбородку текла слюна. Он взглянул на Легиона, потом в комнату, куда его собирались вести. На устройство, стоявшее посередине.
И закашлялся.
Горло извергло содержимое желудка. Он наклонился, и рвота растеклась по полу, заполняя трещины в бетоне словно лишай. Он тяжело дышал, с трудом втягивая воздух. Страх и сокрушающее сознание того, что ему уготовано, парализовали все органы. Кровь стыла в жилах.
Наконец он собрался с силами и поднял взгляд.
Легион исчез.
Он огляделся. Вокруг было тихо — никаких признаков этого дьявола. Он сглотнул. Глаза начали заполняться слезами.
— Знаешь, кем был Люцифер?
Чей-то голос, прямо возле уха, отвратительный, режущий, словно битое стекло.
Он всхлипнул.
Пауза.
— Ты плачешь?
Он попытался сдержать слезы. Но, взглянув на устройство в другой комнате, массивное, ужасающее сооружение в темноте, представил, как его волокут к нему по полу. Попытался снова попросить пощады, но язык не повиновался. И почувствовал, как что-то течет от паха по внутренней стороне ноги.
— Надо же, — насмешливо произнес Легион. — Кто-то напрудил.
Уголком глаза он увидел его в темноте, стоявшего примерно в шести футах. Маска снова была на лице, глаза помигивали в глазных отверстиях, язык двигался в прорези для рта.
— В Книге Иезекииля, — неторопливо заговорил Легион сильным голосом, — говорится: «Ты был помазан херувимом, чтоб осенять, и Я поставил тебя на то». Это речь о Люцифере. О происхождении Сатаны. «Ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершенен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония». — Легион выдержал паузу. — Знаешь, что это означает?
Он покачал головой.
— Это означает, что Люцифер имел все, что только мог пожелать. Бог благосклонно слушал его. Но даже этого ему оказалось мало. Поэтому Бог низвергнул его с небес.
Дьявол посмотрел в комнату со страшным устройством.
— Думаешь, Бог, низвергнувший одного из своих ангелов, слышит тебя, когда ты просишь? Думаешь? Он не воспринимает твоих слов. Никаких. Бог хочет, чтобы ты боялся его, таракан. И хочет, чтобы ты боялся меня. — Легион наклонился к нему. — Потому что я настоящий Люцифер. Правая рука Бога. Я его посланник.
— Пожалуйста, — всхлипнул он.
Легион отошел, пальцы его извивались, как черви на крючке.
— И его гнев идет через меня.
Все его тело покрылось мурашками, когда он уставился на этого дьявола. Он пытался встретиться с ним взглядом. Заглянуть под маску, найти то доброе, что осталось у Легиона. Но когда тот подошел к нему, окутанный тьмой словно плащом, он понял нечто ужасающее: в нем не было ничего доброго.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
34
Лохланарк — небольшой город на полпути между Обаном и Лохгилпхедом. Он смотрит через острова Скарба, Луинг и Шуна на залив Ферт-оф-Лорн и туманную, серую Атлантику за ним. Путь туда из Лондона занял у меня семь часов, и останавливался я лишь дважды: для заправки и для звонка на заправочную станцию, дабы убедиться, что я не сбился с дороги. Мне сказали, что Олд-Тэй — маленькая деревушка примерно в семи милях к северу, на морском берегу.
Приехав туда, я обнаружил пять коттеджей и пологий луг, спускающийся к океану. По другую сторону был лес. За ним вздымались черно-зеленые вершины Беинн-Даб, кое-где покрытые снегом.
В конце деревушки был вход на ферму.
Я остановил машину в замерзшем поле, ярдах в ста от входа. Солнце поднялось над вершинами позади меня около восьми, и час спустя никто там не появился. Место было безлюдным и таким безжизненным, словно туда упала бомба.
Ферму окружала ограда из проволочной сетки, главные ворота были заперты. Над ними установлена видеокамера. Рядом с ней находилась кнопочная панель. Я разглядел в бинокль два главных здания. Одно, поменьше, стояло близко к дороге, ярдах в двадцати от входа. Тропинка с замерзшими отпечатками ног в грязи вела вниз по склону и огибала здание. Перед ним имелась еще одна видеокамера, обращенная к воротам.
Второе здание, жилой дом, было достаточно большим, чтобы вместить по меньшей мере пять спален, и находилось гораздо дальше по неровной гравийной дороге. Окна его были затемнены. Стены облезли. Если бы не аккуратные кучи снега по обеим сторонам парадной двери, могло бы показаться, что там никто никогда не жил. На крыше была установлена третья видеокамера, обращенная к входу.
Тропинку ко второму зданию загромождали мерзлые кипы сена и ржавеющие части машин. За жилым домом море билось о песок, покрытый коркой льда. Устремляясь к берегу, волны несли ко мне запах фермы на крыльях холодного ветра.
Я достал из бардачка кусачки — пролезу через изгородь в дальнем конце фермы, куда не смотрят видеокамеры, и направлюсь в первое, маленькое здание.
Там обдумаю следующий ход.
Я осмотрел кусачки и снова заглянул в бардачок, где лежала коробка патронов двадцать второго калибра.
И пистолет.
Это была «Беретта-92» с полной обоймой. Той же серии, что пневматическая, которую некогда заказал по почте отец. Однажды в зоне боевых действий в Южной Африке я нашел такую же и вынул из нее патрон, который всегда держал при себе.
Я расстегнул черную куртку и достал его из внутреннего кармана. Покатал в ладонях. Вспомнил день в том городке: орудийный огонь; страх; плавящийся под солнцем гудрон под ногами. Потом вспомнил, как отец наблюдал за мной, когда мы шли в лес. В детстве я стрелял, чтобы угодить ему. Без азарта, без удовольствия, без намерения палить за пределами леса, где мы охотились. Теперь я держал в руках настоящий пистолет.
Я стрелял из настоящего пистолета два дня назад и отнял жизнь. И до сих пор не испытывал никаких чувств в связи с Заком. И с Джейсоном, лежавшим с вытекающими из головы мозгами, забрызгавшим своей кровью мою одежду. Осознание, может быть, волнение, но ничего больше. Вот почему я не мог позвонить в полицию. Вот почему должен был делать это сам.
Я уже убил дважды.
И мне предстояло убивать снова.
35
Маленькое здание походило на коттедж старого стиля: светло-красные подоконники и рамы; корзинки с мертвыми цветами; табличка с надписью «ВИФАНИЯ» у двери. Я прорезал отверстие в изгороди и подошел, укрываясь за пустыми сараями. Сзади была вторая дверь, старая, ноздреватая. Я сунул пистолет за пояс и толкнул ее. Дверь содрогнулась и медленно, со скрипом открылась.
За ней находилась кухня: кранов над раковиной нет, несколько снятых стенных шкафов; посередине изрубленный стол. Из кухни можно было пройти в кладовую и в гостиную без мебели, а оттуда на лестницу.
Я поднялся по ней.
На лестничную площадку выходило три двери. Первая, с вырезанной буквой А, вела в спальню, посередине которой от пола до потолка шла прямоугольная печная труба, отстоящая от стены примерно на три фута. На окнах вместо штор висели простыни. Когда я вошел, они заколыхались от ветра. Кроватей не было. Шкафов тоже. По одной из стен от дыр в потолке тянулись водяные потеки.
Я заглянул в другую спальню, с буквой «Б» на двери. Она была просторнее, из крошащихся каменных стен торчали толстые железные кольца на расстоянии трех-четырех футов друг от друга. С них свисали наручники. В комнате длиной около сорока футов отвратительно пахло. Деревянные половицы были грязными, поцарапанными. Все четыре окна завешены простынями. Я повернулся и взглянул на ближайшее кольцо. Над ним кто-то нацарапал призыв: «Помогите». Я наклонился поближе. В углублениях букв остались кусочки ногтей.
Я направился к третьей двери.
Ванная.
Там имелись почти все принадлежности, раковина, унитаз и ванна, грязная, полная волос и битого кафеля. Но раковина была чистой, ею недавно пользовались — возле сливного отверстия виднелись капельки воды. Я взглянул в зеркало над раковиной. Синяки на лице стали желто-зелеными. Но глаз был по-прежнему налит кровью. Я подался к зеркалу, чтобы рассмотреть себя получше.
И тут кое-что заметил.
Филенка ванны была плохо прилажена. Я опустился на колени и надавил на нее. Она щелкнула, закачалась и вновь обрела свою форму. Я надавил снова. На сей раз уголки филенки выскочили из прорезей рамы. Они были слегка зазубрены по краям, словно их обрезали пилой. Я просунул в щель пальцы и потянул.
Под ванной были сложены сотни стеклянных пузырьков. Они занимали там все пространство, темно-коричневые, матовые, с одинаковыми этикетками. Вверху черными буквами было напечатано: «Кетамин». Ниже шла надпись: «Осторожно: использовать только в ветеринарных целях».
