Марек Краевский - Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау
— Как я рад, господин криминальдиректор, видеть вас! Только вы можете мне помочь! — радостно крикнул он Моку, сидевшему за его столом и курившему толстую сигару.
— Спокойно, Анвальдт, все это неправда. Лея Фридлендер жива. — Крепкая рука с черными волосками похлопывала его по плечу. — Не беспокойся, мы распутаем это дело.
Анвальдт взглянул на стул, на котором минуту назад сидел Мок. Сейчас там сидел кельнер и с улыбкой смотрел на него.
— Хорошо, что вы проснулись. Мне было бы неприятно вышвыривать клиента, который дает такие чаевые. Вам извозчика заказать или такси?
Бреслау, суббота 14 июля 1934 года, восемь утраУтреннее солнце очерчивало римский профиль барона фон дер Мальтена и волну черных волос Эберхарда Мока. Они сидели в саду барона и пили ароматный кофе.
— Как доехал?
— Спасибо, хорошо. Единственно, немножко тревожился из-за высокой скорости и усталости твоего шофера.
— О, Герман — железный человек. Прочел рапорт Анвальдта?
— Да. Очень точный. Хорошо, что ты сразу переслал мне его.
— Он писал его весь вчерашний день. Говорит, что ему лучше всего работается с перепоя.
— Он что, правда напился?
— К сожалению. У Орлиха около оперетки. Скажи, Эберхард, что ты намереваешься делать? Каковы твои дальнейшие планы?
— Собираюсь заняться Маасом и фон Кёпперлингом. — Мок выпустил большой клуб дыма. — Они приведут меня к тому турку.
— А что общего между ним и Маасом?
— Понимаешь, Оливер, барон фон Кёпперлинг купил Мааса красивыми псевдогимназисточками из заведения мадам Ле Гёф. Анвальдт совершенно прав: Маас слишком умен, чтобы не понимать, что имеет дело с дщерями Коринфа, но, с другой стороны, слишком эгоцентричен, чтобы принимать это к сведению. Как мне представляется, это тип профессора Андре. С какой целью барон подкупил его? Вот это мы и узнаем. А потом я прижму барона. Убежден, что он подаст мне этого турка на блюдечке. Анвальдт ничего больше не добьется. Во-первых, он плохо знает Бреслау, а кроме того, сильно напуган. Теперь в акцию вступаю я.
— Каким же образом ты заставишь их говорить?
— Оливер, ради бога… Позволь мне не раскрывать свои методы. А вот и Анвальдт… Здравствуйте! Выглядите вы не очень. Что, свалились в соляную кислоту?
— Были мелкие неприятности, — ответил Анвальдт, приветствуя сидящих легким поклоном.
Мок, дружески обняв его, сказал:
— Можете не бояться. Гестапо к вам больше не сунется. Я только что все уладил.
«Да, отменно уладил, — подумал барон, протягивая узкую руку Анвальдту. — Не хотел бы я оказаться в шкуре этого Форстнера».
— Благодарю вас, — просипел Анвальдт. Обычно на третий день после перепоя у него прекращались соматические боли, но наступала сильная депрессия. Так было бы и сейчас, если бы не появился Эберхард Мок. Вид этого человека в светлом костюме безукоризненного кроя успокаивающе подействовал на Анвальдта. Он удрученно взглянул на Мока, и впервые в жизни у него появилось чувство, что кто-то о нем заботится. — Простите. Я напился. И у меня нет никаких оправданий.
— Вы правы. Ничто вас не может оправдать. И если вы еще раз напьетесь, я прекращаю сотрудничество с вами, и вы возвращаетесь в Берлин. А комиссар фон Грапперсдорф вряд ли примет вас там с распростертыми объятиями. — Мок строго смотрел на понурившегося Анвальдта и неожиданно приобнял его за плечи: — Но вы больше не напьетесь. У вас попросту не будет для этого причин. Я возвратился из Цоппота и буду следить за вами. Как-никак мы вместе ведем это расследование. Господин барон, — он повернулся к фон дер Мальтену, который с определенным неудовольствием наблюдал за этой сценой, — вы позволите нам откланяться? Я договорился о встрече с директором университетской библиотеки доктором Гарткером.
Бреслау, того же 14 июля 1934 года, девять утраНесмотря на утреннее время, солнце беспощадно накаляло стекла и крышу «адлера». За рулем сидел Анвальдт, Мок говорил, куда ехать, и рассказывал про встречные улицы и здания. Они катили по Критенервег, вдоль которой стояли многоквартирные дома для рабочих вперемешку с увитыми цветами одноэтажными коттеджами. Проехали столб с надписью «Бреслау» и оказались в Клецине. В сгустившемся от жары воздухе ощущался сладковатый запашок сахарного завода Либиха. Справа мелькнула недавно построенная евангелическая церковь, отделенная низким забором от скрытого деревьями дома пастора. Затем покатили по булыжной отмостке Клеттендорферштрассе. Мок задумался и перестал рассказывать об окрестных достопримечательностях. Теперь они ехали по красивой пригородной местности среди садов и вилл.
— А, так мы в Опарове, только въехали с другой стороны?
— Да. Но только это Опоров, а не Опаров.
Анвальдт о дороге уже не спрашивал. Он затормозил возле салона мадам Ле Гёф. Тишина стояла такая, что были слышны голоса купальщиков, доносившиеся из спортивного бассейна, который находился метрах в двухстах. Мок не вылез из машины. Он достал портсигар и угостил Анвальдта. Голубоватая папиросная бумага потемнела от потных пальцев.
— Герберт, вы пережили жестокое унижение. — С каждым словом из носа и рта Мока вылетали облачка сигаретного дыма. — Когда-то я тоже пережил нечто подобное и потому знаю, как подавить в себе горечь. Надо атаковать, вцепиться кому-нибудь в глотку, рвать, кусать. Сражаться! Действовать! Так кого же мы сегодня атакуем, Герберт? Продажного эротомана Мааса, вот кого. А кого используем против него? — На этот вопрос он не ответил, а лишь кивнул в сторону особняка, стоящего в нагретом солнцем саду.
Они погасили сигареты и вышли из машины. Ни у калитки, ни на дорожке к дому никто их не останавливал. Охранники почтительно кланялись Моку. После нескольких прерывистых звонков дверь чуть приоткрылась. Мок пинком растворил ее настежь и рявкнул испуганному швейцару:
— Где мадам?
Мадам сбегала по лестнице, придерживая полы халата. Она была напугана не меньше швейцара.
— Что случилось, ваше превосходительство? Почему ваше превосходительство такое сердитое?
Мок встал одной ногой на ступеньку, подбоченился и взревел так, что задребезжали кристаллики стоящего в холле торшера:
— Что это значит, черт побери? Почему в вашем заведении совершено бандитское нападение на моего сотрудника? Как прикажете это понимать?
— Простите за это недоразумение. У молодого господина не было с собой удостоверения. Пожалуйста, сюда… Ко мне в кабинет… Курт, принеси пива, сифон, лед, сахар и лимоны.
Мок бесцеремонно расселся за столом мадам, Анвальдт устроился на кожаном диванчике. Мадам присела на краешек стула и бросала испуганные взгляды то на одного, то на другого. Мок намеренно молчал. Вошел слуга.
— Четыре лимонада, — приказал криминальдиректор. — Два — этому господину.
Вскоре на маленьком столике стояли четыре запотевших стакана. Двери за слугой захлопнулись. Первый стакан лимонада Анвальдт выпил почти залпом. Второй пил уже небольшими глотками.
— Вызовите псевдогимназистку и еще какую-нибудь смазливую девицу лет восемнадцати. Она должна быть «девственницей». Вы поняли, что я имею в виду? После этого извольте оставить нас с ними наедине.
Мадам многозначительно улыбнулась и выплыла из кабинета. Свеженакрашенные глаза сияли. Она была счастлива, что «его превосходительство» перестал гневаться.
«Гимназистку» сопровождала рыжеволосая ангелица со светло-карими глазами и белой прозрачной кожей. Сесть им полицейские не предложили, и они стояли посреди комнаты, растерянные и напуганные.
Анвальдт встал и, заложив руки за спину, расхаживал по комнате. Внезапно он остановился перед «Эрной»:
— А сейчас внимательно слушай меня. Бородатый шофер отвезет тебя сегодня к Маасу. Ты скажешь ему, что твоя подружка по гимназии горит желанием познакомиться и осчастливить его. Она ждет его в отеле… В каком? — спросил он у Мока.
— В «Золотом гусе» на Юнкерштрассе, двадцать семь дробь двести девяносто семь.
— Ты, — обратился Анвальдт к рыжеволосой, — будешь его там ждать в номере сто четыре. Портье даст тебе ключ. Ты должна изображать девственницу и отдашься Маасу только после долгого сопротивления. Мадам скажет тебе, что нужно сделать, чтобы клиент подумал, будто имеет дело с девственницей. Потом к ним присоединишься ты. — Анвальдт указал пальцем на «Эрну». — Короче говоря, вы должны задержать Мааса в этом отеле на два часа. Не хотел бы я оказаться в вашей шкуре, если вам это не удастся. У меня все. Вопросы есть?
— Да, — раздался альт «гимназистки». — Шофер согласится отвезти нас туда?
— Ему все равно, где ты будешь заниматься этим. Главное, чтобы с Маасом.
— У меня тоже вопрос, — прохрипела рыжеволосая ангелица. (Почему у всех у них такие грубые голоса? Впрочем, неважно. Все равно они честней Эрны Штанге с ее мелодичным, тихим попискиванием.) — Где мне взять гимназическую форму?
