Уоррен Мерфи - Наследница Дестроера
– Чиун ошибся, – произнес он тупо. – Он принял вас за японца.
–Мастер Синанджу никогда не ошибается! – поправил незнакомец, и в его голосе прозвучал певучий японский акцент.
Смит вгляделся – глаза у ниндзя были черные и миндалевидные, а крупная фигура как будто съежилась. Смит сделал над собой усилие и, никак не реагируя на явленные ему чудеса, ровным голосом спросил:
– Насколько я понимаю, просить у вас удостоверение личности – пустая трата времени?
Ниндзя поднялся и сделал шаг вперед.
– У вас есть мое письмо, – сказал он. – Вы видели подпись.
Рука Смита коснулась холодного металла – пистолет был у него.
– В письме сказано: “Тюльпан”. Мне это ничего не говорит.
– Это оттого, Смит, что вы об этом не думали.
– Я обдумаю все попозже. – С этими словами Харолд В. Смит выхватил пистолет и навел его на незнакомца, опершись о стол, чтобы не дрожала рука. – Попрошу не двигаться!
Но ниндзя продолжал наступать, и тело его с каждым шагом все раздувалось и разбухало, как миллион разноцветных свечек, сплавленных воедино. Потом на его месте возникла фигура молодого человека в пурпурных одеждах, с развевающейся гривой светлых волос, он надвигался на Смита спокойной и уверенной поступью. Глаза его были такими неестественно-синими, что было больно смотреть.
Смит сделал над собой усилие и выстрелил.
Пурпурная фигура продолжала надвигаться. Смит выстрелил снова. На этот раз, каким бы невероятным это ни казалось, он словно увидел остаточное изображение на экране, но молодой человек, увернувшись от пуль, продолжал идти на него. Его движения были так стремительны, что непосвященному могло показаться, что пули просто прошили его насквозь.
Смит понял, что перед ним некто, натренированный по древней системе Синанджу, и внезапно ему стал понятен псевдоним “Тюльпан”, Теперь он знал, с кем имеет дело. И с чем. Но понимание пришло слишком поздно. Поздно для него – Харолда В. Смита.
– Мне ни к чему с тобой ссориться, Смит, – зазвучал у него в ушах новый голос. – Мне нужен Римо. Я хочу его уничтожить. С первой фазой ты мне помог. Не подумай, что я не знаю благодарности или пощады. Тебе не будет больно, это я обещаю.
В глазах у Харолда В. Смита потемнело. Он не успел увидеть ударившую его руку.
Глава 20
Письмо пришло в Синанджу на другой день. Оно шло через Пхеньян – столицу Северной Кореи – и было доставлено в Синанджу вертолетом Народной авиации. Его оставили в железном почтовом ящике на краю деревни, ибо никому, кроме урожденных жителей Синанджу, не было дозволено пересекать околицу без особого разрешения.
Когда вертолет улетел, к почтовому ящику послали мальчика. Он вернулся бегом и вручил письмо Пул Янгу, который снова находился на своем посту – охранял Дом Мастеров.
Старик Пул Янг положил письмо на землю и продолжил раскуривать трубку. Сделав несколько затяжек, он вскрыл письмо и сразу узнал почерк Мастера Синанджу. Его маленькие глазки жадно впились в текст.
– Вызови Ма Ли, – сказал он мальчишке, который отказывался уйти, пока не услышит новости из Америки.
– Хорошие новости? – спросил мальчик.
– Радостные. Но я должен сам сообщить их Ма Ли.
Ма Ли поднялась на невысокий холм, где стоял Дом Мастеров. Лицо ее сияло счастливым нетерпением.
– Что слышно из Америки? – спросила она.
Пул Янг помахал письмом.
– От Мастера Чиуна! Он скоро возвращается. Велит нам готовить свадьбу белокожего Мастера, Римо, и девушки по имени Ма Ли.
Ма Ли, не веря своему счастью, поднесла руки к щекам.
– Римо, – выдохнула она. – Онничего не пишет?
Старик Пул Янг покачал головой.
– Нет. Письмо от Мастера, а не от Римо.
– А-а. – По лицу Ма Ли пробежало облачко. – Непохоже на Римо. Как думаешь. Пул Янг, он не передумал? Ведь мы целый год не виделись.
– Мастер Чиун не стал бы распоряжаться о подготовке к свадебной церемонии, если бы жених раздумал жениться. Как тебе в голову такое могло прийти, детка?
– Сама не знаю. – Ма Ли опустилась рядом со стариком на колени и стала нервно теребить в пальцах клок жесткой травы. – Просто с того дня, как к нам прилетали пурпурные птицы, я плохо сплю – сама не знаю почему.
– Ты еще совсем дитя. А у детей часто бывают необъяснимые страхи, – ласково сказал Пул Янг.
– Ты сам назвал их дурным предзнаменованием, Пул Янг. Что ты имел в виду?
Этого Пул Янг и сам не знал и сейчас пожал плечами и напустил на себя глубокомысленный вид. Он сделал глубокую затяжку, надеясь, что Ма Ли не станет мучить его дальнейшими расспросами.
– По-моему, ты прав: это было дурное знамение, – сказала Ма Ли после паузы.
– Но они улетели, – попробовал возразить Пул Янг.
Ма Ли подняла голову и взглянула на небо – оно было серое и тревожное.
– Я знаю, но судя по моим снам, они должны вернуться. – Она обхватила себя руками и поежилась.
Глава 21
Американская подводная лодка “Арлекин” вошла в свинцовые воды Западно-Корейского залива.
Матросы откинули крышку люка и принялись накачивать надувной резиновый плот. Когда все было готово, один просунул голову в открытый люк и доложил об этом.
Римо вылез первым. Луна стояла высоко – тонкий серп, почти не дающий света. На берегу Римо разглядел Пики гостеприимства: они симметрично обрамляли холм с Домом Мастеров, образуя некий загадочный древний узор, который для Римо сейчас был символом счастья.
Он крикнул в люк:
– Поспеши, Чиун! Мы дома.
Из люка высунулась голова Мастера Синанджу, он был похож на выглядывающую из дупла белку.
– Ты меня не торопи, Римо. Я уже не молод и не собираюсь лететь очертя голову только из-за того, что тебе невтерпеж.
– Мне не невтерпеж! – возразил Римо и подал Чиуну руку, помогая ему выбраться из люка на палубу.
Матросы спускали плот на воду.
– Лучше вам поспешить, джентльмены! – прокричал один. – Шторм надвигается!
Римо с Чиуном спустились на плот. На весла сели двое из команды. На плоту был навесной мотор, но его не заводили, боясь привлечь внимание северокорейских патрулей – это было бы чревато международным скандалом.
Плот двинулся к берегу.
– Как-то странно возвращаться без всякого золота, а, папочка? – негромко сказал Римо.
– Не напоминай мне о моем позоре, – угрюмо проворчал Чиун.
– Не плыть же молча! Не понимаю, что ты на меня дуешься? За всю дорогу ни слова не проронил!
– Если мои свитки пропали – виноват будешь ты!
– Господи, Чиун! Сколько тебе можно повторять? Я не оставлял дверь открытой!
– Посмотрим, посмотрим, – угрожающе сказал Чиун.
Плот стукнулся об один из каменных волнорезов, тянущихся в море от берега, Римо сошел с плота и поддержал Чиуна, чтобы тот не поскользнулся на мокром камне.
– Спасибо! – сказал Римо матросам.
– Нужно им твое “спасибо”! Лучше дай им на чай, – буркнул Чиун.
– Ты забыл, что у меня денег нет?
Чиун повернулся к матросам.
– Если хотите, можете вместо чаевых оставить себе этого человека. Толку от него немного, но, может, хоть к чистке картошки его приставите.
– В другой раз, ребята! – прокричал Римо, и плот отчалил.
Мастер Синанджу зашагал по камням к светлеющей вдали полоске пляжа. Он озирался по сторонам, но лицо его сохраняло бесстрастное выражение.
– По крайней мере, я дома, где меня уважают, – торжественно изрек он.
– Короткая же у тебя память, папочка!
– Нет, это у моих земляков короткая память. В прошлом они хорошо к тебе отнеслись из-за того, что ты согласился взять на себя заботы о деревне и поддерживать традиции, когда меня не станет. Но прошел целый год. Они уже давно забыли твои обещания, зато помнят о славных свершениях Чиуна, который озарил их существование светом новой славы.
– Мы скоро это узнаем: я вижу, нас встречают.
Небольшая группка селян уже спешила к берегу. Впереди Римо узнал старика Пул Янга.
– Если что-то случилось, Пул Янг не может этого не знать, – уверенным тоном произнес Римо.
– Да, – согласился Чиун. – Пул Янг должен знать.
Прикрыв глаза, он протянул руку, так, чтобы преисполненные благоговения соплеменники могли к ней припасть, когда будут возносить ему славословия. Не прошло и минуты, как он услышал слова традиционного корейского приветствия, столь радостные для его слуха.
– Приветствую тебя, Мастер Синанджу, тот, кто поддерживает благосостояние нашего селения и твердо верен кодексу чести. Сердца наши преисполнены любовью и восхищением! Радость переполняет нас при мысли, что нас вновь посетил тот, кому подвластна сама Вселенная!
Но рука Чиуна оставалась холодной, ее не согревали восторженные прикосновения.
– Прекратите! – застонал Римо. – Вы мне всю руку измусолили! Чиун, как их остановить?
Карие глаза Мастера Синанджу широко распахнулись. То, что предстало его взору, потрясло стариковское сердце: селяне – его земляки! – сгрудились вокруг Римо, емуцеловали руки, к немуобращали традиционные слова приветствия.
