Эндрю Пайпер - Проклятые
Вид за окном напоминал пейзаж из другого мира – так его могло бы ощущать какое-нибудь животное, подсознательно желающее убежать от угрозы… Вдвойне странным казалось, что все, хоть сколько-то оживлявшее окружающую обстановку, заставляло меня чувствовать себя мертвым. Что, впрочем, могло быть вполне естественным для любого, кто возвращается в родной дом после долгого отсутствия.
Добравшись до конца эстакады и оставив позади деловой центр города, я сообразил, что Альфред-стрит находится впереди всего в двух кварталах от меня. Я мог бы свернуть направо и уже через пару минут припарковаться перед домом (или пустующим остовом строения, или что там могли воздвигнуть на его пепелище).
Я не стал этого делать.
Вместо этого я резко затормозил прямо посередине трассы, развернул машину на сто восемьдесят градусов и вдавил педаль газа в пол.
Спустя секунду я ощутил предупреждающее покалывание в левой руке.
Прижав ладонь к груди, словно собираясь приносить присягу, я заехал в гараж позади «Гриктаун Казино-Отель» и, пошатываясь, направился к стойке, чтобы снять комнату. Вид мой не мог быть слишком хорошим. Но здесь привыкли к людям вроде меня, которые путешествуют в одиночку и не очень хорошо выглядят.
За окном моей комнаты на восемнадцатом этаже открывался вид на центр города. Широченные каменные дома, каких не строили вот уже лет пятьдесят. Бетонные опоры монорельсовой дороги, извивавшейся через весь деловой центр, казались монументом самому глупому решению транспортной проблемы из всех решений, принимавшихся в истории города. Фигурки людей там и тут. Тени, застывшие в углах, неподвижные, даже когда менялись огни.
Преисподняя… Моя преисподняя.
Глава 25
Рассвет прилетел на алых облаках. Лежа на своей кровати, я следил за тем, как он окрашивает город в марсианские тона, прежде чем побледнеть до оранжевого, а затем и розового так, словно наступавший день пытался выбрать между палитрой иных миров, но затем все-таки остановился на цветах родного домашнего желтого солнца.
Мне бы следовало еще поспать. Однако всякий раз, как только я пытался смежить веки, мне словно поступала команда открыть глаза, дабы убедиться, что я все еще здесь.
Детройт…
Канадцы, пересекавшие границу, чтобы купить здесь что-нибудь по дешевке, всегда произносили это слово в три слога – Де-тро-ит, те из нас, кто жили в пригородах, проглатывали «е», и тогда получалось – Д-тройт, в то время как люди, жившие в самом городе, делали ударение на удлиненной гласной – Дее-тро-ойт. Единого правила, как произносить название города, не существовало, однако каждый смеялся над тем, как остальные неправильно это делают.
Я попробовал вслух произнести все эти варианты по мере того, как небосклон, стирая ночь, становился похожим на отбеленный холст. Полицейские автомобили, сновавшие по определенным улицам и игнорировавшие другие, пережившие свое время офисные здания, река, мрачно поблескивавшая в промежутках между ними, – ничто не давало повода думать, будто я нахожусь где-то еще, кроме этого города. Хотя как раз именно это я и пытался сделать в течение последнего беспокойного часа.
Даже ради прелестей загробной жизни я никогда не говорил Детройту «да».
Рядом с кроватью зазвонил телефон.
Я что, когда вселялся, попросил разбудить меня? Находясь между сном и явью, моя память явно еще отказывалась быть кристально чистой.
Я собирался позволить телефону трезвонить, пока он сам не умолкнет, однако потом подумал, что это могла бы быть Уилла. Уилла, которая хотела первой пожелать мне доброго утра и сказать, что у Эдди все отлично, а может, это и сам Эдди вышел на связь, чтобы сказать, что меня уже хватились, и попросить, чтобы был осторожен, очень осторожен.
Трубка уже была у моего уха, когда я вспомнил, что Уилла не знает, где я остановился.
Пррросыпайся-пррроснись…
Я швырнул телефон на пол и направился прямиком в душ. Там я до упора открутил горячую воду, словно так смог бы смыть голос Эш с кожи.
«Завтрак в буфете отеля – ешь сколько влезет» – подобное предложение всерьез воспринималось другими посетителями, которые по нескольку раз подходили к стойке, чтобы взять еще немного вафель и кусочков бекона, а также служило утешением для тех, кто ночью, судя по их виду и опухшим глазам, в очередной раз проигрался в казино.
Я положил телефон на столик и проверил, работает ли приложение, которое загрузил перед отъездом. Связь с системой безопасности я установил в доме на Портер-сквер пару лет назад после того, как по соседству произошел резкий всплеск краж со взломом. Кликнув на окошко приложения, я мог видеть все, что оказывалось в секторе наблюдения крохотных камер, установленных на потолке там, откуда можно проникнуть в дом: у черного хода, над окнами первого этажа, у парадной двери. Идея заключалась в том, что непрошеный посетитель или любой, кто проникнет в дом, не отключит предварительно сигнализацию, телефон автоматически соединит меня с камерой и покажет, что происходит в месте вторжения.
Кликнув пару раз, я убедился, что приложение работает. Потом проверил камеры в надежде увидеть Уиллу, пришедшую из госпиталя или собирающуюся туда, но движения нигде не было заметно.
Когда я вышел из программы, меня ожидало новое послание от нее.
«ТАМ ВСЕ ОК?»
Примерно пять минут я пробовал придумать в ответ какие-нибудь ласковые или ободряющие слова, ну, или что-то с оттенком флирта – еще несколько дней назад подобные разговоры нам давались легко – однако слова, набранные на экране, казались фальшивыми. В конце концов я решил даже не пытаться тратить время на все это и ответил просто:
«Здесь просто превосходно. Сообщу, как все проходит».
Я подождал, ожидая в ответ что-то вроде «целую, обнимаю» или «с любовью», словом, эквивалента подставленной для поцелуя щечки, однако по электронке ничего больше не пришло.
Я сел в автомобиль, потому что не знал, чем еще заняться.
Оказавшись снова на Вудворд, я направился к выезду из делового центра; на этот раз миновал Альфред-стрит и поехал мимо зданий Медицинского центра, Детройтской публичной библиотеки и Института искусств, затем повернул к вытянувшимся на многие мили вереницам запущенных кварталов. Большинство жилых домов теперь стояли необитаемыми, но на тысячах обреченных строений рекламные щиты все еще предлагали желающим приобрести собственность ВСЕГО ЗА $10000 И ДАЖЕ МЕНЬШЕ!!!
Когда я пересек 8-ю Милю, обстановка снаружи стала меняться. За границами Детройта магазины не выглядели более привлекательными, но хотя бы половина из них тут были открыты. Парочка автосалонов предлагали наряду с подержанными новые модели автомобилей. Церкви стояли с неразбитыми окнами, и объявления приглашали прихожан посетить воскресную службу («ХРИСТОС ОТВОРИТ ВРАТА… ЕСЛИ ВЫ ТОЛЬКО ПОСТУЧИТЕ»).
Когда широкая авеню разделилась в начале Мейн-стрит, я повернул на Ройял-Оук.
Здесь практически ничего не изменилось. И это можно было считать достижением, учитывая, что последние пару десятилетий город только и делал, что менялся, причем, в основном, к худшему. А этот район, похоже, упорно цеплялся за свое прошлое, оберегая себя от реальности, угрожавшей ему отовсюду. Вот «Старбакс», там – книжные развалы «Барнс энд Тоубл». Небольшие ресторанчики и закусочные, в витринах которых поблескивают медные кастрюли и бокалы для вина. Прохожие на улицах целеустремленно двигаются туда-сюда, студенты катаются на скейтах, уличные актеры и клерки в галстуках. В противоположность Вудворду здесь все выглядело нарядно, в соответствии с требованиями среднего класса.
Еду по Мейн-стрит… Не зная куда, не представляя, кого можно окликнуть или как отсюда выбраться…
Я снова чувствовал себя ребенком.
Как тот тинэйджер, который когда-то бесцельно брел по городу после ухода Эш или позже, бросив колледж, ничего не делал и только поминутно поглаживал книгу, рассказывавшую о жизни после смерти, так и сейчас я оказался у дверей кофейни «Карибу», сделал заказ и забился в угол, пытаясь разобраться во всем. Не будучи даже уверен, а в каких же вопросах разбираться нужно…
Если Эш была убита, то единственный достоверно известный факт заключается в том, что это произошло в наш день рождения. И если верить доступным документам, последними, кто видели ее живой, были три девушки, которые ехали за ней некоторое время по Вудворд-авеню, прежде чем повернули назад.
Лайза Гудэйл…
Мишель Уинн…
Вайнона Квинлен…
Первой пришла на ум Лайза, фигуристая девушка с томными глазами. В школе она могла охмурить любого парня и охмуряла – если только Эш тоже не положила на него глаз. Помню, как-то на посиделках на цокольном этаже Лайза сидела рядом с Натаном Полом. Натан был на два года старше, его папаша давал ему свой «БМВ»-купе, он периодически работал моделью в местных рекламных агентствах, словом, считался кинозвездой по меркам Ройял-Оук. Так вот, он держал Лайзу за руку и предлагал ей «покататься». И тут по ступеням спустилась Эш.
