Нельсон Демилль - Адское пламя
Постояльцы оживленно болтали, обмениваясь разрозненными страницами воскресного выпуска «Таймс», словно обнаружили какие-то священные тексты, завернутые в их салфетки.
Мы перезнакомились со всеми и уселись с Кейт на два свободных места за столом в обеденном зале. Тюремная надсмотрщица приволокла нам кофе и апельсиновый сок и рекомендовала начать с горячей овсянки.
— А горячие булочки у вас есть?
— Нет.
— Я не могу читать «Таймс» без горячих булочек. Горячая овсянка отлично сочетается с «Уолл-стрит джорнал». У вас есть «Уолл-стрит джорнал»?
— Горячая овсянка вполне подойдет, спасибо, — перебила меня Кейт.
Мои сотрапезники оживленно комментировали милые пустячки из разделов «Таймс» — искусство, путешествия, отдых, книги и так далее. Разве я на такое напрашивался?!
Apres sex[10] мы прикончили бутылку красного вина, и я ощущал легкое похмелье, отчего всегда делаюсь ворчливым и раздражительным. Так что в отличие от Кейт не принимал участия в общем разговоре.
У меня был с собой маленький «смит-вессон», положенный мне во внеслужебное время, — висел в кобуре, пристегнутой к ноге над лодыжкой, и я уже начал подумывать, как бы уронить салфетку, нагнуться за ней и, вытащив при этом револьвер, заорать: «Не двигаться! Я филистер! Всем заткнуться и жрать свою овсянку!» Но я же знаю, как Кейт реагирует на подобные мои глупости.
А разговор тем временем переместился на заголовок в «Таймс» — «Рамсфелд приказывает переработать планы ведения войны, добиваясь более быстрых действий». Мои сотрапезники уже пришли к единому мнению — война с Ираком неизбежна, учитывая настрой нынешней администрации.
Если бы я любил делать ставки — а я и впрямь не прочь этим заниматься, — то поставил бы на январь или, может, на февраль. А в марте шансы, пожалуй, будут еще выше.
Один из мужчин по имени Оуэн заметил мое безразличие и спросил:
— А вы как считаете, Джон? Почему нынешняя администрация хочет начать войну со страной, которая не причинила нам никакого зла?
Вопрос, кажется, был с подковыркой — такие я обычно задаю подозреваемым; например: «Когда вы перестали бить свою жену и начали работать на Аль-Каиду?»
Но ответил я Оуэну вполне правдиво:
— Думаю, мы можем избежать войны, если сумеем укокошить Саддама и его психически ненормальных сынков с помощью снайперов или нескольких крылатых ракет.
За столом на минуту воцарилось молчание, потом другой мужчина, Марк, произнес:
— Значит… вы не за войну… но считаете, что нам надо убить Саддама Хусейна?
— Я бы поступил именно так. Войны надо приберегать на тот случай, когда они действительно нужны.
Женщина по имени Майя полюбопытствовала:
— А нам когда-нибудь бывают нужны войны?
Вопрос, я думаю, риторический. И я спросил ее, в свою очередь:
— А что бы вы предприняли после нападения на Всемирный торговый центр и Пентагон? Послали бы «Дикси Чикс»[11] в Афганистан с миссией доброй воли?
— Джон любит делать провокационные заявления, — заметила Кейт.
Мне хотелось прекратить этот идиотский разговор, но Марк, кажется, мной заинтересовался.
— Вы чем занимаетесь, Джон? — спросил он.
Обычно в таких случаях я представляюсь инспектором по термитам, но сейчас решил не заниматься глупостями и ответил:
— Я сотрудник Федеральной антитеррористической оперативной группы.
После минутного молчания Марк уточнил:
— В самом деле?
— Да. А Кейт — специальный агент ФБР.
— Мы работаем вместе, — добавила Кейт.
Одна из дам, Элисон, воскликнула:
— Как интересно!
— Как вы считаете, уровень террористической опасности — сейчас объявлен «оранжевый» — это реально или они просто нас запугивают в политических целях? — обратился ко мне третий парень, Джейсон.
— Ха! Понятия не имею. А что по этому поводу пишет «Таймс»?
Но он продолжал настаивать:
— Насколько реальна сегодня эта угроза?
— Угроза терроризма в Америке вполне реальна, — вмешалась Кейт. — Однако, не разглашая секретных сведений, могу сказать, что у нас нет никакой конкретной информации о надвигающемся нападении.
— Тогда зачем, — не отступал Джейсон, — объявлен «оранжевый» уровень опасности, означающий высокую вероятность нападения террористов?
— Это всего лишь предосторожность в связи с годовщиной событий одиннадцатого сентября, — пояснила Кейт.
— Ну, все уже в прошлом, — сказал Марк. — Думаю, теперь это просто способ держать страну в страхе, чтобы администрация могла реализовывать свои задумки в плане внутренней безопасности, что, в сущности, является наступлением на гражданские свободы. — Он посмотрел на меня: — Вы согласны с этим, Джон?
— Абсолютно согласен. Вообще-то, Марк, мы со специальным агентом Мэйфилд направлены сюда с заданием сообщать обо всех антиправительственных и подрывных действиях. Так что должен вас предупредить: все ваши высказывания могут быть использованы против вас в военном трибунале.
Марк сумел выдавить слабую улыбку.
— Мне кажется, вы снова нас провоцируете, — сообщила мне Элисон.
— Это, видимо, мой лосьон после бритья так действует.
Элисон засмеялась. Думаю, я ей понравился. А еще я уже начал подозревать, что, кончая, она громко вопит.
Третья женщина, Пам, обратилась к нам:
— Вы когда-нибудь арестовывали террориста?
Вопрос вроде вполне нормальный, но, судя по общей тональности разговора, его вполне можно было воспринять совершенно иначе, что Кейт и сделала, ответив:
— Если вы имеете в виду исламских террористов, то нет. Однако, — тут она встала и задрала свой пуловер, предъявив обществу длинный белый шрам на спине, который начинался под ребрами слева и заканчивался чуть выше задницы, — один ливийский джентльмен по имени Асад Халил достал меня из снайперской винтовки. В Джона он тоже попал.
У меня шрам был на правом бедре, так что его невозможно было продемонстрировать данной разнополой компании, не стаскивая штаны.
Кейт опустила пуловер.
— Итак, террористов я не арестовывала, но один в меня стрелял. И я была в одной из башен-близнецов одиннадцатого сентября.
В обеденном зале стало тихо, и я подумал, что они, наверное, ждут, когда я покажу им свой шрам. И следы еще трех пулевых ранений от неких испаноговорящих джентльменов, прикончивших мою карьеру в УП Нью-Йорка, причем две из трех дырок располагались в неприличном месте, но одна была на груди и я мог бы приписать ее ливийцу. Потому что мне действительно хотелось расстегнуть рубашку и показать Элисон свой шрам.
— Джон?
— Что?
— Я сказала, что уже готова.
— Чувствую запах жареных сосисок.
— Я хотела бы выехать пораньше.
— Хорошо. — Я встал и пояснил: — Мы едем на остров Плам. Их исследовательская лаборатория занимается вопросами биологической войны. У них вроде как пропало восемь литров культуры сибирской язвы, и нам надо выяснить, куда она делась. — И добавил: — Будет крайне неприятно, если при опылении какого-нибудь виноградника вместо дезинсектанта используют эту штуку. — Я откашлялся. — Извините. Желаю всего наилучшего.
Мы покинули разваливающуюся халупу и пошли к нашему джипу.
— Вряд ли нужно было так их пугать, — сказала Кейт.
— Что?
— Сам знаешь что! — Она рассмеялась, чего ни за что не сделала бы до 11 сентября или даже через полгода после этого. Теперь, как я уже говорил, она стала совершенно другим человеком, расслабилась и в конце концов оценила мой острый ум и изощренный юмор. — А все-таки ты просто жуткий недоумок, — заметила она.
Это не совсем соответствовало моему представлению о себе. Мы залезли в джип и убрались оттуда прочь.
Тут она вдруг заговорила низким голосом, наверное, пытаясь имитировать меня:
— У них там вроде как пропало восемь литров культуры сибирской язвы.
— Ты простыла?
А она продолжала:
— Будет крайне неприятно, если при опылении какого-нибудь виноградника вместо дезинсектанта используют эту штуку. — Дважды кашлянула. — Извините. Кажется, у меня сибирская язва.
— Этого я не говорил.
— Ты откуда это взял?
— Не знаю. Просто пришло в голову.
— Ужасно!
— Сибирская язва — это и впрямь ужасно.
— Я твою голову имею в виду.
— Правильно. Куда едем?
— Я знаю один отличный антикварный магазин в Саутхолде.
— Пойдем лучше в церковь. Дешевле обойдется.
— Нет, в Саутхолд. Поворачивай здесь налево.
Итак, утро воскресенья мы провели, ковыряясь в антиквариате. Я не слишком увлекаюсь подобной рухлядью — по большей части это ведь действительно кишащие червями обломки гнилого дерева и траченные молью обрывки материи в совершенно антисанитарном состоянии. Я бы скорее рискнул заразиться сибирской язвой, чем возиться с антиквариатом.
