Бернар Миньер - Круг
Она должна подманить его поближе.
— Заткнись, дурища! Не лезь!
— Fuck you, bastard, — намеренно грубо ответила она.
Парень так изумился, что даже рот разинул. При других обстоятельствах его гримаса могла бы показаться уморительной.
— Ч-ч-что-о т-ты сказала?
Его голос напоминал змеиное шипение и дрожал от ярости.
— Fuck you, — очень громко повторила она.
Дружки рыжего сдвинулись с места, и в мозгу Ирен прозвучал сигнал тревоги. Внимание! Возможно, они не настолько пьяны, раз просекли, что ситуация меняется.
Маленький толстяк сделал шаг в сторону Циглер и, сам того не ведая, вошел в ее зону. «Ну же, давай, действуй, — подумала она, только подумала, а показалось — произнесла вслух. — Вперед…»
Англичанин замахнулся для удара. Он был пьяным, тучным, но быстрым. И рассчитывал на эффект внезапности. Это могло пройти — с кем-нибудь другим, но не с ней. Циглер ушла в сторону, размахнулась и ударила ногой по самой уязвимой части мужского тела. Бац — точно в цель! Рыжеволосый мерзавец завопил от боли, колени у него подломились, и он упал на черный песок. Ирен увидела, что двое других готовы напасть, и приготовилась к отпору, но тут Жужка брызнула слезоточивым газом в лицо тому, кто оказался на ее пути. Он заорал, согнулся пополам и прикрыл глаза ладонями. Третий взвешивал шансы, не зная, на что решиться. Циглер воспользовалась передышкой, чтобы заняться зачинщиком ссоры. Он уже поднимался на ноги, и Ирен не стала ждать — вцепилась мертвой хваткой в его запястье и начала выкручивать, как учили в школе жандармерии, пока не заломила руку за спину. Останавливаться нельзя: если она даст этим кретинам прийти в себя, они пропали. Раздался хруст сломанной кости, парень взревел, как раненое животное, и тогда Ирен его отпустила.
— Она сломала мне руку! Треклятая гадина, паскуда лесбийская! — хныкал он, укачивая покалеченную конечность.
Циглер уловила движение справа, повернула голову — и напоролась на кулак. От удара ее голова откинулась назад, она почувствовала себя, как боксер в состоянии грогги. Третий бандит. Он все-таки решился. Оглушенная Ирен упала на песок, тут же получила пинок ногой по ребрам и перевалилась на бок, ожидая продолжения, но этого не случилось.
Она подняла голову и увидела, что Жужка оседлала ее обидчика и не дает ему двинуться, но второй — он все еще моргал и лил слезы — почти пришел в себя и мог напасть. Она вскочила и ударила его в солнечное сплетение; он задохнулся, покачнулся, и Жужка толкнула его на песок. Коротышка не сдавался. Он бросился на Циглер, держа в здоровой руке нож: лезвие на миг блеснуло в лунном свете. Она легко уклонилась, поймала англичанина за сломанную руку и потянула.
— А-а-а-а! — завопил он и снова рухнул в песок на колени.
Девушка отпустила мерзавца и схватила Жужку за руку:
— Смываемся, быстро!
И они рванули, как сумасшедшие, к свету, музыке и стоявшему у таверны мотороллеру.
— Синяк будет просто загляденье, — сказала Жужка, осторожно погладив распухшую бровь подруги.
Циглер разглядывала лицо в зеркале, висящем над раковиной в ванной. На месте удара появилась разноцветная — от горчично-желтого до лилового — шишка размером с голубиное яйцо, кожа вокруг глаза приобрела цвета побежалости.
— Очень вовремя — отпуск заканчивается, я выхожу на работу!
— Подними левую руку, — велела Жужка.
Подруга подчинилась и скривилась от боли.
— Здесь больно?
— Ай!
— Возможно, сломано ребро, — сказала словачка.
— Да нет, не думаю.
— Неважно. Обещай, что сходишь к врачу.
Циглер кивнула в знак согласия и не без труда натянула майку.
Они вернулись в комнату, Жужка открыла мини-бар, достала два шкалика водки «Абсолют» и две бутылки фруктового сока.
— Раз уж в этом крысятнике невозможно прогуляться, не нарвавшись на хулиганов, мы выпьем здесь. Это успокоит боль. Кто будет трезвее, дотащит другую до кровати.
— Заметано.
Его разбудил телефонный звонок. Он заснул на диване, не закрыв балконную дверь. На мгновение ему показалось, что из сна его вырвал шум дождя, но телефон зазвонил снова, он сел и протянул руку к низкому столику. Телефон жужжал и вибрировал, как назойливое насекомое. Рядом стоял стакан с недопитым «Гленморанджи».
— Сервас.
— Мартен? Это я… Разбудила?
Голос Марианны… Усталый, как у человека, который успел выпить и вот-вот сорвется.
— Они отправили Юго в тюрьму. Ты в курсе?
— Да.
— Проклятье! Так почему же ты меня не предупредил?
В этой фразе прозвучал не гнев — ярость.
— Я собирался, Марианна… правда… но потом… забыл…
— Забыл? Черт бы тебя побрал, Мартен! Мой сын в камере, а ты забыл!
Сервас покривил душой. Он действительно хотел позвонить, но колебался, а потом заснул, потому что совершенно вымотался.
— Послушай, Марианна, я… я не думаю, что он виновен… я… ты должна мне доверять, я найду убийцу.
— Доверять тебе? Я ничего не понимаю… Мысли путаются, я схожу с ума от мыслей, все время представляю себе Юго — он там совсем один, и это невозможно пережить. А ты… ты забываешь позвонить, ничего мне не говоришь, ведешь себя как ни в чем не бывало, позволяешь следователю запереть моего сына, уверяя меня в его невиновности… Как я могу доверять тебе?
Сервас хотел что-нибудь сказать, оправдаться, но он знал, что делать этого не стоит. Не сейчас. Бывает время для спора и оправданий — и время для молчания. В прошлом он совершил эту ошибку — хотел оправдаться любой ценой, оставить за собой последнее слово. Такая тактика не работает. И никогда не заработает. Он усвоил урок… И промолчал.
— Ты слушаешь?
— Только это и делаю.
— Пока, Мартен.
Она отсоединилась.
Понедельник
19
Риски
В понедельник утром Сервас отправился в морг за результатами вскрытия. Полупрозрачные стекла. Запах чистящих средств. Длинные гулкие коридоры. Прохлада. За одной из дверей кто-то рассмеялся, потом наступила тишина, майор снова остался один на один со своими мыслями и продолжил спускаться на цокольный этаж.
Сервас вспоминал маленького мальчика, который приплясывал и бегал кругами вокруг матери. Приплясывал и смеялся в лучах солнца. И его мать тоже смеялась.
Он прогнал воспоминание и прошел в автоматически раздвигающиеся двери.
— Приветствую вас, майор, — сказал Дельмас.
Мартен бросил взгляд в сторону высокого прозекторского стола, на котором лежало ее тело. С того места, где он стоял, был четко виден красивый профиль Клер Дьемар. Правда, патологоанатом аккуратно вскрыл черепную коробку, и серое вещество мозга блестело в свете неоновых ламп. Та же участь постигла и тело, разрезанное в форме буквы «игрек». Рядом, на подстилке, в герметически закрытых емкостях плавали внутренние органы. Все остальное было выброшено в бак для анатомических отходов.
Сервас подумал о матери.
С ней поступили так же. Он отвел взгляд.
— Итак, — произнес розоволицый голубоглазый коротышка, — вас наверняка интересует, умерла ли она в собственной ванне? Должен заметить: утопленники — настоящая проблема, а с теми, что утонули в ванне, просто беда.
Сыщик послал Дельмасу вопрошающий взгляд.
— Диатомовые водоросли, — пояснил тот. — Их полно в реках, озерах и океанах… Когда человек вдыхает воду, они распространяются по всему организму. На сегодняшний день водоросли — лучшее доказательство утопления. Плохо то, что пресная водопроводная вода крайне бедна диатомовыми; понимаете, о чем я?
Патологоанатом снял перчатки, выбросил их в урну и пошел к автоклаву мыть руки.
— Следы ударов трудно толковать из-за утопления; хорошо еще, что тело недолго пробыло в воде.
— Значит, следы ударов есть? — переспросил Сервас.
Дельмас показал на собственный затылок розовой пухлой ладонью в мыльной пене.
— Гематома на темени и отек мозга. Удар нанесен с большой силой, тяжелым предметом. Он мог оказаться смертельным, но я склонен считать, что жертва утонула.
— Склонны считать?
— Как я уже сказал, дать точное заключение в случае утопления всегда непросто. Возможно, анализы скажут нам больше. Если содержание стронция в крови сильно отличается от нормы и близко к уровню содержания его в воде, где нашли тело, мы можем практически на сто процентов быть уверены, что жертва умерла в этой чертовой ванне…
— Угу.
— То же относится к трупным пятнам: пребывание в воде замедлило их образование. Гистологическое исследование мало что дало…
Дельмас выглядел очень раздосадованным.
— А фонарик? — спросил Сервас.
— В каком смысле?
— Что вы об этом думаете?
— Ничего. Объяснять — ваше дело. Я оперирую фактами. Она запаниковала и отбивалась так отчаянно, что веревки оставили на теле глубокие раны. Вопрос в том, когда именно это произошло. Вот почему я исключаю предположение о смертельном ударе по черепу…
