Джеймс Грейди - Бешеные псы
— Что ты делаешь, Эрик? — заорал я.
— Да оставь ты его в покое, дружище, — сказал Рассел. — Видишь, человек не в себе.
Эрик схватил стоявшую на столе цилиндрическую стеклянную вазу, размахнулся, и красные розы вместе с водой перелетели через всю комнату.
— Круто! — восхитился Рассел.
Он помог Эрику обтереть вазу. Эрик проверил, что толще — дно вазы или боковые стенки — и представляет ли она из себя вогнутую или выпуклую линзу. Затем он сунул вазу мне и выбежал из комнаты.
Хейли не стала дожидаться моего кивка, чтобы тенью последовать за ним.
Доктор Кларк заметила:
— Он похож на взбесившегося робота.
— Верняк, — согласился мужчина, обнимавший ее за плечи.
Мы услышали, как кто-то шумит в кабинете Жюля. Затем стук шагов в нашем направлении.
Эрик вернулся, Хейли следовала за ним.
— У него резиновая лента и ножницы, — сообщила она нам.
Эрик склонился над столом, уставленным подносами с овощами, кусками грудинки и обглоданными костями индейки, на которые упала красная роза. Лицо его осветилось, и он промчался в распашные двери кухни.
Хейли бросилась за ним, но тут же отскочила обратно, когда Эрик вновь вбежал в столовую с мотком фольги.
Завернуть вазу в фольгу и обмотать резиновой лентой заняло у Эрика меньше минуты. После чего он протянул мне получившийся сверток.
Мы все внимательно следили, как он делает это.
Подобно виртуозу-фехтовальщику из самурайского фильма, снятому «рапидом», отражаясь в наших глазах и стеклянном прямоугольнике на скатерти, Эрик вытащил из-за пояса молоток, картинно занес его над головой и с беззвучным «кха!» обрушил свое оружие в центр ничем не прикрытого зеркала.
Звук удара заставил вздрогнуть стекла во всей квартире. Белая стена пошатнулась. Штукатурка дождем посыпалась на нас и на обеденный стол.
По стеклу, словно расходясь из центра, разбежалась паутина. То, что было ровным и слаженным отражением нас, теперь распалось на дюжины неровных, угловатых фрагментов. Наш образ распался, разлетелся на куски.
Гарвардский доктор медицинских и философских наук прошептала: «Боже правый!»
— Соседи должны были что-то почувствовать, — сказал Зейн.
— Да пошли они! — хмыкнул Рассел. — Жюль у нас исправный налогоплательщик.
Эрик хмуро посмотрел на мозаику мини-зеркал, свисавшую со стены над скатертью.
И снова со всех сил ударил по центру зеркала молотком.
Зеркальные осколки попадали со стены. Штукатурка сыпалась дождем. Пол был усыпан битым стеклом.
— Ладно, хватит, — сказал Рассел, — соседи могут разволноваться.
— Эрик, — позвал Зейн, — там за зеркалом никого нет, никто на нас не смотрит.
Эрик смерил взглядом куски зеркала, повисшие на стене. Он схватил уцелевший кусок, в котором отражался но пояс, и ринулся в гостиную, мы — за ним.
Складные стулья в гостиной стояли кругом, как повозки первопроходцев, ожидавших нападения индейцев. Эрик поставил осколок зеркала на стул и выглянул сквозь стеклянную стену в ночь, простиравшуюся на глубину шести этажей. Прошелся вдоль оконного стекла с молотком в руке.
— Ох-х!..
— Не беспокойся, Виктор! — сказал Рассел. — По-своему это даже красиво.
И тут я совершил ошибку. Рассредоточил внимание между ним и скорбящим отцом. Тем самым я только удвоил тяжесть намерения следить за обоими сразу, вместо того чтобы сконцентрироваться на чем-то одном, каким бы мимолетно-кратким ни был предоставленный мне отрезок времени. В тайской рукопашной схватке подобное раздвоение стоило бы мне жизни. Здесь, на Западном Манхэттене, мне оставалось только завороженно следить, как Эрик, с молотком в руках, крадется вдоль стены ночных окон.
Вот он остановился. Посмотрел на окно. Поднял молоток…
Потом положил его на пол возле окна, как бы просто так. Рука его была опущена. Он провел ею по своему телу, чтобы удостовериться в размерах высоты.
— Все замерли! — сказала Хейли. — Не забывайте, он инженер!
— И не какой-нибудь там машинист, — пробормотал Рассел.
Эрик задергивал тяжелую штору на стене ночных окон.
— Не понимаю, к чему он клонит! — сказал наш хозяин Жюль.
Эрик резким движением включил настольную лампу. Он подвинул один конец завернутой в фольгу вазы к закрытым шторам, на одной линии с молотком. Прижал донышко вазы к шторам на высоте, которую отметил рукой, а затем фломастером очертил контур вазы на шторе и ножницами вырезал круглое отверстие в плотной материи.
— Эй, мне еще придется жить здесь после того, как вы уйдете! — вмешался Жюль.
— Не беспокойся об этом. — Сказав это, Йэрроу Кларк судорожным движением закрыла рот рукой.
Эрик приставил к отверстию в шторе нижнюю часть обернутой фольгой вазы. Передал мне ее. Заглянул в получившийся объектив и немного подправил угол.
Теперь он держался за меня стальной хваткой.
— Объясни нам, чего ты хочешь! — попросила Хейли.
Эрик сжал голову руками, будто она вот-вот взорвется. Бросил на меня испепеляющий взгляд.
— О'кей! — сказал я. — Прости, что виноват в твоей немоте! Просто давай! Валяй!
Он закрыл дверь гостиной. Выключил верхний свет. Поднял со скатерти осколок зеркала. Обошел стоявшие кругом стулья, чтобы вырубить настольную лампу.
Тьма поглотила нас, тьма, прорезанная только лучом света, проникавшего сквозь вазу, приставленную к отверстию в шторе.
Луч напоминал солнечный зайчик и, преломляясь, балансировал на белом потолке. Отраженный свет напоминал иллюминацию.
Зеркало то увеличивало, то уменьшало размеры Эрика по мере того, как он приближался или отступал от него до тех пор, пока освещенное пятно на потолке не приобрело форму и осязаемость, очертания и смысл.
— Ух ты! — прошептала Хейли.
Призрачное кино. Город внизу проецировался на потолок, как небесная диорама. Сценка живо напоминала фонарики корейских бакалейщиков, которые открывали свои лавчонки в половине десятого, при полной луне, а светофоры на улицах мигали зеленым, желтым и красным. Фильм был немой, и полнейшее молчание царило в нашей комнате. Внизу, под нами, волновалась ночная мгла, и через улицу стояла припаркованная машина; человек за баранкой положил локоть на опущенное стекло и наблюдал за входной дверью дома Жюля. Ни звука, ни единого звука, хотя две призрачные фигуры подошли к автомобилю, и один из них опустил руку: легко было признать движение человека, звонящего по мобильному телефону.
— Это насчет нас, — шепнул я.
Эрику же я сказал следующее:
— Ни на шаг не отпускай доктора Кларк. Постарайся ни о чем с ней не говорить. Не отвечай ни на какие вопросы… Следи за ней, за окном и, если что, дай знать.
Ни о чем не говори. Не отвечай на вопросы. Следи. Дай нам знать.
Наконец, когда приказы закончились, Эрик обрел дар речи.
— Ой-ой! — сказал он, когда немое кино на потолке закончилось, двое мужчин, стоявших возле автомобиля, разошлись в разные стороны и скрылись в темноте. — Ой-ой-ой!
27
Крыши нью-йоркских домов, залитые светом полной луны, — славное зрелище, даже если тебе приходится удирать, спасая собственную жизнь.
Мы сгребли в одну кучу всю наличность Жюля, деньги из сумочки Йэрроу, конвертики из корзины на буфете, сказали «ё-моё» и, оставив двери квартиры открытыми, вышли в пустой холл. Затем поднялись на лифте и, воспользовавшись ключом Жюля, выбрались на крышу.
— И что дальше? — спросил Жюль, когда мы уже намылились покинуть его жилице. — Вы такие психи, что вознамерились летать?
— Мы достаточно благоразумны, чтобы нам не хотелось умирать, — ответил я.
Мы дали Жюлю и Йэрроу подушки и уложили их на полу в гостиной.
Вполне вероятно, агенты в машине были группой наблюдения. Может быть, нас планировали накрыть как раз снаружи. Может быть, они прибегли к такой же хитрости, как мы, чтобы проникнуть внутрь и заставить Жюля открыть дверь. Если же они решили прибегнуть к натиску — разрывным гранатам, спецназовцам в бронежилетах с пулеметами и помповыми ружьями, — то лучше всего было распластаться на полу, подобно заложнику, который нуждается в помощи, или заговорщику, который не хочет получить еще одну пулю.
— Как долго нам еще находиться в таком положении? — спросил Жюль, лежа вплотную к Йэрроу.
— До зари! — сказал Зейн, швыряя Хейли ее пальто. — Но это всего лишь предположение.
— Вы даже не знаете, есть ли кто-нибудь там, снаружи, — заметил Жюль.
— Там, снаружи, всегда кто-нибудь есть, — ответил я.
— Вижу машину, которая останавливается поперек улицы, — сообщил Эрик. — Женщина-пассажир выходит с переднего сиденья. Обходит квартал с обеих сторон. Забирается обратно в машину. Сидит и ждет. Наблюдает.
— Но это могло значить все, что угодно! — заспорила Йэрроу. — Это могут быть совершенно посторонние люди!
