Бернар Миньер - Круг
Мартен взглянул на подчиненного.
— В одном я твердо уверен… — Он внезапно осознал, что его слова могут стать лишним аргументом «за» его паранойю. — Рано или поздно «психопат» вынырнет на поверхность.
18
Санторин
Ирен Циглер посмотрела вниз, на теплоход, стоящий на якоре в кальдере.[28] С террасы до него было метров сто, не меньше, так что он казался красивой белоснежной игрушкой. Море и небо выглядели ненатурально синими по контрасту с ослепительной белизной террасы, красноватой охрой скал и чернотой вулканических островков в центре бухты.
Ирен сделала глоток очень сладкого кофе по-гречески и затянулась сигаретой. Было одиннадцать утра, но воздух успел разогреться. У подножия скалы с парома высаживались туристы. На соседней террасе англичане в соломенных шляпах писали пейзажи. Сидевший на другой террасе мужчина лет тридцати говорил по спутниковому телефону. Поймав взгляд Ирен, он сделал приветственный жест. Средний рост, атлетическое телосложение, белые шорты и голубая рубаха — бесформенная, но явно дорогая. Лицо выразительное, не очень загорелое, на запястье часы фирмы «TAG Heuer». Редеющие волосы. Немец, трейдер, холостяк, набит деньгами. Циглер не раз видела, как он возвращается в отель — в сильном подпитии и в обществе местной красотки, всякий раз новой. Сутки в отеле — не в разгар сезона — стоили 225 евро, так что клиентура тут была вполне обеспеченная. Слава богу, за номер платила не Ирен — ее жандармского жалованья на подобное удовольствие вряд ли хватило бы. Она помахала в ответ и встала. На Ирен были красно-оранжевый топ и белая юбка из легкого шифона. Ветерок с моря не спасал от жары, и она вернулась в комнату.
— Не дергайся, — произнес голос ей в ухо.
Циглер вздрогнула, различив угрозу.
— Шевельнешься — пожалеешь.
Ирен связали руки за спиной, надели на глаза повязку, и по ее телу, несмотря на жару, пробежала дрожь.
— Марш в кровать и не вздумай сопротивляться.
Циглер подчинилась. Чья-то рука грубо толкнула ее в спину, потом с нее стащили юбку и купальник.
— Не рановато для игр? — спросила она, уткнувшись лицом в простыню.
— Заткнись! — У нее за спиной раздался приглушенный смешок. — Никогда не рано, — добавил голос с легким славянским акцентом.
Ирен перевернули на спину и освободили от майки. Она ощутила на себе обнаженное горячее тело, влажные губы коснулись ее век, носа, губ, язык змейкой пробежал по животу. Она высвободила руки, стянула с глаз повязку и увидела темноволосую голову Жужки, ее загорелую спину и упругую попку. Жар желания обжег Ирен, она выгнула спину и застонала от наслаждения, запустив пальцы в черные шелковистые волосы подруги. Жужка прижалась к ней, и они поцеловались.
— Что за странный вкус? — поинтересовалась Ирен.
— Yauurti mé mèli. Йогурт с медом. Тсс…
Ирен Циглер любовалась телом лежавшей рядом подруги. Словачка была совершенно обнажена, если не считать прикрывавшей лицо соломенной шляпы и кожаных сандалий на ногах. Она спала. Кожу Жужки покрывал ровный загар, она пахла солнцем, морской солью и защитным кремом. У нее была полная грудь с широкими сосками и бесконечно длинные ноги. Последний штрих — маленькую татуировку над лобком в виде стилизованного дельфинчика на память о чудесном отпуске — Жужка сделала накануне в Фире, «столице» острова. Дельфин был одним из главных мотивов греческой иконографии — их любовное гнездышко называлось «Отель Дельфини».
Они три недели путешествовали по островам, пересаживаясь с парома на паром, колесили по Кикладам на мотороллере: Андрос, Миконос, Парос, Наксос, Аморгос, Серифос, Сифнос, Милос, Фолегандрос, Хиос. Последние четыре дня они жили на Санторине — купались, ныряли и загорали на пляжах с песком почти черного цвета, бродили по живописным бело-синим улочкам, где магазинчиков было не меньше, чем в Тулузе, а потом возвращались в номер, чтобы заняться любовью. Не было ничего важней любви… Поначалу они захаживали в «Энигму», «Коо Клуб» и в «Лава интернет-кафе», но очень скоро стали избегать ночных клубов: мужчины на острове сильно потели, а женщины предавались возлияниям до тех пор, пока их взгляд не становился остекленевшим, а речь — совсем неразборчивой. Иногда Ирен и Жужка ходили выпить «Marvin Gaye» в «Тропическом баре», но торопились уйти, когда туда вваливалась толпа возбужденных прожигателей жизни. Девушки гуляли, выбирая самые тихие улицы, рука в руке, целовались под козырьками и в укромных уголках или седлали мотороллер и мчались на пляж, но даже там им было непросто насладиться прогулкой под луной — мешали пьянчужки, назойливые зануды и оскорбляющие слух звуки музыки в стиле «техно».
Циглер бесшумно встала, чтобы не разбудить подругу, открыла мини-бар, достала бутылку фруктового сока, попила и отправилась под душ. Сегодня последний день отпуска. Завтра они улетят во Францию и вернутся к прежней жизни: Жужка — в клуб, которым управляла и где была лучшей стриптизершей (там они и познакомились два года назад), Циглер — к месту нового назначения, в розыскную бригаду Оша.
Это вряд ли можно считать повышением после службы в По…
Расследование зимы 2008–2009-го не осталось без последствий. Вот ведь парадокс: майор Сервас и угрозыск Тулузы встали на защиту коллеги, а «утопило» ее собственное начальство. Ирен на мгновение прикрыла глаза, вспоминая тот ужасный «разбор полетов», то «судилище». Она действительно нарушила все правила, захотела сыграть, как лихой одинокий ковбой, и утаила от команды информацию, которая могла позволить им быстрее вычислить и повязать последнего члена клуба сексуальных извращенцев. Кроме того, она скрыла некоторые факты из своего прошлого, связанные с расследованием, и уничтожила важную улику. Ее могли наказать еще жестче, но вмешались Мартен и эта прокурорша, Кати д’Юмьер. Они напомнили, что Ирен спасла жизнь тулузскому сыщику и рисковала своей, чтобы задержать убийцу.
В результате ее перевели в главный город департамента с населением 23 000 жителей. Новая жизнь и новый старт. Теоретически Циглер знала, что дела, которыми ей придется заниматься, не будут иметь ничего общего с прежней работой. Единственное утешение заключалось в том, что она возглавит службу, — три месяца назад ее предшественник ушел в отставку.
В Оше был суд высшей инстанции, а не апелляционный, как в По. Уже в первые недели на новом месте она поняла, что самые сложные — и деликатные — дела систематически отдают в Региональное подразделение Судебной полиции, в Судебную полицию департамента или жандармерии Тулузы.
Она вздохнула, выключила воду, обернулась полотенцем и вышла на террасу. Надела темные очки и облокотилась на каменный парапет с выкрашенными в белый цвет стыками. Взгляд устремился на корабли, курсирующие по кальдере.
Ирен потянулась, как нежащаяся в лучах солнца кошка, и предалась воспоминаниям.
Она подумала о Мартене: где он, что сейчас делает? Сервас очень ей нравился, и она за ним присматривала — без его ведома. На свой манер. Нужно будет навести справки. Где Гиртман? Чем он занят? Инстинкт нетерпеливого охотника пробудился в глубине души Циглер. Внутренний голос говорил ей, что швейцарец взялся за старое, что он никогда не остановится. Ирен внезапно осознала, что ей не терпится вернуться к работе, оказаться во Франции — и снова выйти на охоту…
Сервас провел остаток воскресенья, занимаясь хозяйством, слушая Малера и размышляя. Около пяти позвонил Эсперандье. Он дежурил и хотел сообщить, что следователь Сарте и судья по предварительному заключению решили выдвинуть обвинение против Юго и временно задержать его. У Серваса резко ухудшилось настроение. Он не был уверен, что парень выйдет невредимым из передряги, побывав в Зазеркалье и воочию увидев, что скрывается за красивой витриной наших демократических обществ. Оставалось надеяться, что молодость позволит ему забыть пережитое.
Мартен вспомнил фразу из тетради Клер. В ней было что-то странное. Слишком очевидно и одновременно слишком изощренно. Кому она предназначалась?
— Ты слушаешь? — спросил он.
— Конечно.
— Найди образец почерка Клер. Пусть графологи сравнят с записью в тетради.
— С цитатой из Виктора Гюго?
— Да.
Майор вышел на балкон. Дышать из-за влажности было нечем, небо нависало над городом, как могильная плита. Где-то вдали глухо рокотал гром, а время как будто остановилось. Воздух был пропитан электричеством. Сервас думал о неизвестном хищнике, который бродит среди людей по улицам города, о так и не найденных телах жертв Гиртмана, об убийцах матери, о войнах и революциях, о мире, истощающем все свои ресурсы и потерявшем надежду на спасение и искупление.
— Последняя ночь на Санторине, — сказала Жужка, поднимая бокал с «Маргаритой».
