Кейт О'Мара - Негодяйка
Чарльз частенько задумывался о своих шансах на особую благосклонность Элизабет. Он знал, что ей приятно его общество и что она вполне доверяет ему. Теперь, казалось, их отношениям суждено было перерасти в нечто большее, чем любезное внимание. Элизабет явно нуждалась в нем – может быть, в качестве друга, советчика, да просто дружеского плеча, на котором можно поплакаться.
Стоя у окна своей квартиры, Чарльз из-за тяжелых парчовых штор выглядывал на улицу в ожидании супруги своего шефа. Вскоре к дому подъехало такси, из которого, встревоженно оглядываясь по сторонам, вышла Элизабет. Чарльз подождал звонка по внутреннему телефону и сразу же ответил.
– Чарльз?
– Поднимайтесь, миссис Брентфорд. Я на втором этаже.
Когда он открыл ей дверь, у него захватило дух от ее красоты. Каждый раз, видя Элизабет, он по-новому открывал для себя, насколько же она хороша: белокурые волосы, безупречный цвет лица, большие темно-синие глаза. На Элизабет был элегантный костюм "Шанель" из великолепного голубовато-серого твида, жакет с пуговицами цвета темной бронзы был отделан темно-серой тесьмой. Под ним Чарльз разглядел шелковую блузку, цвет которой сочетался с цветом ее глаз. Чарльз восхищенно улыбнулся, приветствуя Элизабет. Она остановилась в холле и огляделась.
– Какое чудное место. Я и не знала, что вы здесь живете. Это же один из адресов Джона Уординга из пьесы "Как важно быть серьезным" – Олбани, не так ли?
Он вновь улыбнулся.
– Кажется, да. – Оба они были заядлыми театралами. – Мне посчастливилось приобрести эту квартиру, когда подвернулась возможность. – Он провел Элизабет в обшитую деревянными панелями гостиную, обставленную просто, но со вкусом. В дальнем углу комнаты стоял маленький, со стеклянной поверхностью обеденный столик, уже сервированный на двоих.
– Мне тут удалось приготовить копченого лосося. Хотя, если начистоту, не мне, а "Фортнуму". Могу я предложить вам что-нибудь выпить сначала?
Элизабет даже слегка вскрикнула от восторга.
– Чарльз, вы все так хорошо продумали. Я даже не ожидала такого приема.
Чарльз счастливо улыбнулся.
– Для меня это огромное удовольствие. – И продолжил: – В холодильнике есть немного "Шабли". Вас устроит?
– Просто замечательно, – сказала Элизабет. Пока Чарльз отсутствовал, она прошлась по комнате, с удовольствием ощущая ее комфорт. У Чарльза был явно хороший вкус: пол устилала пара превосходных персидских ковров в красных и голубых тонах, а среди картин, разбросанных по стенам, были очаровательная миниатюрная акварель Пола Нэша и пара восхитительных карандашных набросков, очень напоминавших Сиккерта.
Чарльз вскоре возвратился с подносом, на котором красовались копченый лосось с лимоном, зеленый салат и бутылка белого вина. Элизабет была тронута; казалось, слишком далеко то время, когда мужчина так ради нее старался, но еще дальше – время, когда она оставалась наедине с мужчиной в его квартире. И вот сейчас к ней словно опять вернулась молодость. Чарльз налил вина и передал ей бокал.
– Это так мило с вашей стороны, – искренне сказала она. – Я даже не помню, когда в последний раз за мной так ухаживали. – Она сделала глоток вина и тепло улыбнулась.
– Для меня это совсем не обременительно, – немного смутился Чарльз, – но, боюсь, мне не удастся предложить вам черного хлеба и масла – в шкафу оказалось пусто.
– Все и так замечательно, – сказала Элизабет, направляясь к столу и усаживаясь.
Вскоре, расслабившись от вина, они уже весело обсуждали парламентские сплетни, одновременно расправляясь с вкуснейшим лососем. Когда с ним было покончено, Чарльз сказал извиняющимся тоном:
– Боюсь, вместо пудинга нас ждет довольно древняя смесь крыжовника с остатками мороженого, которые уцелели еще со времен Джона Уординга.
– Что может быть лучше? – сказала Элизабет, начинавшая самой себе нравиться.
Когда они с наслаждением принялись за немудреный десерт, Чарльз, пристально глядя на Элизабет, неожиданно спросил:
– А теперь скажите мне, миссис Брентфорд, о чем вы хотели со мной поговорить?
– Ради Бога простите, но не кажется ли вам, что пора уже называть меня Элизабет? В конце концов, я-то зову вас по имени.
– Ваш муж зовет вас Лиз, – сказал Чарльз, словно обращаясь к самому себе.
– Я предпочитаю Элизабет, – тихо ответила она.
– Очень хорошо. Итак, почему вы хотели встретиться со мной, Элизабет? – Чарльз с наслаждением произнес ее имя.
Она потупила взгляд, задумчиво размешивая стоявший перед ней кофе. Затем сказала, не поднимая глаз:
– Вы знаете о том, что у моего мужа роман?
– Да, – коротко ответил Чарльз.
Она подняла на него умоляющий взгляд.
– Об этом все знают?
– Нет, конечно же, нет. Он очень осмотрителен. – Чарльз не стал распространяться далее. Элизабет выглядела так, словно ее ударили по лицу.
Чарльз понял, что допустил серьезную ошибку. Он перегнулся через стол и взял ее за руку.
– Я очень виноват перед вами. Пожалуйста, простите меня, – искренне произнес он. Но Элизабет его не слушала.
– Какая она?
– Кто?
– Эта женщина. Не важно, кто она. Чарльз подумал, что, пожалуй, лучше соврать.
– Понятия не имею, я ее никогда не видел.
– Но вы уверены в том, что она существует? – настойчиво допытывалась она.
Чарльз уже начинал сожалеть о том, что так разоткровенничался.
– Да, боюсь, что да.
– Конечно. Я давно догадывалась об этом, – сказала Элизабет. Лицо ее уже было спокойным, лишь в печальных глазах угадывалось скрытое напряжение. – Об остальных я тоже знала.
Впервые в жизни у Чарльза не нашлось готового ответа. Он молча смотрел на нее, восхищаясь ее благородством.
– Вы необыкновенная женщина, Элизабет, – наконец произнес он.
Элизабет посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно так думаете? – спросила она. – Что же во мне необыкновенного – живу с человеком, который меня не любит?
Чарльз отвел взгляд и тихо сказал:
– Я не сомневаюсь в том, что Симон любит вас.
– Правда? – недоверчиво спросила она. – Тогда почему же он мне изменяет? – Чарльз хотел было что-то сказать, но она прервала его. – Не надо меня обманывать, Чарльз. Вы поступаете благородно, пытаясь пощадить меня, но я-то знаю, что Симон уже много лет неверен мне.
Чарльзу ничего не оставалось, как только держать ее руку, выражая тем самым свое искреннее участие.
– Почему он так поступает? – обратила она на него свои огромные печальные глаза.
Он лишь смотрел на ее встревоженное лицо, не в силах найти ответа.
– Не знаю, смогу ли я и дальше так жить, выносить это я уже не в силах, – внезапно сказала она, уронив голову. Чарльз подумал, что она вот-вот разрыдается, но Элизабет умела владеть собой.
Повисло долгое молчание; наконец Чарльз произнес:
– Я хочу помочь вам.
– Вы уже мне помогли, – сказала она. – Мне необходимо было поделиться с кем-нибудь.
Он воспользовался моментом.
– Элизабет, я сделаю все, что в моих силах, лишь бы облегчить вашу жизнь. Я… я всегда так высоко ценил вас.
Она улыбнулась ему.
– Вы милый, Чарльз. И нравитесь мне гораздо больше, чем я могу вам об этом сказать… Я доверяю вам, – тихо добавила она.
– Что я могу для вас сделать?
– Не так уж много. Кстати, как ее зовут?
Но Чарльз вовсе не собирался раскрывать имя любовницы Симона, даже Элизабет.
– Я ее не знаю, – ответил он.
Он солгал. С Шейлой он работал еще до того, как перешел к Симону, и она ему очень нравилась. Привлекательная, веселая, энергичная, но с Симоном, и Чарльз это знал, она была обречена на страдания. Очень скоро, когда их отношения станут слишком серьезными, Симон непременно обрубит их – внезапно и жестоко, как это уже бывало с остальными. Все они были в чем-то похожи, его любовницы: умные, яркие, независимые, они поначалу охотно принимали правила игры, но со временем все более подчинялись своему глубокому чувству к Симону. И, когда отношения заходили слишком далеко, Симон резко и грубо прерывал их, тут же устремляясь к новым завоеваниям. Чарльз признавал, что это тоже было своего рода борьбой за власть, которая в конечном счете и определяла жизнь Симона. Единственным желанием Чарльза было уберечь от этого Элизабет, окружить ее вниманием и нежной заботой, которой она заслуживала. Он смотрел на нее, сидящую напротив, и от одной мысли об этом сходил с ума.
– Я никогда не оставлю его, вы же понимаете, – сказала Элизабет, словно догадываясь, о чем он думает.
Мечта тут же упорхнула. Ее слова больно ранили. Он вспомнил, как его, мальчишку, сбила с ног норовистая лошадь. Сейчас он вообразил, что этот удар пришелся по животу. Страшное ощущение, которое он мысленно испытал, внезапно придало ему храбрости.
– Никогда нельзя знать, что может произойти, – сказал он неожиданно для самого себя. – Вы можете и передумать.
– Я допускаю, что все возможно в этой жизни, – устало ответила Элизабет, высвобождая свою руку. Она переменила тему. – Я так понимаю, вы в курсе этой истории с его дочерью?
