Сабина Тислер - Я возьму твою дочь
Яна посмотрела на него, и ей захотелось сказать ему что-то обидное.
— Ты всегда любил ее больше, чем меня. И ты, черт возьми, здорово давал мне это почувствовать. А теперь ты сидишь и издеваешься надо мной, пуская в ход свою скорбь, свое одиночество, свою фрустрацию… и чтоб я так знала, что еще! И еще много лет будешь карать меня за то, что я принесла в жертву все, — ради тебя, ради нее, ради вас, ради нас. Но ты об этом и знать не хочешь, ты хочешь только, чтобы все видели твои страдания, видели, как умирает повелитель и учитель. Смотрите на него и сочувствуйте ему, народы мира, смотрите на этого человека!
Ее голос был пронзительным, тонким и издевательским одновременно.
Йонатан вскочил и ударил ее в лицо.
Она отлетела назад, рухнула на пол и осталась там.
Не испытывая ни малейшего сочувствия, он смотрел на нее сверху вниз, и ему очень хотелось еще и плюнуть ей в лицо.
— Все богатства земли я отдал бы за то, чтобы мне никогда больше не пришлось видеть и терпеть тебя, — тихо сказал он, — мне даже жаль тратить на тебя злость.
С этими словами он повернулся, вышел из кухни и отправился наверх, чтобы собрать вещи.
2
Когда поезд громыхал через темноту тоннеля уже несколько минут, до Йонатана дошло, что он не купил билет.
Теперь он сидел как на иголках. Он наблюдал за коридором перед собой, прислушивался к звукам позади, не слышно ли там контролера, который обычно громко заявлял о себе, и казался себе пятнадцатилетним мальчишкой, как тогда, когда он ехал с тренировки по гандболу без билета и каждый раз умирал тысячью смертей. Точно так же чувствовал он себя сейчас.
Где-то с полчаса все было хорошо. Однако сразу же за Сан Джованни Вальдарно проводник зашел в вагон и потребовал предъявить билеты. Йонатан встал, прошел в противоположную сторону и прислонился к двери, приготовившись выйти из поезда. Похоже, до следующей станции проводник не успеет дойти до него.
Еще никогда Йонатану пять минут не казались такими долгими. В конце концов он все же без проблем вышел из поезда и оказался на перроне Монтеварки/Терранова, так и не поняв, куда приехал. Он не знал этот город, а сейчас, между прочим, было уже без нескольких минут пять. Смеркалось, начинался дождь.
Когда Йонатан обходил здание вокзала, ветер дунул так, что он покрылся гусиной кожей. Ему стало холодно, и он плотнее запахнул куртку.
На маленькой пьяцце перед вокзалом стояло всего несколько машин. Двое стариков, несмотря на дождь, сидели и курили на скамейках перед фонтаном, в котором плавали пластиковые пакеты, размокшие бумажные носовые платки и пожелтевшие листья. Зрелище было настолько безотрадным, что Йонатан не мог его вынести. Он повернул направо и шел вдоль улицы, пока не уперся в какую-то огромную строительную площадку, которую пересек с большим трудом, потому что машины неожиданно появлялись здесь со всех сторон и как бы ниоткуда.
Через пару метров начиналась пешеходная зона. «Виа Рома» — прочитал он на стене дома.
Он медленно побрел по улице, останавливаясь перед каждой витриной. Магазины одежды, оптика, аптека, дорогой мебельный магазин и два газетных киоска. Он купил немецко-итальянский словарь и карту Тосканы.
Он чуть не пропустил церковь, которая пряталась между жилыми и офисными зданиями. Лишь когда какая-то пожилая женщина вышла из дома и медленно, боясь упасть, ступенька за ступенькой спустилась по лестнице, он увидел ее, не заметную с улицы. Он вошел и был поражен величием, которое невозможно было даже представить. Как нельзя было подумать, что оно прячется между этими домами.
Кроме какого-то старика, который сидел, сгорбившись и опустив голову, в церкви никого не было. Йонатан сел в заднем ряду, рядом с церковной кружкой для пожертвований, и закрыл глаза, вдыхая аромат старого дерева, давно улетучившегося ладана и сгоревшего воска.
Его знобило. Его ноги были холодны как лед, но он все равно где-то с четверть часа просидел так. «Боже, — мысленно обратился он, хотя и не помнил, чтобы когда-нибудь молился после своего двенадцатого дня рождения, — куда же мне идти? Что мне делать? Что ты собираешься сделать со мной»? Он ждал ответа, но в церкви все было по-прежнему.
Еще через три минуты Йонатан встал, зажег свечу на подсвечнике возле кружки для пожертвований и отправился дальше, решив покинуть город, который в этот ноябрьский вечер выглядел слишком шумным и слишком серым и только усугублял его депрессию.
Он отдал себя на волю случая, он хотел, чтобы судьба сама приняла за него решение, и в конце пешеходной зоны сел в первый подъехавший автобус. На цифровом табло было написано «Сиена». Он совсем не хотел ехать до Сиены, не хотел возвращаться в город и решил выйти в каком-нибудь маленьком местечке, все равно где.
Легкое покачивание автобуса нагоняло сонливость, но он боролся с собой, чтобы не проснуться где-нибудь на конечной станции. Длинные, холодные и функциональные промышленные здания между Монтеварки и Бучине производили отталкивающее впечатление, и Йонатан пожалел, что контролер появился в поезде так рано. Пожалуй, было бы лучше, если бы он доехал до Латиума.
За Бучине ландшафт изменился. Йонатан, с холма увидев средневековый центр Амбры, недолго думая вышел из автобуса и направился в старый город. Он исследовал каждый маленький переулок, каждую лестницу, каждый темный проход и приветствовал всех, кто шел навстречу.
Постепенно стемнело. Желтый свет уличных фонарей успокоил Йонатана и пробудил в нем ощущение, что он почти что дома.
В маленьком магазине «Alimentari»[3] он купил себе теплую лазанью в картонной коробке, съел ее на ходу и в конце концов зашел в какой-то бар.
Там он заказал минеральную воду, пол-литра вина и уселся за стол под телевизором.
В баре было шумно и многолюдно. Светловолосая и темноволосая женщины за стойкой обслуживали посетителей со стоическим спокойствием. Он знал, что сейчас нужно найти решение, что делать дальше в этот вечер и в эту ночь. Если ему после вина не удастся уйти сразу же, он заснет здесь и не найдет себе никакого убежища. Он нервно уставился на улицу. Она блестела в свете фонарей, а дождь становился все сильнее.
Он нашел в словаре необходимые слова, чтобы спросить о комнате на одну или несколько ночей, но сначала ему хотелось спокойно допить вино, наслаждаясь каждым глотком, даже если он больше ничего не мог себе позволить.
Когда вино, согревая его, упало в желудок и слегка ударило в голову, Йонатан подошел к стойке.
— Scusi, — сказал он блондинке, которая вынимала из посудомоечной машины маленькие блюдца для эспрессо и с ужасным грохотом ставила их друг на друга, — cerco camera.[4] Комната. Room.[5] Per la notte[6] или for a week.[7] Или дольше. Don't know.[8]
Наверное, она поняла эту дикую смесь языков, потому что улыбнулась, но тут же скривилась, словно хотела сказать: «О, это будет трудно».
Йонатан испугался.
— Гостиница? — снова спросил он. — Pensione?[9]
Теперь уже блондинка подняла брови.
— Abbiamo novembre, — сказала она почти укоризненно, — tutto е chiuso.[10]
И она повернулась к двум крестьянам, которые стояли у стойки, пили граппу и внимательно разглядывали иностранца.
— Этот человек ищет комнату, чтобы переночевать. Вы что-нибудь знаете? — И не дожидаясь ответа, спросила Йонатана: — Tedesko?[11]
Йонатан кивнул.
Риккардо уже давно наблюдал за этим немцем. Он прикинул, что ему где-то лет за сорок, может быть, под пятьдесят, хотя его волосы были очень светлыми и доходили почти до плеч. Его пятидневная борода была седой, а глаза казались усталыми.
«Чудак какой-то, — подумал Риккардо. — Не выглядит, как нормальный турист, но и на бродягу не похож. Наверное, интеллигент или художник. У них сейчас такая мода — отпускать волосы и собирать их в хвостик на затылке».
Риккардо считал подобное довольно глупым и непрактичным, но что-то в этом незнакомце ему понравилось. Может быть, то, с каким наслаждением он пил вино. А может, его просто заинтересовало, что этот человек искал в Амбре дождливым ноябрьским вечером.
Как бы мимоходом Риккардо поднял руку и кивнул ему.
— Он может поехать со мной, — сказал он блондинке. — Сейчас у меня нет жильцов, и квартира для отпускников стоит пустая.
Йонатан понял, что Риккардо сказал что-то положительное.
— Camera libera,[12] — улыбаясь, сказала блондинка. — Da lui.[13]
И она ткнула пальцем в сторону Риккардо.
Йонатан с облегчением кивнул.
— Grappa, — сказал он, — per us.[14]
Он указал на Риккардо, Уго, который до сих пор еще ничего не сказал, на блондинку и на себя самого.
