Кеннет Харви - Жертва
Кроу пошевелился на койке. Завтра он уйдет из больницы, выпишут его или не выпишут. Ему было не по себе, он ворочался в постели, вел с болью отчаянный разговор, словно переговоры с упрямым террористом. Он хотел уйти из больницы, но он знал, что с такой болью ему будет трудно двигаться свободно. Ему нужно, чтобы врач дал ему болеутоляющие таблетки, а если врач не согласится, тогда придется раздобыть где-нибудь в городе. Завтра Рождество, и именно в этот день Кроу хотел прищучить Ньюлэнда. Ему казалось, что это единственный подходящий момент.
Через полчаса он закончил есть, с радостью обнаружив, что к нему возвращается аппетит, хотя вся больничная еда была чуть теплая. Он выпил чай и снял трубку телефона, чтобы позвонить Фрэнсису Мориду. Он постоянно проверял Морида, ему нужно было убедиться, что все идет по плану. Прозвучали только два гудка, прежде чем на другом конце взяли трубку.
— Сержант Кроу.
Ни единого звука не раздалось со стороны Морида, пока Кроу не назвал кодовое слово. Тогда Морид невыразительно сказал:
— Все в порядке, — и повесил трубку.
— Что за тип? — пробормотал про себя Кроу, протягивая руку, чтобы положить трубку на место, потом подождал, пока утихнет режущая боль и пот высохнет на его лице, прежде чем даже попытаться сделать еще один глоток остывшего чая.
Ожидание было невыносимым. Морид никогда не отпускал Дженни от себя. Заходя в туалет, она слышала, что он стоит у двери. Ее это смущало.
— Почему вы просто не смотрите за входной дверью? — спросила она, выходя из туалета. — Как делают обычные полицейские.
Он только посмотрел на нее своим острым взглядом, но ничего не сказал.
— Хотите пива или чего-нибудь еще? Рождество же. Надо же куда-нибудь сходить.
Морид покачал головой и пошел за ней на кухню.
— Да отстанете вы от меня когда-нибудь? — огрызнулась она.
Он встал у кухонного стола и смотрел, как она открывает холодильник. Потом она достала бутылку апельсинового сока, стакан из буфета и повернулась к нему.
— Слушайте, вы должны выпить со мной, или я рассержусь. Мне же нужно с кем-нибудь чокнуться.
Лицо Морида не изменилось. Пошевелились только его губы.
— Хорошо.
Дженни просияла:
— Ну и здорово.
Важна даже маленькая победа, учитывая, какую неограниченную власть имел над ней этот полицейский. Она взяла еще один стакан и наполнила его до краев, протянула ему:
— Держите. — Она чокнулась с ним и сказала: — Будем здоровы.
Морид поглядел на стакан, понюхал его, потом подождал, пока Дженни выпьет. «Он должен был выпить первым, — подумала она. — Это же он меня защищает».
— А вдруг сок отравлен? — саркастически проговорила она. — А что, если я сейчас хлопнусь замертво? Как вам это понравится?
Он омочил губы соком и уставился на нее.
— Сама себе злейший враг.
— В каком это смысле?
Морид так и продолжал смотреть на нее.
— Фигня, вот что это значит.
Дженни покачала головой и попыталась успокоиться, нервно оглядываясь на большое окно в гостиной и холодную ночь за ним.
— Значит, сок не отравленный? — Она посмотрела на край своего стакана, потом на Морида и улыбнулась лукавой улыбкой, которая, как ей казалось, может его соблазнить.
Морид только кивнул.
— Пейте до дна, — сказала она ему.
Улыбка прорезала его лицо, и на секунду он показался ей почти привлекательным, до того как поставил свой стакан на стол.
— Нет, все не так просто.
— Что не так просто?
Но Морид не хотел объяснять. Он только смотрел на нее своим острым взглядом.
— Что не так просто? — опять спросила она.
— Ты нарочно налила слишком много. Неестественно много. Для излишества и для воздержания всегда есть причина. Причина со следствием.
— Что за ерунда?
Ее новые очки вдруг тяжело надавили ей на нос. Ей захотелось сорвать их и швырнуть в Морида. Она больше не хотела в этом участвовать. Ей нужна была свобода. Она чувствовала, как будто ее снова засадили в клетку, так же как когда отец не выпускал ее из дома после ужина, зная, что позже у него будут на нее планы. Она всю жизнь просидела в клетке. Дженни переступила с ноги на ногу и почувствовала, как на лбу и на ладонях выступает пот.
— Даже не думай о том, чтобы сбежать. Я не пойду в туалет.
Дженни вздохнула и отвернулась.
— Ну, это уж слишком, — сказала она, выливая свой сок в раковину.
Когда Дженни снова повернулась к Мориду, она услышала звон стекла, как будто разбилось окно или стакан из-под сока ударился о край раковины и разлетелся осколками. Морид был мертв, и снаружи донесся слабый шум, который все усиливался, пока она не почувствовала его вибрацию в полу под ногами и не поняла, что это рокот вертолета сотрясает дом. Она увидела рубиновую точку лазерного прицела, который обыскивал стену за кухонным столом. Стоя в углу, она вжалась в кухонный шкаф, надеясь, что не стоит на линии огня, потом она протянула руку за спину и открыла дверцу шкафчика, и в этот миг все квартиру сотряс грохот крутящихся винтов. Дженни не сводила глаз с лежавшего на боку тела Морида, из его головы вытекала кровь, такая темная, почти черная. Его глаза следили за ней, не меняясь, по-прежнему вперенные в нее даже в смерти, не способные бросить свой долг.
Она взмолилась Богу и открыла дверцу, пощупала рукой внутри, но не смогла влезть внутрь. Отчаянно пытаясь втиснуть в шкафчик плечо, она заплакала. Тут с грохотом распахнулась дверь, и вошли двое мужчин с черными повязками на лицах, с протянутыми вперед руками, как будто они заметили ее и замерли. Раздался лязг металла, ударяющего по металлу, более сухой треск раскалывающегося дерева, и вокруг нее посыпались тарелки, а потом пуля пробила левое стекло ее новых очков. Ее голова запрокинулась, падая назад, назад…
«Наконец-то», — единственное слово, которое наполнило ее голову, один долгий вздох облегчения, и она упала, почти легко, элегантно, успокоившись на замусоренном линолеуме. Незрячие глаза смотрели на Морида. Защитник и та, кого он защищал.
Пег Голтон, конечно, не ждала никаких подарков от Стэна Ньюлэнда. Он был одним из ее лучших клиентов, но не относился к тем, кто дарит подарки. Он не запал на нее, как некоторые прочие, особенно более молодые мужчины, которые видели в женщине уже не первой молодости что-то, в чем они нуждались, утешение, которое она считала особенным и не возражала, если они просили ее поддержать их именно таким образом, как им хотелось. Когда к ней стал приходить Стэн Ньюлэнд, между ними установились чисто деловые отношения. Грязный бизнес. Он даже не тратил время на разговоры или обычные любезности.
Пег раздевалась и ложилась на кровать, и он мастурбировал над ее телом, глядя, как она трогает себя, обзывая ее старой швалью и ругая последними словами. Пег, украдкой поглядывая на него, часто видела ненависть в его лице, в шевелящихся губах, которые сжимались от бродивших в его голове мыслей, и она задумывалась, что же внушило ему такую злобу, что-то вроде жажды возмездия. Может быть, в прошлом какая-то женщина сделала ему больно, и он представлял, что Пег — это она. Или, может быть, он таким родился и от природы был лишен того, что позволяет человеку сочувствовать. На своем веку она навидалась всякого и знала, что это не редкость. Некоторые люди просто созданы такими, их тела растут, наполняясь гневом и ненавистью, вмещать которые они были рождены.
— У меня тут есть кое-что для тебя, — сказал Ньюлэнд с нехарактерной ухмылкой на лице.
Она с удивлением услышала в его голосе любезные нотки.
— Ну, спасибо. — Она развернула синюю бархатную коробочку и открыла ее. Внутри лежал золотой медальон. Пег не смогла удержаться и выдала свою неожиданную радость при виде его старинной красоты, ее лицо осветилось и смягчилось от восторга.
— Открой его, — сказал Ньюлэнд.
Открыв его, внутри она увидела маленькую фотографию. Ее лицо медленно менялось, пока она узнавала изображение. Посмотрев на Ньюлэнда, она заметила, что он в восторге от ее смятения.
Там было ее лицо, вырезанное из группового снимка ее школьного выпуска. Это было так давно. Ей показалось, что пронзившая ее боль тоски что-то отрезала от нее, и от мысли, что этот человек знает об ее истинном прошлом, она еще больше ослабела. Она нервно взглянула на него, не зная, чего ожидать.
— Я не понимаю…
— Я все знаю про тебя, — сказал он, толкая ее на кровать. Он достал из кармана своего серого пиджака опасную бритву и раскрыл ее. — Знаю твое прошлое. Как ты отказываешься признавать свое прошлое. Люди с загубленными жизнями. Жизнь не всегда с тобой так обращалась. — Он обвел рукой убогую комнатушку. — Я видел тебя, следил за тобой, стал твоим новым прошлым. Это единственный способ по-настоящему увидеть человека, увидеть его тогда, когда ему кажется, что на него никто не смотрит.
