Дэвид Марк - Сумерки зимы
– Эктор, тебе получше? – Она поворачивает его голову к себе. Встречает взгляд мужа широкой улыбкой. – Нашел что-нибудь?
Макэвой, облаченный в старую университетскую майку игрока в регби и потертые джинсовые шорты, отстранился от монитора, устало ткнул в текст и вздохнул:
– То ли слишком много, то ли наоборот.
Соскользнув к нему на колени, Ройзин принялась читать. Макэвой с легкой улыбкой искоса наблюдал за ней: читая, жена едва заметно шевелила губами. Он обожал эту ее привычку.
– И кто из них следующий? – спросила Ройзин, дочитав страницу.
Макэвой состроил гримасу:
– Ума не приложу. – Пристроив голову на плече жены, он вдохнул чистый, фруктовый запах ее кожи. – Я бы даже не вспомнил про Энжи Мартин-дейл, не упомяни о ней Чандлер. Или про Фреда Стейна.
Голова Макэвоя забита именами счастливцев, избежавших смерти. Он убрал иконку часов из правой нижней части экрана – специально, чтобы не следить за временем. За розыском этих имен он провел уже не один час, но так и не продвинулся в догадках, кто из этих людей может стать новой мишенью. Этот этап расследования поставил под сомнение его профессионализм. Макэвой ощущал себя полным идиотом, когда, вбив в поисковую строку Гугла «единственные выжившие», обнаружил перед глазами ссылки на телефильм 1970 года с Уильямом Шетнером в главной роли[18]. Он попытался мыслить стратегически. Вводя новый запрос, постарался припомнить все, что знает о тонкостях работы поисковых машин. Ограничил поиск сайтами газет. И вот перед ним перечень статей о трагедиях.
Мысленно он наложил результаты поисков на карту страны. Поразмышлял, какую подсказку можно извлечь из расположения мест предыдущих преступлений. Конечно, убийство Фреда Стейна случилось далеко в море, но корни старого рыбака тянулись к Восточному побережью – он родился в Гулле. Дафна Коттон убита в центре Гулля. Тревора Джефферсона сожгли в Королевской больнице Гулля. Положим, нападение на Энжи Мартиндейл произошло в Гримсби, но это ближайший городишко к Гуллю. Означает ли это, что убийца – из местных? Не затаил ли он какую-то обиду на все Восточное побережье? Может, и сам в прошлом оказался единственным выжившим? Вышел невредимым из бойни? И не в силах жить с чувством вины? Решил, что и прочим тоже…
– Верни тот сайт, про женщину, – попросила Ройзин, имея в виду статью, которую он читал, когда она принесла ему первую чашку горячего шоколада в его сегодняшнем компьютерном марафоне.
Макэвой листает историю поиска. Находит нужное в самом низу списка. Это статья из «Индепен-дент», вышедшая чуть более четырех лет назад, под шапкой «МУЖЕСТВО БРИТАНКИ ДОРОГО ЕЙ ОБОШЛОСЬ».
Активистка британской благотворительной организации оказалась единственной, кто выжил вчера при взрыве школьного автобуса.
Как сообщают, 27-летняя Энн Монтроуз в критическом состоянии помещена в британский военный госпиталь вскоре после нового теракта в одной из охваченных беспорядками провинций Северного Ирака.
Мисс Монтроуз, уроженка Стирлинга, отказалась эвакуироваться из страны, когда шесть месяцев назад региону присвоили официальный статус «горячей точки».
С тех пор здесь развернулись яростные боевые действия между силами союзников и боевиками, сохраняющими преданность низвергнутому диктатору Саддаму Хусейну.
Изначально она отправилась в Ирак в рамках британской благотворительной миссии помощи детям «Перерождение», которая помогает местному населению строить приюты для детей, осиротевших в ходе войн и природных катастроф.
В то время как многие ее коллеги поспешили покинуть регион, мисс Монтроуз, по-видимому, осталась помочь в восстановительных работах.
Из отчетов следует, что в момент взрыва она вместе с детьми направлялась в недавно отстроенный заново игровой парк. При террористическом акте, как полагают, погибло до 20 школьников.
Пресс-секретарь миссии «Перерождение» заявил: «Нам еще не известны все детали произошедшего, но такая трагедия попросту не укладывается в голове. Энн была готова на все ради других. Она не задумываясь рискнула бы жизнью, чтобы помочь людям. Даже подвергая себя ежедневной опасности, она неизменно оставалась самым чутким и заботливым человеком из всех, кого мы знали…»
– Бедняжка, – вздохнула Ройзин. – Больше ничего о ней нет?
– Ничего. Я пропустил ее имя через несколько поисковых систем, и нигде ни слова о том, чем все закончилось. Не говорится даже, удалось ли ей поправиться. Я отправил мейл репортеру, писавшему о ней, спросил, не осталось ли у него телефона ее родственников. Сейчас она могла уже полностью выздороветь. Или умереть от ран. Порой газеты попросту теряют интерес к героям своих репортажей.
– С тобой так и было, – заметила Ройзин.
– Ну, мною никто особо и не интересовался…
– Ты сам в это не веришь.
– Это зависит от того, с какого угла смотреть, – сказал Макэвой, совершенно не кривя душой. Он так и не определился, считать ли себя лучшим детективом в мире или же безнадежным тупицей.
Ройзин встала, зевнула и потянулась, груди ее приподнялись, и показались две придавленные грузом феи, которых она вытатуировала, чтобы сделать ему сюрприз. С тех пор он всякий раз веселился, когда жена кокетливо приподнимала грудь, зазывая его. Ройзин легла на кровать поверх покрывала.
– Тебе еще долго работать?
– Ума не приложу, – признался он. – Интернет большой и полон мусора. А я пока и копнуть-то толком не успел.
– А твоя Фарао советовала уделять побольше времени семье, – напомнила Ройзин, подавляя новый зевок. – Думаю, она имела в виду, что тебе следует прилечь рядом со мной и внушить мне, что я ужасно хорошенькая.
Макэвой отвернулся от монитора. Жена лежала на покрывале, разведя ноги, одна рука массировала темный треугольник между бедрами, а большой палец другой мягко сжимал налитой сосок.
– Ройзин, я…
– Делай что делаешь, – с придыханием прошептала она. – Мне и так хорошо.
Она остановилась. Потянулась к ночному столику, достала из ящика баночку с мутно-зеленой мазью. Окунула в нее палец и принялась втирать мазь в дельту своих ног.
– Что это? – дрогнувшим голосом спросил Макэвой.
– Секрет, – поддразнила она. – Но приятный.
– А что там?
– Много всего. Ты, в основном.
Макэвой почувствовал, как лицо наливается краской.
– Удивительно, как ты еще можешь краснеть, когда вся кровь спешит на юг, – прерывисто пробормотала Ройзин.
Он привстал, но жена мотнула головой:
– Отставить, солдат.
Прикрыла глаза, перевернулась на бок, прикусила уголок покрывала. Тело Ройзин покрылось гусиной кожей, она чуть дрожала.
Вскоре движения ее замедлились и она перекатилась на спину; на блестящем от пота, порозовевшем лице мечтательная улыбка.
– Теперь спать, – прошептала Ройзин, и глаза ее закрылись.
Успевший возбудиться Макэвой стиснул кулаки. Не без труда заставил себя перевести взгляд с обнаженного тела жены на монитор. К файлу, в котором собрал все свои заметки. Спросил себя, что же ему удалось выяснить.
Все в полном тумане.
Надо все-таки поспать. Мысли уже путаются, расплываются. Пожалуй, он успеет урвать до начала рабочего дня четыре, а то и пять часов сна. Прежде чем посыплются ответы от людей, как-то связанных с выжившими, из которых он попробует соорудить подобие доклада о том, кого же, черт побери, им следует защищать.
Чертовы бумаги. Макэвой по горло насытился ими за последний год, начавшийся на больничной койке, где он лежал в ожидании поощрения за хорошую службу. Всего сутки потребовались начальству, чтобы замять участие Макэвоя в поимке серийного убийцы и нарушить данные ему обещания. За этот год полицейские шишки придумали причину для спешного перевода Макэвоя на должность, которая подразумевала анализ добытых сведений, их систематизацию и занесение в базу. Его усадили наблюдать за настоящей полицейской работой со стороны, и у Макэвоя сердце начинало тоскливо ныть всякий раз, когда отдел борьбы с особо опасными преступлениями брался за новое дело, а ему поручали «работу на телефоне».
Макэвой уже распечатал отчет для Фарао. Постарался сделать его емким и кратким. Догадки и гипотезы оставил при себе.
Он задумался, а не стоило ли включить и их. Упаковать все, что копошится в голове, в конверт из крафта – и протянуть боссу, пусть выберет самые лакомые кусочки.
Тело отяжелело от сонного тепла. Ноги словно гири. Пальцами не шевельнуть. Макэвой сползал в сон. Он взял конверт, вытряхнул содержимое, чтобы еще раз проглядеть. Какой-то листок со стола спорхнул на пол, и он потянулся, чтобы подобрать. Картинка, которую Фин нарисовал перед сном, – человечек без руки и без ноги.
