Измайлов Андрей - Время ненавидеть
– На рэкетиров или на кооперативы?
– Ну на кооперативы, я знаю, есть. Я же не слепая-глухая! – смешок у меня ва-аще! Сама непринужденность, тьфу! – А на рэкетиров?
Меня, мол, постольку-поскольку занимает. Постольку-поскольку одноклассник есть человек занимательной профессии, а женщины существа любопытные. Кто им еще расскажет, если не одноклассник?! Что-нибудь такое не служебно-секретное, а типа просветительной лекции.
И Вика не пошел навстречу, не проникся, а именно прочел просветительную лекцию: «Значит, насчет рэкетиров. Раньше их можно было привлечь только по девяносто пятой или сто сорок восьмой Кодекса. Но не привлекали…». Чуть раскачиваясь в такт на кухонном табурете, спиной опираясь на холодильник, аккуратно прихлебывая кофе.
Хоть бы спросил, почему я только ему налила, а себе нет! Хоть бы спросил, где я, по нынешним временам кофе достаю. И себе не налила потому, что джезва маленькая, сувенирная, всего на одну чашку. Но это не от этого. Просто всего ничего осталось: горсточка зерен на дне банки. Что за напасть: раньше кофе был- денег не было, а деньги появились – кофе днем с огнем не сыщешь. Завтра пойду искать, глазки строить. А он хоть бы спросил!
И спрашиваю.
– Еще сварить?
Не дай бог, скажет «да»!
– Да. Спасибо.
Я не успеваю очередной раз на него разозлиться, так как испуг опережает – да, пугаюсь и теряюсь: после «Да. Спасибо» Вика встает и… не прощаясь уходит. Замок входной двери щелкает, закрывшись за ним. Ушел…
Сижу, как дура на чайнике!
Куда же ты?! Куда же ты?!
***
Почему Вике проигрываю? Потому что вынуждена первой затевать разговор, спрашивать. Он ни разу не задал ни одного вопроса, чтобы представилась возможность хотя бы его проигнорировать. Или перебить, отсечь в беседе: «Ой, хватит, достаточно!». Хилый, но все же выигрыш.
Жизнь – борьба. Жизнь женщины – борьба с унижениями. Просящий – заведомо в униженном состоянии. Просящий, спрашивающий. Заведомо!
Можно, правда, по-разному спрашивать. Например, как садисты в ОПОПе. Тогда наоборот. Но тут дело в том, что задавая вопрос, они знают ответ, то есть владеют ответом, который единственно верный с их точки зрения. Они только проверку ведут. Показывают кошку: кто это? Кошка, говоришь. Пра- авильно! А скажешь: собака? Бровью не поведут, отметочку между собой тебе выставят и дальше спрашивают. Если вопрос звучит экзаменующе, а не удивленно, всегда выигрывает экзаменатор.
В исполкоме вот тоже. На комиссии…
… сначала промурыжили сорок минут в зале с лепниной и позолотой. Оказывается, зала – только подступ в святая святых, где слуги народа решают судьбы народа.
– Товарищи индивидуалы! Не расходитесь и не шумите. Сейчас кооперативщиков освободят, и сразу вы. Не расходитесь и не шумите!
Разойдешься тут, пошумишь! С тобой как с равным власти будут говорить! Но именно «как». Непринужденно, демократично, в духе времени – ан ей, власти, решать: быть тебе или не быть… индивидуалом. Выдать тебе патент или погодить. Нам просить, им спрашивать почему просим.
Зверякина очередную папку открывает, называет меня. Иду будто первый раз на каблуках. К тому времени, что нас запустили в зеркальноковровую святая-святых, уже трех зарубили: двух фотографов и одну «фриволите».
С фотографами в нашем районе вопрос уже решен. С избытком…
– Ваше «фриволите» еще не на должном художественном уровне. Мы же о наших жителях обязаны думать, о покупателях ваших. Вкус воспитывать…
А Зверякина вообще бы всех зарубила – по глазам читается. Дал же бог фамилию секретарю исполкома! Еще на стадии оформления кипы предварительных бумажек она всех и каждого изводила. И все и каждый предвосхищали: вот пробьемся на комиссию исполкома, там заодно вмажем по Зверякиной при всей власти! Вот ей будет-то!.. И я предвосхищала…
Головой-то я эту жуть с ружьем понимаю: сидит на ста сорока и если думает пересесть, то в той же системе. А тут идут и идут нэпманы новоявленные, деньги лопатой собрались грести! Вот она сейчас все бросит и займется вашей лопатой, как же! Не-ет, мы у нее набегаемся, насидимся, настоимся, напсихуемся, напереписываемся… Головой-то Зверякину понимаю, но потому душой не выношу! И предвосхищала.
А пока дожидалась своей очереди, поняла, что Зверякина пусть и винтик, но в машине. И машина дорожит каждым винтиком, а сейчас она, машина, вкупе со Зверякиной будет решать. Про меня… Моя очередь.
Строгокостюмные, сверлящеглазые. Человек двадцать. А во главе – Сам.
Вопрос о квалификации.
Химик с дипломом и со стажем. Семь лет.
Вопрос о месте работы.
Лаборатория полимеров. Внушительно.
Вопрос о сырье.
Неликвиды! Неликвиды! (Ничего с прилавков не исчезнет, если Красилину комиссия соизволит утвердить и дать добро на патент!)
Вопрос о пункте сбыта.
Есть договоренность, уже есть.
На Некрасовском?
Спаси и сохрани, конечно нет! Что же я, не знаю… В вестибюле метро. На «Удельной».
Лоток?
Да, самодельный… (Пока толклись два месяца по коридорам власти, сотоварищи настрого внушали: «Про место сразу надо говорить, что уже есть. Они, исполкомовцы, по закону обязаны сами предоставить, если нет, а у них самих нет. Так что если не сказать, то – зарубят без вариантов!»). Самодельный, но очень хороший! Товарищ по работе сделал, он специалист! (Петюня меньше всего специалист в строительстве лотков, даже меньше, чем химик. Но ДЛЯ МЕНЯ действительно расстарался. Подозреваю, даже не сам, а в кооперативе заказал. Но уверил, что сам. Бедняжка, с его-то зарплатой…).
– Ну-у, Галина… – зырк в бумагу перед собой, – Андреевна! С лотком можно было так и не торопиться. Вдруг мы вас сегодня не утвердим? – и смотрит Сам, гад, отец родной, с той самой, как они обожают говорить, с лукавинкой. – Вы, например, уверены, что ваша продукция будет пользоваться успехом? Не обанкротитесь? А то подумайте еще, и мы подумаем. Мы ведь о каждом жителе нашего района должны думать. Опытные химики району нужны, а вот нужны ли… хм!., «дурилки»… И вообще, что это такое? Виза отдела культуры есть? – не у меня спрашивает, у своих. – Есть. Хм!
Под увесистым «хм!» Варвара качает осуждающе своим «Каре» и что-то такое записывает. Словно не она визу, то есть резолюцию отдела культуры, ставила. И прыскала, охала-ахала, когда я ей «крантик» продемонстрировала, а потом от широты души подарила, чтоб ты подавилась! (Как раз я его, «крантик», освоила, а «шлепа», «цокотуха» и прочие – давно готовы!).
– Так что это такое? Что это? – Сам вопрос задал, но без удивления. Не было удивления. Превосходство экзаменатора было, да.
Все, подумала тогда, зарубили!.. И – была не была!
Мое счастье – я в третьей десятке итдэшников шла. Власти подустали, и потом какой-то важный футбол должен был начаться, сборная – не сборная, не знаю, мне до лампочки. А Самому – нет, по-видимому. И остальным тоже. Там почти сплошные мужики, кроме Варвары и Зверякиной. И чем ближе к семи, тем они чаще на телевизор взгляды кидали – пока не включенный, «Радуга» цветная (хорошо живут слуги народа!). А я так стояла, что спиной его загораживала. И – была не была!
Плюп!
– Как бы вам объяснить… – отчаянно наглею. Все одно пропадать! И вроде в порыве делаю шаг от телевизора к ним, к столу поближе.
– Что это?!!
И поняла: выиграла!
Теперь и удивление было в вопросе, и такое… остолбенение. Не только у Самого, но у всех. Еще бы! Они в телевизор смотрят, а сбоку у «Радуги» (никелированной, хромированной, полированной) торчит… кран! Нормальный водопроводный кран. Медный, с вентилем, допотопный. И капля с носика свисает, дрожит, сейчас сорвется.
– Что это?!!
А еще говорят: женщины барахольщицы! Да мужики сто очков вперед дадут! Дети и дети, дай им только игрушку. Тот же футбол. И вот… «крантик».
Даже Сам встал к телевизору, пальцем «крантик» тронул, отдернул руку, снова тронул.
И тут Варвара не выдержала, зарылась в платочек и хрюкнула тайком.
И Самого взорвало здоровым мужским гоготом.
И остальные повскакали, сгрудились – «дурилку» общупали, «да-а уж!» изрекли, как после хорошего анекдота.
Отличные, в принципе, ребята, с чувством юмора, ура!
И сразу загорелись, дрожь нетерпеливая, ощущаемая: а мне, а мне!
Всего-то игрушка, «дурилка» – пластмассовый водопроводный кран на присоске, как у мыльницы. Куда прилепишь – плюп! – там и торчит, была бы поверхность достаточно гладкая. И от настоящего неотличим (моя забота – химика, формовщика, красильщика – чтобы стал неотличим). И капля из носика висящая – тоже пластмассовая (тут уж я самый-самый молодец – у «фирменного» крантика, который Красилин привез и с которого я свою модель слизала, никакой капли не было, не додумались буржуи).
То-то! Глядите у меня! И чтоб если вопрос, то с удивлением! «Что это?!!». Она и есть, «дурилка»! Нате, радуйтесь!
Радуются! Выиграла. Отличные, в принципе, ребята! Почему-то ребята сразу становятся отличными, если у них выигрываешь. И милость к падшим призывал. Правильно призывал! Таким образом вопрос, будет ли моя продукция пользоваться успехом, отпал сам собой. И вопрос «утвердят, не утвердят» тоже отпал. Словом, все отпали.
