Никки Френч - Что делать, когда кто-то умирает (в сокращении)
— Вроде Портон-Уэй, — подсказал Рэмси.
— …а там пустить машину под откос, поджечь и убежать.
— При этом не оставив следов и ничего не уронив.
— Думаете, я могла оставить шарф на месте преступления?
— Вы даже не представляете себе, что оставляют на месте преступления виновные. Вставные челюсти. Протезы конечностей. Уверен, до этого не дойдет, но если бы вам пришлось продумывать линию защиты, миссис Фолкнер, я бы на вашем месте не ссылался на потерянный шарф: если вы оставили улику на месте преступления, это еще не значит, что вы его не совершали. С Фрэнсис Шоу дело обстояло иначе. В этом случае нет никаких сомнений в том, что вы побывали на месте преступления. Следы вашего присутствия обнаружены повсюду, в том числе на трупе. Но если в деле об убийстве вашего мужа и его любовницы ваш мотив очевиден, то в деле об убийстве Фрэнсис Шоу у вас нет ровным счетом никаких мотивов, верно?
Последовала пауза: я не знала что сказать.
— Мы прекрасно ладили, — наконец заговорила я. — Она считала меня подругой. Мне было стыдно обманывать ее, я уже собиралась все рассказать, но…
— Итак, вы остались при своем: вы по-прежнему утверждаете, что не знали об изменах мужа и что с Фрэнсис Шоу вам было нечего делить, хотя обвиняете ее мужа в том, что он изменял Фрэнсис с любовницей вашего мужа.
— Дэвид действительно имел связь с Миленой. Но она не была любовницей Грега.
— Хм-м… Теперь вы понимаете, почему мы в растерянности? Все эти отрицания, попытки доказать, что кто-то чего-то не знал, отсутствие мотивов… В таких играх я не силен. Вот окровавленные ножи, отпечатки пальцев, может быть, записи камер видеонаблюдения — это другое дело. Это по мне.
— У меня есть алиби. — Я рассказала ему о том, как отвозила клиентам кресло в день смерти Грега. — Можете проверить.
— Проверим, — пообещал он.
Очередной визит инспектора Рэмси во вторник утром ничем не напоминал предыдущий. Детектив явился в сопровождении коллеги, чувствовавшего себя неловко в щегольском новеньком костюме; сам Рэмси словно стремился исключить любой намек на неофициальность и особое отношение. О том, чтобы я продолжала работу во время разговора, и речи не было. Инспектор твердо попросил провести его в гостиную, где мне сразу стало неуютно в пропыленной рабочей одежде. Я предложила обоим чаю, но инспектор сделал вид, будто не услышал меня.
— Мы отправили полицейского в офис компании «Пайк и Вудхэд», чтобы подтвердить ваше алиби. К сожалению, накладной там не оказалось. — Он умолк и посмотрел на меня строго.
— Я точно помню, как подписывала ее. Наверное, они ее выбросили, — предположила я.
— Нет, ничего они не выбрасывали, — возразил Рэмси. — Кто-то приехал к ним, забрал накладную и увез, опередив нас.
— Кто же?
— Вы.
На миг у меня в глазах потемнело, замелькали искры, как бывает, если долго смотришь на солнце. Мне пришлось сесть.
— Почему вы говорите, что это была я?
Рэмси открыл блокнот:
— Наш офицер беседовал с мистером Хэтчем, офис-менеджером. Он сверился с документами, обнаружил, что накладная пропала, а вместо нее появилась записка с указанием, что накладная была отдана миссис Фолкнер. Вам.
На один головокружительный миг мне представилось, что я и вправду съездила в контору, забрала бумажку, а потом заставила себя забыть об этом. Может, так и сходят с ума.
— Где накладная? — спросил Рэмси.
— У меня ее нет. Ее забрала не я.
— Прекратите. — Рэмси вскинул правую руку. Кончики его указательного и большого пальцев почти соприкасались, словно он держал невидимую спичку. — Я вплотную — вот на столько! — приблизился к вашему аресту. Миссис Фолкнер, думаю, вы просто не осознаете, в каком затруднительном положении очутились. Препятствовать расследованию — это вам не перебежать улицу на красный свет. Поверьте, судьи этого не любят. Они расценивают это как своего рода предательство и отправляют виновных в тюрьму — надолго, как это ни странно. Вы понимаете?
— Это была не я. Такой поступок вообще не имеет смысла. Будь это я, зачем я стала бы рассказывать вам про контору, называть адрес, а потом прятать улику?
— Может, все дело в том, что сведения в накладной не соответствуют вашим показаниям.
— Но уничтожение улики не поможет. Напротив, поставит меня под подозрение. Зачем мне было забирать ее? Да еще называться собственным именем?
Рэмси издал саркастический смешок, но тут же посерьезнел и начал объяснять негромко и обстоятельно:
— Если суд узнает обо всем, что вы натворили, вряд ли он пропустит мимо ушей показания об очередной безумной выходке.
Он объяснил, что в ближайшем будущем мне предстоит «допрос с предостережением» — это значит, что предъявление обвинения почти неизбежно, следовательно, при допросе должен присутствовать мой адвокат. Добавил, что освидетельствование психолога — моя единственная надежда.
Как только они ушли, я переоделась в приличную одежду и через полчаса уже была в конторе «Пайк и Вудхэд», вход в которую находился в переулке возле Линкольнс-Инн-Филдс. За письменным столом у двери сидела женщина средних лет. Я спросила у нее, в офисе ли мистер Хэтч.
— Даррен? Да, был где-то здесь.
Я спросила, нельзя ли мне пообщаться с ним, и через минуту он появился у входа, одетый не в костюм, а в джинсы и футболку. В прошлый раз, когда я привезла в контору кресло, с этим человеком я не встречалась. Я оставила кресло в приемной, подписала документ, получила копию и уехала.
— Меня зовут Элеонор Фолкнер. Несколько недель назад я привезла сюда кресло.
Его лицо стало настороженным.
— Сегодня утром какой-то полицейский расспрашивал о нем.
— Об этом я и хотела поговорить. В тот раз, когда я привезла кресло, я подписала накладную. А теперь полицейские говорят, что я забрала ее у вас. Но я ее не забирала.
Он отошел к шкафу, придвинутому к стене, и открыл верхний ящик. Достав оттуда папку, он перелистал бумаги в ней.
— Здесь мы храним документацию на все, что доставляют в офис и вывозят отсюда. Вот, видите? Только записка: «Накладная отдана миссис Фолкнер».
— Когда?
— Видимо, вчера.
— Ничего не понимаю. Кто это написал?
Он присмотрелся.
— Почерк вроде бы мой.
— Значит, накладную забрала я сама?
— Так здесь сказано.
— А разве вы не помните, кто именно приезжал за ней?
— Я занимаюсь преимущественно доставкой. По двадцать, тридцать, сорок раз в день. Потому и пишу памятки.
— Но почему вы просто взяли и отдали накладную неизвестно кому?
— Потому что накладная не относилась к важным. Накладные на получение документов мы храним. А остальные бумаги — это подтверждения доставки офисных принадлежностей, ручек, тонера для ксерокса. Каждые пару месяцев мы выбрасываем их.
— Значит, любой человек с улицы мог зайти, попросить накладную, и ему отдали бы ее?
Он снова заглянул в папку:
— Но здесь же сказано, что это была миссис Фолкнер.
— Да, но… — Я осеклась, вдруг осознав, что продолжать этот разговор бессмысленно.
Часов восемь спустя я уже была пьяна. Днем я позвонила Гвен и Мэри и оставила обеим сообщения. Позднее перезвонила Гвен и объявила, что они вдвоем поведут меня развлекаться.
Они затащили меня в новый испанский бар в Кэмден-Тауне, где мы пили сухой херес и закусывали тапасом, а потом заспорили о любимых напитках. Кто-то назвал сухой мартини, и Мэри заявила, что его следует подавать со спиралью из лимонной кожуры, а Гвен — что с оливкой. И мы заказали сначала по бокалу с лимоном, потом еще по одному с оливкой.
Мой голос объявили решающим в выборе победителя, я отдала предпочтение лимонной кожуре, и мы заказали еще по бокалу.
В этот момент Гвен вдруг спросила, как у меня дела. Даже в подпитии я сообразила, что ради этого и был задуман весь выход в свет. Видимо, сообщения, которые я им отправляла, выглядели так жалко, что подруги решили принять экстренные меры.
— У меня все в порядке, — ответила я.
— Не так, — поправила Мэри. — Ты забыла, что мы подруги?
И я рассказала им о событиях прошедшего дня в максимально сжатой форме. Дослушав, Мэри и Гвен обменялись встревоженными и озадаченными взглядами. Я опустошила свой бокал.
— Я что хочу сказать: какой смысл был объяснять полицейским, что у меня есть алиби, если его на самом деле нет, а потом уничтожать улику прежде, чем она попадет в руки полиции? Как бы вы это объяснили?
— Наверное, произошло недоразумение… — предположила Гвен.
Мне пришлось сосредоточиться, чтобы продолжать разговор и одновременно думать.
— Я пытаюсь придумать хоть какое-нибудь логичное объяснение, но в голову приходят одни нелогичные. К примеру, я подумала, что кто-то из вас мог проверить, действительно ли у меня есть алиби, убедиться, что его нет, и уничтожить накладную ради моего же блага. Но вы ведь этого не делали, верно?
