Дэвид Марк - Сумерки зимы
К тому времени, как Макэвой снова вскочил, дверь туалета уже стукнула, захлопываясь. Он толкнул ее и выскочил в зал, где угодил в настоящую чащу из чьих-то рук и ног; его хватали и дергали со всех сторон. Макэвой с грохотом упал на деревянный пол, перекатился на спину, отбиваясь от нападавших, которые все пытались прижать его конечности к половицам.
Ему все-таки удалось вырваться, вскочить, но тут чья-то рука, вынырнувшая сзади, сдавила ему горло.
Макэвой повалился на спину, прижав человека к металлическому поручню стойки. Человек судорожно выдохнул.
– Полиция… – прохрипел Макэвой. – Полиция.
Давление на шею резко ослабло. Макэвой оглядел людей. С полдюжины выпивох всех мастей, завсегдатаи «Медведя». Два коренастых толстяка, парень средних лет в шортах не по сезону, миниатюрная женщина с коллекцией сережек в ушах, старик с седым чубом под Элвиса и высокий, похожий на оживший скелет мужчина в белой рубахе с пустым, кажется, рукавом.
– Мы думали… – пробормотал кто-то.
Макэвой продрался сквозь толпу. Перепрыгнул через валяющуюся входную дверь и вылетел на улицу.
Лихорадочно закрутил головой, осматриваясь. Налево. Направо. Назад, в утробу бара.
И вверх, в небо, уже понимая, что человеку в черном удалось скрыться. Что он держал мерзавца в руках и позволил ему уйти.
Макэвой вглядывался в черные, налитые снегом облака и выкрикнул то единственное, что могло передать его чувства:
– Блядь!
Глава 8
– Ни слова, – велела Фарао. – Даже, на хрен, не дышите.
Зайдя за стойку, она сняла с полки бокал на полпинты. Внимательно изучив его, налила на два пальца водки и осушила одним глотком.
Следственная группа собралась в пабе «Уилсоне». Колин Рэй развалился на стуле, узел галстука болтался чуть ли не до пупа. С самодовольным видом Рэй перемалывал никотиновую жвачку. Шарон Арчер, разумеется, устроилась рядышком. На столе перед ней – надорванная пачка крекеров, которыми она старалась хрустеть по возможности тише.
Софи Киркленд и Бен Нильсен подпирали стойку, наблюдая за Фарао. Они прибыли несколько минут назад, бухтя насчет неудобств парковки и стряхивая снег с волос на пол, заляпанный грязными следами.
Макэвой приходил в себя, облокотившись на игральный автомат у бокового входа в бар. Сквозь заиндевевшее стекло он видел ядовито-желтый жилет патрульного. Еще два констебля несли вахту у разбитой двери основного входа. Улицу перед пабом успели перекрыть, но толпа собралась нешуточная. Когда Макэвой в последний раз высовывал голову в дверной проем, кое-кто из зевак уже открыто гоготал. Вряд ли стоит упрекать их в том, что беды Энжи Мартиндейл они приняли равнодушнее, чем коп из другого города. Коп, спасший ей жизнь.
Фарао так и стояла за барной стойкой – глаза закрыты, размеренно дышит. Прошло с полминуты. Затем, не проронив ни слова, достала из кармана куртки пачку сигарет, закурила и с наслаждением затянулась.
– Она не погибла, – наконец заговорила Фарао. – Это хорошая новость. – Снова затянулась. – Хелен Тремберг тоже поправится. Еще одна хорошая новость. – Новая затяжка. Новая струйка дыма. – А вот и новость похуже: со мной связался помощник главного констебля Эверетт и потребовал ввести его в курс дела. Похоже, он был на каких-то похоронах вместе с суперинтендантом центрального участка Гримсби, когда дежурный позвонил тому с вопросом, стоит ли посодействовать отделу борьбы с особо опасными преступлениями и выбить дверь одной из квартир в центре города. Эверетт спросил меня напрямик, как именно Энжел Мартиндейл связана с расследованием убийства Дафны Коттон. Или с делом Тревора Джефферсона, раз уж на то пошло. Вы ведь помните эти фамилии, так? Ну вот, помощник главного констебля просит расписать ему, чем мы заняты, вплоть до мелочей. И терпеливо ждет, когда его просветят. А я не то чтобы сильно рада звонку. И вовсе порчу себе настроение, сообразив, что отвечать нечего: я в жизни своей не слыхала имени Энжел Мартиндейл. И понятия не имею, с какого перепугу двое моих сотрудников настаивают на том, чтобы несчастный констебль вышиб ее дверь и убедился, что она жива и здорова.
Макэвой поежился. Открыл рот. Закрыл.
– И вот я в Гримсби, – продолжала Фарао. – Одна из моих подчиненных истекает кровью. Второй размахивает куском вязаной шапки. В туалете паба расселась дамочка с порезанной мохнаткой. И у меня по этому поводу масса вопросов. Как считаете, может, сейчас самое время дать мне ответ-другой?
В баре повисла тишина. Колин Рэй развел руками, оглянулся и подмигнул Макэвою, в его подмигивании не было и намека на дружелюбие. Шер Арчер тоже обернулась, за ней – Бен Нильсен и Софи Киркленд, хоть взгляды у них и не такие едкие. Все глаза прикованы к нему.
– Похоже, главный приз достается тебе, мой мальчик, – сказала Фарао, и в ее голосе тоже не было дружелюбия.
Макэвой поднял голову. Ребра отчаянно ныли, пара зубов явно шатались. Но хуже всего была вот эта необходимость объясниться – его всего передергивало от одной мысли, что упустил убийцу.
– Имеется связь, – заговорил Макэвой, и голос его звучал в точности как у провинившегося школяра.
Он зажмурился. Постарался убедить себя, что чем быстрее покончит с этим, тем лучше. Надо выложить все карты на стол и надеяться, что тогда картина обретет целостность и четкость. Как совсем недавно, когда его пальцы сжимали сильные жилистые руки того типа. Когда у него не было никаких сомнений в своей правоте. Да, черт возьми, он был прав, доверившись интуиции и выбив дверь паба. Единственный промах – он не сообщил о своих намерениях начальству. Так о чем говорит его промашка? О глупой самонадеянности? Он ведь даже не вспомнил, что нужно позвонить боссу. Да, в те минуты, захлестываемый адреналином, он забыл обо всем на свете, буквально спятил от близости к убийце.
– В день убийства Дафны Коттон помощник главного констебля Эверетт попросил меня нанести визит некоей Барбаре Стейн-Коллинсон, чей брат был найден мертвым в открытом море. Его звали Фред Стейн. Он единственный выжил в одной из давних трагедий с траулерами у берегов Исландии, в 1968 году. Спасся в шлюпке с двумя другими моряками. Те погибли, он – нет. Неделю назад Фред отплыл к месту крушения с группой телевизионщиков-документалистов, чтобы поведать свою историю и опустить на месте трагедии памятный венок. Однако исчез, так и не достигнув цели. Распереживался в ходе съемок, вышел на палубу подышать и бесследно пропал. Несколько дней спустя тело Фреда обнаружили в дрейфующей спасательной шлюпке. В другой шлюпке – не из тех, что были на борту. Значит, припасена она была заранее. Хорошо спланированное самоубийство? Чувство вины перед товарищами за свое спасение? Возможно. Только меня это насторожило. Короче говоря, я связался с писателем по имени Расс Чандлер. Он временно проживает в Линвудской усадьбе…
– В том дурдоме? – ахнула Шарон Арчер. Можно подумать, Макэвой признался, что его осведомителем был сексуальный маньяк.
– Чандлер там на просушке. Проблемы с выпивкой. Так или иначе, сегодня он позвонил мне и спросил, когда же мы за ним явимся. Упомянул про список телефонных переговоров Тревора Джефферсона…
Коллеги Макэвоя недоуменно зашевелились, озадаченно переглядываясь.
– Джефферсон? Барбекю из больницы?
– Да. Обнаружилось, что Чандлер мало того что свел за комиссионные Фреда Стейна с телекомпанией, так какое-то время назад он подкатывал и к Тревору Джефферсону. Ему пришло на ум написать книгу о единственных выживших. О людях, которые спаслись, когда остальные погибли.
Глаза Макэвоя нашли Триш Фарао. Руки сложены на груди, губа прикушена, но слушает внимательно – легким кивком она дала понять, что уразумела, к чему он клонит.
– Джефферсон выжил при пожаре, в котором сгорели его жена и дети, – продолжил Макэвой. – У самого даже крошечного ожога не было.
Он снова помолчал, выжидая, не задаст ли кто вопрос.
– И при чем тут Энжел Мартиндейл? – спросила Киркленд. Она все еще не пришла в себя после того, как увидела Хелен Тремберг в «Скорой помощи» с забинтованной рукой.
– Чандлер и с ней разговаривал. Она – единственная выжившая жертва убийцы, которого пресса окрестила Мясником-из-Бара. Он насиловал женщин в общественных туалетах. Вырезал свои инициалы на их причинных местах. А потом вспарывал. Энжел Мартиндейл выжила. Дала показания.
Макэвой снова посмотрел на Фарао. Начальница подбодрила его очередным кивком.
– Дафна Коттон в детстве пережила страшную трагедию. Всех ее родных боевики зарубили мачете. Покрошили на куски. В церкви. А она выжила. Единственная из всех.
Колин Рэй сел ровнее, выпрямился, демонстрируя внимание.
– Самосуд?
Макэвой покачал головой:
– Не укладывается. Насчет Джефферсона еще можно понять. Особенно если это он совершил поджог. Но Стейн? Дафна Коттон? Энжел Мартиндейл? Чем они-то провинились?
