Бентли Литтл - Дом (др. перевод)
Как обычно, Нортон остался в школе единственным, если не считать охранников. В последнее время он довольно часто задерживался допоздна, но в ту пору, когда ему являлся призрак Кэрол, это стало происходить ежедневно. А теперь, когда призрак исчез, Нортон остался в школе по привычке.
Ну, по привычке, а также потому, что он не был полностью уверен в том, что Кэрол исчезла навсегда.
Призрак исчез после того, как в последний раз появился под деревом, после того, как сказал Нортону возвращаться домой в Окдейл. Казалось, Кэрол сделала то, ради чего приходила, выполнила свою миссию – и двинулась дальше.
Как это ни странно, теперь, когда она ушла, находиться в доме стало еще страшнее. Внезапное появление призрака жены пугало Нортона; он постоянно находился на взводе, зная, что она может в любой момент показаться где угодно, без предупреждения. И все же это было продолжением ее реального присутствия, и хотя они уже давно не ладили между собой, утешительно было сознавать, что Кэрол по-прежнему в доме.
Но теперь дом стал… каким?
Нортон не мог этого объяснить.
С одной стороны, дом стал пустым, полностью лишенным какой-либо деятельности, если не считать самого Нортона. С другой стороны, такое положение дел казалось лишь временным. Нортона не покидало ощущение, что призрак Кэрол может вернуться в любой момент.
И привести с собою других.
Это чувство нельзя было передать словами – возможно, речь шла просто о бредовых мыслях выжившего из ума старика, травмированного утратой близкого человека; однако теперь Нортону было находиться дома страшнее, чем раньше, когда призрак Кэрол появлялся тут и сям. Ему на нервы действовал постоянный стресс, отголоски которого затрагивали все стороны его жизни. Это даже начинало сказываться на его работе в школе.
Нортон подумал было о том, чтобы продать дом и переселиться в дешевую гостиницу или в съемную комнату до тех пор, пока он не найдет себе новое жилище, но затем рассудил, что это вряд ли положит конец его мучениям.
И еще у него из мыслей не выходил Окдейл.
«Возвращайся!»
В последнее время он много думал об Окдейле, о своем родном доме, но хотя у него было отчетливое ощущение того, что там произошло что-то ужасное, что-то такое, что навсегда отвратило его от этих мест, единственное воспоминание было хорошим – муравьи…
…а все плохое оставалось погребено под толстым слоем прожитых лет. Хотя Нортон не сомневался в том, что сможет рано или поздно открыть эту глубоко запрятанную истину, он далеко не был уверен в том, что хочет этого. Большую часть жизни он прожил вдали от Окдейла, не вспоминая о нем, и сейчас не видел проблем в том, чтобы так же в точности прожить то немногое, что ему осталось.
Вот только окажется ли это ему по силам? Ставки слишком высоки, черт возьми, раз отрядили призрака, чтобы тот его терзал…
Но кто отрядил призрака?
На самом деле именно в этом заключался главный вопрос. Хотя Нортон на протяжении всей своей жизни достаточно регулярно ходил в церковь, он считал себя атеистом. Ну, может быть, не совсем атеистом. Скорее деистом, как Томас Джефферсон, сторонником теории часового мастера. Он верил в то, что Бог сотворил все, привел в движение, но теперь он занят другими делами и другими планетами, считая, что творение его рук работает так, как он хотел, и не опускается до того, чтобы вмешиваться в людские дела.
Однако появление призрака Кэрол пошатнуло его веру, и впервые в жизни Нортон задумался, а не правы ли все-таки фундаменталисты? Быть может, общепринятые рай и ад существуют; быть может, Бог принимает личное участие в повседневных мелочах человечества. Быть может, это старик с длинной седой бородой, занятый только тем, чтобы наблюдать за происходящим на Земле…
Быть может, Бог пытается связаться с ним, Нортоном.
«Возвращайся!»
Нортон снова и снова приходил к этой мысли, которая, вынужден был признать он, пугала его. Хэл прав: даже если не лично Господь призывает его вернуться в Окдейл, это какая-то высшая сила, нечто такое, в чьей власти призвать сверхъестественное. И кто он такой, чтобы возражать? Кто он такой, чтобы идти вопреки воле этой силы? Может быть, речь идет о судьбах всего мира, и он своим колебанием и промедлением обрекает на гибель человеческую расу? Что произошло бы, если б Ной не выполнил предначертанное свыше? Что если б Моисей не захотел вывести свой народ из Египта?..
Нортон сознавал, что подобные мысли являются эгоцентричными. Граничащими с манией величия. Его случай совсем другой. Мир не кончится только потому, что он откажется вернуться в Окдейл.
Но можно ли идти на подобный риск?
Хэл предложил отправиться в Окдейл вместе с ним, и каким бы простым ни был этот жест, Нортон оказался глубоко тронут. Он понимал, как переживает за него друг, и был признателен за поддержку. Одно только это чуть не подтолкнуло его поехать домой.
Но все-таки не подтолкнуло.
На самом деле Нортону было страшно. Он боялся того, что может с ним произойти, боялся того, что он узнает, что вспомнит. Если его действительно призывает сам Господь, то пусть он впрыснет в это старое, немощное тело немного мужества или же подаст еще какой-нибудь знак, показывая, насколько и почему это так важно.
В противном случае он останется дома.
Нортон вздохнул. В глубине души он все-таки не верил в то, что это сам Господь стремится заручиться его помощью. Конечно, это весьма любопытное предположение, и Нортон использовал его как аргумент в споре с самим собой: но все же, если Бог действительно попытался бы с ним связаться, он выбрал бы для этого более приятного посредника. Послал бы ангела или яркий белый свет, но никак не обнаженный призрак его умершей жены. Такой подход был бы более правильным.
Так что, если это действительно призыв, он исходит не от Бога, а от… того, другого.
От дьявола.
От сатаны.
Раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Джо Рейнольдс, старший охранник.
– Мистер Джонсон, вы закончили? Нам нужно вымыть полы.
Нортон поспешно сунул в портфель стопку тетрадей и учебник.
– Уже ухожу, Джо. Извините, что заставил вас ждать.
– Ничего страшного, мистер Джонсон. На мой взгляд, нашим ребятам было бы во сто крат лучше, если б все учителя были такие же добросовестные, как вы.
– Думаю, вы правы, – печально улыбнулся Нортон.
Он отправился домой пешком той же дорогой, которой утром пришел на работу, через поле к Пятой улице, однако все было не совсем так, и ему никак не удавалось сообразить, в чем дело.
Опять пришли холода, проезжая часть и тротуары были засыпаны желтыми и красными листьями. Солнце еще не зашло, но уже опустилось к самому горизонту, и вокруг сгустились сумерки. Поставив портфель на землю, Нортон застегнул пальто, спасаясь от холода. Наступила осень, не календарная, а самая настоящая, и это немного его взбодрило. Что бы там ни происходило, какой бы жуткой ни стала его жизнь, в мире по-прежнему есть то, к чему стремиться, от чего получать удовольствие.
Самые простые мелочи могут приносить радость.
На следующем перекрестке Нортон повернул направо, на Кловер-стрит. Впереди на тротуаре были рассыпаны подгорелые тосты, и Нортон застыл как вкопанный, глядя на цепочку почерневших квадратиков.
И тут он вспомнил. Не мысли, но чувства. Не образы, но ощущения.
Холодный ветер скользнул по его щеке.
Сплошная линия сожженных тостов уходила до самого конца квартала, покуда хватало глаз, и хотя их, конечно, могли рассыпать разбаловавшиеся дети, Нортон чувствовал, что на самом деле все гораздо серьезнее. Для того чтобы нажарить такое количество тостов, даже в самом большом тостере, потребовалось бы несколько часов, и это было бы совершенно бессмысленно. Слишком много усилий, слишком много труда ради такого глупого и бессмысленного результата.
Нортон вдруг осознал, что именно так обстояло дело в Окдейле. Именно такие вещи происходили дома. То был мир внезапных странностей, несовместимых сочетаний, мир, в котором иррациональное составляло повседневную реальность.
Нортон стоял, уставившись на тротуар.
Это не детская проделка.
След из горелых тостов был выложен специально для него.
«Возвращайся!»
Ему в лицо дул пронизывающий ветер, однако холод, захлестнувший его, не имел никакого отношения к погоде. Этот холод исходил изнутри, и хотя Нортон по-прежнему не мог вспомнить подробности своей жизни в Окдейле, у него возникло более отчетливое ощущение общей картины, и это пугало его гораздо сильнее, чем прежде.
Что-то пыталось установить с ним контакт, и, несмотря на охватившую его дрожь, Нортон двинулся вперед, следуя за тостами.
