Уоррен Мерфи - Рождение Дестроера
Римо снова перебрался на переднее сиденье в, кряхтя, перебросил назад худощавого, а потом и водителя. Оказалось, что ворочать трупы труднее, чем сделать из живого человека мертвеца. Римо вынул из замка зажигания целую связку ключей, вышел из автомобиля, который оказался «Кадиллаком», и открыл багажник. Там лежал свернутый брезент. Раю отнес брезент в салон, положил "мясника'' на лежащие тела, прикончил его, прикрыл тела брезентом и завел двигатель.
Сориентировавшись, он довольно быстро нашел ведущее в город шоссе. Добравшись до отеля, Римо припарковал машину у главного входа. Полицейским сегодня повезло, по дороге ни один из них его не остановил. Римо запер автомобиль и положил в карман связку ключей. Кто знает, какую дверь удастся ими открыть?
Глава тридцатая
– Мерзавец! – «ласково» встретила его Цинтия, – подонок вонючий!
Девичье лицо покраснело от злости. Волосы торчали во все стороны. Уперев руки в бедра, она стояла у кровати, на которой покоились отбивная, овощной салат и жареный картофель. Зеркало над тумбочкой было заляпано губной помадой. Она, должно быть, оставила ему на зеркале несколько посланий, зачеркивая предыдущие по мере изобретения еще более обидных слов и выражений, а затем решила высказать все лично.
– Свинья! Бросил меня тут и отправился пьянствовать!
Римо не смог удержаться и ухмыльнулся.
В ответ эстетствующая воспитанница Бриарклиффа широко размахнулась, намереваясь влепить ему пощечину. Римо помимо собственной воли автоматически среагировал на удар: левая рука поставила блок под удар девушки, а правая – со сжатыми смертоносными костяшками согнутых пальцев «выстрелила» в солнечное сплетение Цинтии.
– Нет! – только и успел он выкрикнуть, пытаясь отвести и хоть немного смягчить страшный удар, но полностью остановить его так и не смог. Цинтия пошатнулась. Глаза закатились. Губы раскрывшегося рта зашевелились, словно пытаясь что-то сказать. Девушка рухнула на колени. Римо подхватил ее и хотел было положить на кровать, но вовремя заметил размазанный по покрывалу ужин и аккуратно опустил ее на серый ковер.
Слава Богу, он все-таки не попал ни в солнечное сплетение, ни в ребра! Но много ли надо, чтобы укокошить барышню? Она лежит без сознания и, кажется, не дышит. Римо опустился на колени и через рот стал вдыхать воздух ей в легкие, одновременно энергичными нажатиями массируя грудную клетку в области сердца. Цинтия пошевелилась. Римо выпрямился и прекратил искусственное дыхание. Пропади они пропадом, эти его рефлексы!
– Дорогая, ну как ты?
Она открыла глаза, глаза синие-синие. Она глубоко вздохнула. Она обняла Римо за плечи. Она приподняла голову и притянула Римо к себе. Римо крепко поцеловал ее. Цинтия нашла его руку. Римо тихонько подул ей в ухо, и она застонала:
– Милый, я хочу, чтобы ты был у меня первым…
Римо стал первым. Прямо на ковре, среди слез радости, рук, стонов и вздохов.
– Я не думала, что это случится именно так, – промурлыкала Цинтия.
Ее блузка лежала рядом, бюстгальтер свешивался со спинки кровати, а на юбке лежал Римо, сжимая в объятиях ее молодое тело.
Римо поцеловал слезы, сбегающие по розовым щечкам, сначала одну щеку, потом – другую.
– Это было ужасно, – всхлипнула она.
– Ну ладно, успокойся.
– Я не думала, что это так случится. Ты воспользовался моей беспомощностью. – Цинтия втягивала воздух трясущимися губами, что предвещало еще одно море слез.
– Прости меня, дорогая. Я просто так сильно люблю тебя, – ответил Римо, стараясь придать голосу убедительно-нежный тон.
– Тебе от меня нужен только секс.
– Нет. Мне нужна ты. Метафизическая, космологическая ты.
– Неправда. Секс – это все, что ты хотел.
– Нет, я хочу жениться на тебе.
Слезы иссякли.
– Теперь придется, – твердо сказала Цинтия.
– Очень хорошо.
– Я теперь забеременею?
– Ты разве не знаешь? – спросил удивленно Римо. – Мне казалось, что современные девушки прекрасно разбираются в этих вещах.
– Я – нет.
– А как же твои вчерашние речи?
– У нас в Бриарклиффе все так об этом говорят…
Она задрожала, нижняя губа задергалась, хлынули слезы, и Цинтия Фелтон, апологет чистого, фундаментального секса, разрыдавшись как дитя, обиженно протянула:
– А теперь я больше не девушка…
До самого рассвета Римо рассказывал ей, как он ее любит. До самого рассвета она все требовала и требовала клятв и заверений в вечной любви. В конце концов, когда взошло солнце, а остатки ужина на кровати окончательно засохли, Римо решительно произнес:
– Хватит!
Цинтия удивленно заморгала.
– С меня хватит! – повторил Римо. – Сегодня купим обручальные кольца и отправимся в Нью-Джерси. Вечером я буду просить твоей руки у господина Фелтона.
Цинтия затрясла головой.
– Нет, это невозможно.
Растрепанные волосы напоминали разорванную корзину из плетеных прутьев.
– Это еще почему?!
Цинтия потупилась:
– Мне нечего надеть.
– А я думал, что тебя одежда нисколько не волнует.
– В Бриарклиффе – да…
– Ладно, купим все, что захочешь.
Юная Цинтия-философ задумалась. Судя по выражению ее лица, думала она о сущности истинной любви и смысле жизни в метафизическом понимании. Затем Цинтия изрекла:
– В первую очередь надо купить кольца!
Глава тридцать первая
– Что?! Какие три тысячи долларов? – звучал в трубке резкий голос Смита.
В телефонной будке на Пенсильвания-Стэйшн Римо, прижав трубку плечом к уху, растирал замерзшие руки.
– Да, три тысячи. Мне нужно купить кольца. Я в Нью-Йорке. Мох невеста настаивает, чтобы купить их непременно у «Тиффани».
– Непременно у «Тиффани»?
– Да.
– Но почему именно там?
– Она так хочет.
– Три тысячи… – проговорил с сомнением Смит.
– Послушайте, доктор, – Римо старался говорить потише, чтобы не было слышно снаружи, – мы и так израсходовали многие тысячи, а успеха пока не добились. Это несчастное кольцо может помочь выполнить задание, а вы устраиваете шум из-за нескольких несчастных сотен.
– Не нескольких сотен, а трех тысяч! Подождите секунду, я сейчас кое-что уточню. Тиффани. Тиффани. Х-м-м. Так, все в порядке.
– Что в порядке?
– Вам там откроют кредит.
– Без наличных?
– Хотите купить кольцо именно сегодня?
– Да.
– Покупайте в кредит. И не забудьте, у вас осталось всего несколько дней.
– Понятно.
– И вот еще что. Знаете, иногда помолвки расстраиваются и некоторые девушки возвращают кольца, если…
Римо повесил трубку и прислонился к стеклянной стенке будки. Он чувствовал себя так, словно кто-то выпотрошил его, оставив в животе зияющую пустоту.
Глава тридцать вторая
Первый раз в жизни Римо ехал на такси через мост Джорджа Вашингтона. Когда он был воспитанником детского дома Сент-Мэри, у него не было на это денег, а когда стал полицейским, пропало желание.
И вот теперь, двенадцать минут назад, на Пятой авеню Нью-Йорка Римо остановил такси и сказал водителю:
– Ист-Гудзон, Нью-Джерси.
Тот сперва отказался, но, увидев пятидесятидолларовую бумажку, смягчился. Они пересекли весь город и вскоре попали на новый, нижний ярус моста Вашингтона, называемый «Марта Вашингтон».
Цинтия никак не могла оторваться от новенького обручального кольца в два с половиной карата, вертя его перед глазами то так, то этак. По выражению ее лица было понятно, что это колечко олицетворяет для нее исполнение самого заветного желания в жизни – выйти замуж.
Обычно растрепанные волосы были уложены в строгую, но современную прическу и красиво обрамляли тонкие черты лица.
Нескольких мазков грима вполне хватило на то, чтобы скрыть следы бессонной ночи. Скромно подкрашенные губы выигрышно оттеняли женственность рта.
Воротник блузки с жабо подчеркивал грациозность шеи, На Цинтии был дорогой твидовый костюм коричневого цвета. Черный нейлон сделал великолепными ее ноги. Она была во всеоружии красоты и обаяния.
Взяв Римо за руку, она наклонилась к нему, нашептывая на ухо нежные слова. Ноздри Римо ощутили тонкий аромат ее духов.
– Люблю тебя, люблю. Я потеряла девственность, но нашла единственного мужчину.
И опять взор ее обратился на сияние золота на пальце. Римо смотрел в окно автомобиля на приближающийся берег. На джерсийскую сторону Гудзона опускались серые скучные сумерки.
– А вот когда светит солнце, то, если вглядеться, отсюда виден наш дом, – сказала Цинтия.
– Какой дом?
– Башня «Ламоника». В нем всего двенадцать этажей, но все равно его иногда видно с моста.
Цинтия крепко сжимала руку Римо, как свою собственность.
– Дорогой…
– Что? – спросил Римо.
– А почему у тебя такие жесткие ладони и пальцы? Странные мозоли… Откуда им взяться на кончиках пальцев?
– Я ведь не всегда был журналистом, приходилось работать и руками.
