Джеймс Грейди - Бешеные псы
— Ты сделал лучшее, что мог, — сказала она Расселу. — Лучшее, на что она могла надеяться. Ты поступил неверно, но причина была правильной.
— Что проку.
— Но это правда.
— Ты бежал. Вот что теперь главное. Ты вырвался на свободу, — сказал Зейн.
— Нет, — прошептал Рассел, — мне уже не вырваться.
— Да, — сказал я. — Ты прав. Не всем это удается.
Зейн указал на вставшую за окном ночь.
— Но теперь все это там. А ты здесь.
— О! — жалобно всхлипнул Жюль Фридман, школьный учитель, отец нашего психиатра.
Слезы текли по его векам.
— О! — воскликнул он, и его глаза, вдруг ставшие необъятными, как океан, поглотили нас. — Теперь я знаю, кто вы!
26
— Ух ты! Вы только посмотрите, сколько времени! — воскликнул я, обратившись к ошеломленным слушателям.
Я выпустил запястье доктора Йэрроу — стало понятно, что она вполне разобралась в ситуации и будет сохранять спокойствие, — и поднялся на ноги, слегка покачиваясь, как священник в пасхальное утро.
Все не сводили глаз с меня, но никто не внял моим словам о том, что уже поздно.
Кроме Эрика, который посмотрел на часы, потом за окно и увидел, что еще темно.
Жюль не отрывал от нас глаз. Слезы струились по его щекам, но губы уже улыбались.
— Вижу, пора всем откланяться! — подсказал я.
— Я остаюсь! — безапелляционно заявила сидевшая рядом со мной доктор Йэрроу.
— Верняк, — кивнул Зейн. — Мы тоже. Так уж выходит. Конечно, если все разойдутся, кто знает, с кем они потом встретятся. Или захотят перемолвиться словечком. Разве только, — продолжил он и, словно подавая мне знак, положил руку на прикрытую рубашкой повязку на животе, — мы организуем здесь еще что-нибудь… вроде собрания.
Если бы мы наставили на всех, находившихся в гостиной, пушки, заткнули бы им рты, чтобы они не могли позвать копов, они бы стали невольными соучастниками одного и того же несчастного случая, или людьми, которые слишком много знают. Если бы мы связали их и заставили лечь на пол, обещая оставить в живых, они бы не выдержали и рассказали кому-нибудь, что с ними случилось. А нас абсолютно никоим образом нельзя было считать молчаливыми свидетелями.
— Нет! — Я криво улыбнулся оставшимся в гостиной душевноздоровым людям. Никто даже не попытался ухмыльнуться мне в ответ. — Пора по домам, спасибо, что пришли, но вот-вот пробьют часы.
— О чем это он? — шепотом спросил один из преподавателей.
— О Золушке, — ответил стоявший рядом учитель. Потом взглянул на нашего хозяина: — Жюль?
— Все ведь в порядке. Верно, Жюль? — зычно крикнул Зейн.
— Уже лучше, — отозвался тот, улыбаясь сквозь слезы. — Уже лучше.
— Сюда, пожалуйста. — Я махнул рукой в сторону двери. — Прошу на выход.
Никто из простодушных гостей не тронулся с места. По пути к двери им пришлось бы пройти мимо скорчившегося на стуле Рассела.
— Эрик, — попросил я, — покажи Расселу вид, пока все одеваются.
Все пришли в движение. Преподаватели сгрудились вокруг Жюля. Он кивал, выслушивая произнесенные вполголоса соболезнования. И то улыбался, то вновь заливался горячими слезами.
Результат в конечном счете определяется интенсивностью: в ту ночь соболезнующим потребовалось три минуты, чтобы понять: Жюль не нуждается в их помощи. Через пять минут они уже толпились в дверях. Эрик с Хейли стояли рядом с Расселом, который уткнулся лбом в прохладное стекло. Если гостей беспокоил Зейн, подгонявший их, как ковбой норовистое стадо, то они были слишком сообразительны или напуганы, чтобы жаловаться. Дверь квартиры захлопнулась за смятенной толпой.
Доктор Йэрроу Кларк сказала:
— Я не оставлю Жюля одного.
— Вы имеете в виду, с нами, — уточнил я, поворачиваясь в ту сторону, где происходила наша борьба за сумочку.
— Я имею в виду — никогда. — Она накрыла своей рукой руку Жюля.
— Вы двое стойте — и ни с места.
Я подошел к своим друзьям.
— Рассел, — сказал я человеку, приложившему лоб к ночному зеркалу; только стекло отделяло его от долгого падения, — с тобой все в порядке?
— Я вижу свое отражение, — пробормотал он.
— Ну и как вид?
— Потрепанный.
— У нас сейчас нет на это времени. Соберись.
— Ладно, — согласился Рассел, но не тронулся с места.
— Кто вы? — спросила доктор Йэрроу, яростно сверкнув глазами.
Жюль легонько хлопнул ее по руке.
— Не волнуйся, Йэрроу. Я знаю, кто они.
— Конечно, — кивнул я, готовясь соврать, чтобы поддержать в ней иллюзии, служившие нам прикрытием.
— Вы пациенты моего сына.
— Что ж, формально…
Доктор Кларк прильнула к нашему улыбающемуся хозяину:
— Если кто-то из них — пациенты Леона…
— Мы все.
Рассел пошатнулся, но твердо встал на ноги рядом со мной.
— Отличное время, — сказал я ему, — а то я было подумал, что ты исповедуешься.
— Огромное спасибо, что пришли! — Жюль крепко пожал мне руку. Потом подошел к Расселу. Потряс руку Хейли, Эрику. — Это так много для меня значит!
— Значит, мы можем кого-нибудь позвать, — закончила доктор Йэрроу.
— Нет! — в один голос произнесли мы с Расселом.
— Нет, — сказал Жюль, — я не хочу делиться такой радостью ни с кем.
Он сказал так, даже почувствовав, что доктора Йэрроу передернуло. Оказаться в одной квартире с пускающими слюни маньяками, да еще не рассчитывая на поддержку Жюля, который остудил ее пыл своими словами.
— Кроме тебя, — уточнил он, беря ее за руку. — Ты здесь. И ты останешься. Разве ты не видишь, что эти люди — дар свыше?
На ее лице появилось выражение, что она готова слушать его все время, пока он будет держать ее за руку.
— Когда человек умирает, понимаешь, какой малой частью его ты владел. Леон не мог говорить со мной о работе, а работа составляет значительную часть нашей жизни. Человека узнаешь по историям, которые с ним происходят. А мы… между нами было даже больше стен, чем обычно между отцом и сыном.
Жюль, улыбаясь, посмотрел на нас и прорыдал:
— Эти люди — частички жизни моего мальчика. Огромное вам спасибо, что пришли. С вами я увидел ту сторону жизни сына, которая всегда была скрыта от меня.
— Да бросьте, — сказал Рассел, — мы бы вам его и живехонького доставили, если бы он не был приклеен к проволочной сетке.
Входная дверь квартиры широко распахнулась, а вместе с нею и глаза Жюля. У Йэрроу отвисла челюсть.
Зейн подошел к нам, на ходу говоря:
— Пока я следил, никто не звонил по мобильнику, но в такси или по дороге домой гости Жюля очухаются, поймут, что к чему, и кто-нибудь обязательно вызовет полицию.
— Что вы говорите? — прошептал Жюль.
— Что нам пора сматывать удочки, — ответил Зейн.
— Так вы привязали моего сына к изгороди?
— Нам пора идти, — настойчиво повторила Хейли.
— Нет, — сказал я. — Надо поговорить.
— Нам всем? — спросил Зейн.
Он, Рассел и Жюль — все мы уставились на доктора Йэрроу Кларк.
Она еще теснее прижалась к Жюлю. Стрельнула в меня своим острым, как алмаз, взглядом.
— Помните, вы спросили, кто мы? — начал я как можно мягче.
— Поверьте, тридцать лет психиатрической практики плюс к тому, что я узнала в детском саду, ясно говорят мне, кто вы такие. Вы все совершенные психи.
— Наконец-то! — развеселился Рассел. — Нашелся врач, который понял, в чем штука!
— Знание еще не сила, — сказал я доктору Йэрроу. — Знание — это ответственность. И опасность, риск. Приобретая знания, переходишь к действию. Если наука в своей хаотичности и научила нас чему-нибудь, так это тому, что каждое действие влечет за собой непреднамеренные, непредсказуемые последствия. На мраморной плите в ЦРУ выбиты слова: «Истина сделает тебя свободным». Ровно наоборот: как только человек узнает истину, ему от нее уже не отвязаться.
— В ЦРУ? — был ее ответ. — Как далеко зашли вы в своих иллюзиях?
— Явно дальше этой комнаты, — ответил я. — И вас не должно быть с нами. Но вы останетесь здесь, пока мы выйдем куда-нибудь поговорить. А потом уж от Жюля зависит, что он захочет вам рассказать. И от вас, если будете слушать внимательно.
— Вы все нуждаетесь в серьезном лечении, — ответила доктор Йэрроу.
— Крошка! — завопил Рассел. — А у тебя есть?
Жюль схватил меня за руку. Боевые искусства научили меня освобождаться от захвата. Жизнь научила тому, что иногда делать этого не следует. Я не всегда был хорошим учеником. В данный момент я нежно развернул руку Жюля — так, чтобы контролировать его и одновременно не спускать глаз с Йэрроу и Эрика.
— Эрик, ни на шаг не отпускай от себя доктора Кларк. Не слушайся ее. Молчи. Не отвечай ни на какие вопросы. Она не должна покинуть гостиную или вступить с кем-нибудь в контакт, но будь паинькой. Отсюда ты сможешь следить за ней и одновременно за улицей, так что, если что, дай нам знать.
