Эндрю Пайпер - Проклятые
Вчерашняя мамаша из дома напротив стояла слегка поодаль от всех. Ее детей с ней не было, так что она явно не знала, куда деть свои руки, и поминутно терла лицо. Когда я приблизился к ней, она посмотрела на меня, не узнавая.
– Знаете, что здесь произошло? – спросил я.
– Передозировка… готова поспорить.
– Да ну?
– Ни один организм столько не выдержит.
– Полагаю, у нее имелась какая-то причина.
– У всех свои причины. – Женщина снова потерла лицо и посмотрела на меня. – А вы репортер или что-то в этом роде?
– Просто друг Вайноны.
– Друг. – Она покачала головой. – Не знала, что у нее были друзья.
– И тем не менее. Я вырос в том доме, в котором сейчас живете вы.
Женщина медленно отступила от меня на пару шагов.
– Так вы брат…
– Дэнни Орчард, – представился я, предположив, что она прочитала мою книгу, но, похоже, ошибся. Потом я понял, что мое имя ей ни о чем не говорит, а знает она меня из-за того, что видела в своем доме. Из-за девушки…
– Вы совсем не похожи на нее, – сказала она.
– Мы близнецы.
– Вы… любите ее?
– Нет. Совсем нет.
Женщина мотнула головой, словно отмахиваясь от чего-то.
– Она ведь умерла, да?
– Да…
Тут же стало ясно, что мой ответ не принес ей облегчения. Стремительно повернувшись кругом, она быстро направилась к своему дому с привидениями.
Я никогда не напивался днем.
Если вы растете с такой матерью, как моя, которая, едва включив телепередачу «С добрым утром, Америка!», начинает освежаться белым вином с содовой и одновременно гладит отцовские рубашки, то вы буквально обречены либо стать беспробудным пьяницей, либо вообще не прикасаться к спиртному. Ну, или почти не прикасаться. Вот я принадлежу ко второй категории.
Однако сейчас, вернувшись без четверти двенадцать на Мейн-стрит, я почувствовал непреодолимое желание выпить.
Бар в гостинице был переполнен, как это всегда бывает во время ленча, однако у стойки еще имелись свободные места, и я, взгромоздившись на один из табуретов, заказал двойную порцию виски, а потом стал рассматривать меню за спиной у бармена. Прошла буквально секунда, я успел сделать только один большой глоток обжигающей жидкости и вдруг понял, что со мной пытаются заговорить. По крайней мере, два человека.
– Дэнни!
– Дэнни Орчард!!
– Это ты?!
– Да вон же он!!!
Я резко обернулся и увидел двух мужчин моих лет, махавших мне из-за круглого столика в центре зала. Оба были одеты в одинаковые серые летние костюмы, имели одинаковые короткие стрижки, перед ними стояли одинаковые тарелки с неочищенными креветками. Двойняшки Уиггз.
Уиггзы были абсолютно одинаковы, и это была единственная пара близнецов, которую я помнил из детства. Они были похожи так, как может быть похоже на вас ваше отражение в зеркале: одинаковая одежда, которую они надевали в один и тот же день, членство в одних шахматных клубах, одна прическа, похожее выражение превосходства во взгляде маленьких глазок. На групповых фото, начиная с детского садика и до десятилетнего возраста, близнецы фотографировались в аккуратненьких матросских костюмчиках и совершенно не обращали внимания на их нелепый вид. И так – год за годом. Очень часто они вместе отпрашивались с уроков, возможно, чтобы посидеть бок о бок на очке в сортире и, сделав обратный отсчет, одновременно опорожниться одинаковыми завтраками. Говорили, что существовал единственный способ их различать – по эрекции: у одного конец слегка изгибался на манер банана, а у другого был прямым, как линейка. Хотя как удалось сделать это наблюдение и кто проверил его точность, я так никогда и не узнал.
– Джон? Руди?
Братья радостно заухмылялись, как будто я успешно их распознал, хотя мне это удалось сделать не лучше, чем в далекие времена учебы в колледже.
– Джон, – представился правый, тряся мою руку.
– Дайте попробую догадаться, кто из вас Руди, – сказал я, указав на того, кто был слева.
– Близнецы всегда узнают близнецов, – ухмыльнулся тот.
А Джон отодвинул стул, и я плюхнулся на него.
Я собирался в начале разговора поделиться с ними новостью о Вайноне Квинлен, но что-то во мне, похоже, воспротивилось этому желанию. И я просто спросил:
– Вы работаете в городе, парни?
– У нас совместная практика, – сообщил Джон.
– Мы стоматологи, специалисты по ортодонтии, – уточнил Руди.
– Отдача просто феноменальная, – добавил Джон.
Руди улыбнулся и сверкнул своими белоснежными зубами.
– Нет ничего лучше семейного бизнеса.
– Значит, вы остались, – кивнул я. – А уехать не хотели?
– Откуда? – в унисон изумились они.
– Ладно, ребята… Я все время забываю, что не все росли в такой гребаной обстановке, как я.
– Так ни у кого и сестры такой не было, как у тебя. – Руди бросил взгляд на мой стакан с виски.
Я уже начал подумывать, как бы повежливее исчезнуть, – сидеть с Уиггзами, смотреть на близнецов – это было последнее, чего бы мне хотелось. Но тут Джон сделал глубокий вдох и, несмотря на всю свою сдержанность, вдруг решил сообщить мне кое-что.
– Знаешь, я однажды пригласил ее на свидание. – Он досадливо отмахнулся от Руди, заметив у того на лице выражение типа «ты точно хочешь об этом говорить?». – Наверное, половина парней из нашего класса приглашали ее. Нет, серьезно, ну как можно ее не пригласить? Но я-то думал, раз у нее брат-близнец и мы с Руди двойняшки, то, может, я смогу с ней сойтись лучше, чем остальные. Лучше пойму, что ли.
– Но она была… как бы это сказать… – вдруг вступил Руди, тщательно подыскивая нужное слово, – стервозная. Да! Она была стервой!
– Она посмеялась надо мной. Рассмеялась прямо мне в лицо, представляешь? – Джон ткнул пальцами в свой нос, а потом, морщась, потер щеки, словно стирая плевок. – А потом решила передумать. Знаешь, что она предложила? «Давай устроим двойное свидание – двойняшки с близнецами. Вчетвером! Только вот вопрос – кто пойдет с моим братцем и кто со мной?»
– Она была та еще штучка, какие вопросы! Красавица! – кивнул Руди, закрывая тему. – Дэнни, она, конечно, твоя сестра, но я должен сказать. Она, как никто другой, могла заставить любого почувствовать себя дерьмом.
Руди всосал через соломинку почти треть пинты из своего стакана с колой, потер губы указательным пальцем и наклонился ко мне через стол.
– Ладно, а что ты тут делаешь, Дэнни?
– Пытаюсь разобраться в причинах смерти сестры. – Я ответил так, словно не было ничего особенного в подобных разговорах в баре среди бела дня. – Расследую ее убийство.
Братья Уиггз одновременно потерли носы.
– У нас всегда была теория на этот счет, – сказал Руди.
– Это учитель, – согласно кивнул Джон.
У них был такой вид, будто я должен был знать, о чем они говорят.
– Какой учитель?
– А она тебе не говорила? – сказал Руди.
– Мы с Эш никогда не делились такими вещами. – Я чуть не добавил – как ты с братом, – но промолчал. – Мы не были близки в этом смысле.
Джон кивнул с явным сочувствием: мысль о том, что двойняшки не знают всего друг о друге, казалась ему подлинной трагедией.
– Мы видели их однажды, – сказал он.
– Однако мы никому об этом не говорили, – добавил Руди. – Представь, мы всегда считали, что ты в курсе.
– А значит, мы, возможно, единственные, у кого есть своя теория на этот счет.
Какая теория? О ЧЕМ? Вы – уроды! Я с трудом удержался и не заорал на весь зал. И на этом все и закончилось? Но вслух я произнес:
– Я все еще в потемках, парни.
– Это Малво, – сказал Джон, близнецы переглянулись и начали рассказывать по очереди, перебивая друг друга и заканчивая фразы один за другого.
– Помнишь преподавателя драматического искусства? Он еще ставил пьесу в том году.
– «Тайны Тихого океана».
– Да, именно. Эш там, кажется, играла главную роль или что-то такое…
– Она ее играла. Надо сказать, она была чертовски хороша. Чудесный голос.
– Да все у нее было великолепно! И отличные зубы, кстати.
– Мы видели, как Малво и Эшли сидели в машине на парковке, за рестораном «Карибо Кофе»…
– И целовались…
Целовались.
Я вспомнил мистера Малво. Он проработал у нас в Дондеро целый год, заменив миссис Реджер, когда та ушла в отпуск по беременности. Малво сам был актером. Это про него знали все, потому что он сам об этом постоянно всем напоминал. Он вырос в Стирлинг-Хейтс, пригороде Детройта, – «так же, как вы». Он сказал об этом в своей маленькой речи, когда знакомился с нами на общешкольном собрании. И говорил он снисходительно, будто выступал перед ребятишками в инвалидных колясках, где никто, кроме него, не знает, как можно ходить на ногах. После переезда на побережье (он никогда не говорил «в Голливуд» или «в Лос-Анджелес») он принял участие в парочке телесериалов – так, эпизодические роли в каких-то мыльных операх и боевиках. Они потом даже не попали в эфир. Но это дало ему какое-то властное обаяние, которому мы не могли сопротивляться. Еще бы! Ни разу не женатый парень лет тридцати пяти, чуть-чуть похожий на молодого Джона Малковича, если бы тот посещал несколько раз в неделю тренажерный зал и сохранил немного больше волос.
