Виктор Точинов - Твари, в воде живущие (сборник)
…Он отходил от пруда медленно, задом, не отрывая глаз от поверхности и не замечая, что в правом кулаке судорожно, как оружие, стиснута вилка. Опрокинутая четвертушка и две бумажных одноразовых тарелки так и остались на столе.
Лишь подъезжая к дому (перспектива встречи с автоинспектором и анализатором алкоголя показалась приемлемей ночевки в деревне), он понял все и облегченно рассмеялся своему опасливому недоумению, да что там — просто страху. Уж! Самый обычный водяной уж! Попал случайно и оголодал, наверное, бедняга, в таком крошечном водоеме… Надо выловить и отпустить в ближайшую речку, а то ведь изведет последних карасиков. А хищные лягушки-мутанты пусть остаются там, где им и положено быть — в малобюджетных фильмах ужасов. Вот так.
5Казалось, детство вернулось — он опять стоял на берегу и орудовал сачком. Правда, теперь снасть солиднее: четырехметровая жердь, согнутый из толстой арматурины обруч и капроновая сеть, скроенная на скорую руку из найденных в сарае не то картофельных, не то капустных сеток.
Бобик, только что потребивший очередную сардельку, тоже принимал самое активное участие в охоте на обитателя пруда — вертелся под ногами и приветствовал звонким тявканьем извлекаемую из воды сетку, а потом обнюхивал вытряхнутые на берег кучи водорослей с копошившейся в них всякой водяной мелочью. Трепыхающихся карасиков Леша отпускал обратно, а на жуков-плавунцов, неуклюжих личинок стрекоз и скользких тритонов не обращал внимания — сами до воды доползут, не маленькие.
Вода замутилась и стала совершенно непрозрачной, прибрежные водоросли изрядно поредели, но главный объект охоты оставался для огромного сачка недоступным. Леша подозревал, что причина тому в подводном рельефе — берега воронки круто уходили вниз, и на середине достать до дна никак не получалось. Через полчаса он прекратил бесполезные попытки.
— Ну что, Бобик-бобырик, — сказал Леша, откладывая сачок. — Черт с ним, пусть живет. Будет своя достопримечательность. Как в Лох-Несском озере. Ладно, хоть пруд почистили, а то совсем зарос бы за лето…
Он говорил и сгребал пахнущие илом водоросли в кучу — высохнут и можно сжечь, зола отличное удобрение… Истошный лай, совсем не похожий на недавнее добродушное тявканье, заставил резко обернуться. У них был гость.
Это оказался не уж, по крайней мере таких ужей Леша никогда не видел. Такого он никогда и нигде не видел — из воды вертикально поднималось нечто. У основания оно казалось толщиной с руку и равномерно сужалось к тоненькому кончику, поднявшемуся высоко над водой, по крайней мере на полметра выше головы Леши. Больше всего это было похоже… черт, да ни на что это похоже не было — совершенно гладкий отросток глянцево-серого цвета, не то с розоватым, не то с сиреневым отливом.
Мизансцена длилась секунд двадцать — Леша молчал, онемевший и парализованный — не страхом, страха он не чувствовал, к месту приковывала дикая нереальность происходящего; нечто возвышалось тоже молча и неподвижно, а Бобик захлебывался паническим, срывающимся на визг лаем. Надо что-то сделать, надо что-то немедленно сделать, но…
Нечто упало, со свистом резанув воздух. Так падает меч в смертельном ударе — стремительный, беспощадный и невидимый глазу. Упало на берег и исчезло, мгновенно втянувшись под воду. Вместе с ним исчез Бобик, не успевший даже взвизгнуть… Вода взметнулась в шумном всплеске, несколько крупных капель упали на лицо Леши — он развернулся и бегом бросился к дому. И заорал…
6— Я сошел с ума, — констатировал Леша совершенно очевидный ему факт. И прозвучало это почти даже радостно.
Он сидел дома (то есть в квартире Елизаветы Васильевны), за столом, украшенным довольно затейливым натюрмортом: литровая бутылка водки, на треть уже пустая, литровый же пакет томатного сока, два стакана, куча книг и журналов — от толстенных томов Брема до запыленных, вытащенных из дальних недр кладовки номеров “Юного натуралиста”.
Брем был открыт на странице, изображающей щупальце гигантского кальмара — толстое, со множеством присосок, снабженных мелкими крючками. Пролитые на рисунок красные капли сока придавали щупальцу зловеще-натуральный вид, но с сегодняшним видением оно не имело ничего общего.
Леша опрокинул еще стаканчик, запил и со вкусом повторил:
— Я болен, я сошел с ума. Сбрендил, свихнулся, тронулся крышей.
Мысль успокаивала.
Если ты болен — значит, можешь вылечиться. Вылечиться и без всякого страха подходить к колодцам, или к наполненным мыльной водой ванным, или даже к прудам-воронкам — подходить, не опасаясь, что оттуда высунется не то червяк-переросток, не то чье-то щупальце, обовьет тебя и утащит в себе в глубину…
Он выпил еще, благостно улыбнулся и никак не отреагировал на звук отпираемого замка входной двери.
— Ты сошел с ума, Виноградов! — Ирина, оставив сумку в прихожей, стояла на пороге кухни. В минуты раздражения она всегда называла мужа исключительно по фамилии.
— Ага, я сошел с ума, — покладисто согласился Леша, не делая никаких попыток оспорить самоочевидный факт.
— Вот и отлучись на два дня… Пить водку в такую жару, и без закуски, и в полном одиночестве… Да ты алкоголик, Виноградов! Тебе лечиться надо!
— Ага, мне надо лечиться, — опять не стал спорить Леша, сам только что пришедший к аналогичному выводу.
Добротный семейный скандал никак не желал разгораться. Ирина достаточно хорошо знала мужа, чтобы ясно представить, что произойдет дальше: будет так вот сидеть, глупо улыбаться и соглашаться со всеми обвинениями и попреками. А то еще и уснет на середине фразы — замолчит на полуслове, прислонится к стенке и самым преспокойным образом захрапит.
— Мы с тобой завтра поговорим, Виноградов! — зловеще пообещала она и вышла, хлопнув дверью кухни — тещина посуда в тещином буфете противно задребезжала.
— Поговорим, — сказал в пустоту Леша и опять потянулся к бутылке.
Нет ничего и никогда не было — ни пруда, ни его хищного обитателя — эта заполненная водой и тиной яма ему привиделась, а на участке там ровное и гладкое место… И исчезнувший в глубине Бобик тоже никогда не существовал в действительности — просто разговаривал сам с собой, а воображение нарисовало помахивающего хвостом маленького слушателя…
Вполне может быть, что все вокруг тоже плод больной психики: и это наследство, и эта опостылевшая квартира, и Ирка, якобы сидящая сейчас в дальней комнате. А на самом деле он лежит сейчас…
Где он сейчас лежит, Леша Виноградов придумать не успел — уснул, опустив голову на “Жизнь животных” Брема…
7— Вы, Алексей Николаевич, не совсем ясно представляете суть психотерапии. Я никак не могу дать вам таблетку, которая в одночасье снимет все ваши проблемы. Я не психиатр, я психоаналитик. Это они — психохирурги, даже психомясники — колют пациентам убойные снадобья, терзают электрошоком и упаковывают в смирительные рубашки. Психоанализ — это долгая и кропотливая работа с человеком, у которого в мозгу никаких патологий нет и который может и должен сам решить свои проблемы — с моей профессиональной помощью. Корни этих проблем часто лежат очень глубоко — в далеком прошлом, в почти забытых отношениях с родителями и самостоятельно разобраться…
Зачем я сюда пришел? — подумал Леша, чувствуя, что перестает понимать смысл мягких, обволакивающих слов доктора Саульского, толстого и важного, как метрдотель “Астории”,— настолько красиво-закругленные (наизусть что ли учит, по бумажке?) фразы мало соответствовали тому, что Леша считал своими проблемами. Зачем сюда пришел? — а куда еще идти? Несмотря на вчерашний пьяный кураж, приземляться где-нибудь на Пряжке с диагнозом “белая горячка” совсем не улыбалось. Корни проблемы действительно лежали глубоко, по крайней мере четырехметровая жердь сачка до них не достала, вот только профессиональная помощь мозгоправа в этом вопросе вызывала серьезные сомнения…
Леша собрался с силами и снова попытался вникнуть в рассуждения разливающегося соловьем труженика психоаналитической кушетки.
— Символизм ваших видений для опытного взгляда специалиста вполне очевиден — воронка, отверстие, из которой исходит смертельная опасность — достаточно конкретный символ женщины. Возможно, таким образом подсознание реагирует на вашу жену или тещу. А может быть, в ваших отношениях с матерью было что-то, уже прочно позабытое, что порождает именно такой образ. Необходима долгая и тщательная работа — с моей помощью вы сами осушите до дна свой пруд и сами уничтожите всех притаившихся на его дне чудовищ…
— Осушить пруд? Это интересная мысль! Осушить… Спасибо, доктор, вы мне очень помогли… — и Леша стал прощаться, невзирая на все возражения получавшего почасовую оплату эскулапа, настроившегося уже на долгую и вдумчивую беседу.
