Тилли Бэгшоу - Сидни Шелдон. Интриганка-2
Каждый час, проведенный вдали от дочери, ложился тяжестью на его душу. Бедняга постоянно терзался сознанием собственной вины. Его не оказалось на месте, когда Лекси больше всего в нем нуждалась. И самое малое, что он мог сделать для нее, – все время оставаться рядом. Защищать. Любить. Помогать справляться с увечьем.
Самая жестокая ирония заключалась в том, что Лекси прекрасно справлялась. В отличие от Питера.
Робби помнил отца сильным, красивым, моложавым мужчиной, спортсменом и ученым. Но тот человек умер много лет назад. Теперь перед Робби сидел сломленный старик, потерпевший крах, с лицом, изборожденным морщинами, и темными кругами под глазами. Лицом, похожим на дорожную карту страданий. Лицом человека, не дорожившего жизнью. И все началось с того, что он женился на девушке из семьи Блэкуэлл.
Робби почему-то подумал, что все это сделала с ним «Крюгер-Брент». Проклятие семейства Блэкуэллов. Разве отец не понимает, что сын не может остаться? Иначе проклятая компания сломает и его.
– Спасибо за предложение, па. Но мне не нужны деньги. Прошло всего одиннадцать месяцев, как я бросил спиртное и наркотики. Большой, жирный банковский счет может оказаться непреодолимым искушением.
Этот аргумент оказался самым веским, и Питер наконец сдался, понимая, что если Роберт снова вернется к пьянству и наркотикам – это конец. Конец карьере, конец жизни. Конец всему.
– Хорошо, будь по-твоему. Но пообещай, что когда романтика голодного существования будущей знаменитости исчерпает себя, ты забудешь о ложной гордости и вернешься домой. Я… я люблю тебя, Роберт. И надеюсь, что ты это знаешь.
Глаза Робби наполнились слезами.
– Знаю, па. Я тоже тебя люблю. Но должен уйти.
Первые несколько месяцев превратились в настоящий ад.
Отец прав. Во что, Господи помилуй, он впутался?!
Робби не мог позволить себе снять в центре даже курятник. Пришлось найти комнату в Оржемоне, убогом квартале предместья Эпине-сюр-Сен. Это место показалось ему сущим кошмаром. Уродливые блочные дома постройки шестидесятых, с разбитыми окнами, коридорами, покрытыми граффити, лестницами, воняющими мочой, стали приютом банд и мелких преступников. Банды делились по расовым и религиозным признакам. В Оржемоне не слишком любили евреев, это точно, но в то же время не приветствовали и молодых красавцев блондинов, только что приехавших из Америки, чей словарный запас французского включал шесть слов, среди которых были fois-gra, clavier, но не percer и filou[19].
Единственным языком, который понимал Робби, были наркотики. Оржемон буквально жил на героине, как Китай – на рисе. Героин был повсюду, маня его, искушая, как песня сирены.
Все равно как если бы недавно отпущенный на волю педофил снял комнату в детском саду. Оставалось лишь молиться, чтобы Господь его уберег.
Но Роберт был полон решимости не поддаваться соблазну. В конце концов, вся его жизнь от этого зависит.
Конечно, ему приходилось нелегко. Особенно гнетущим было вечное, терзающее душу одиночество.
Почему он решил «найти себя» во Франции? Почему не поехал в Лондон, в Сидней или в какую-то другую страну, где говорят по-английски?
Конечно, Роберт понимал, что заставило его отправиться во Францию. Париж был Меккой для музыкантов. Парижская консерватория, где учились Бизе и Дебюсси, имела для Робби почти мистическую значимость. Только что открытый «Сите де ля Мюзик» – музыкоград в парижском парке Ла-Вилетт, созданный архитектором Кристианом де Портзампаром и включающий амфитеатр, концертный зал, музей музыки и мастерские, выстроенные на месте старой бойни, привел в Париж новое поколение музыкантов и композиторов. Сюда собирались лучшие музыкальные таланты в мире. Для начинающего концертного пианиста вроде Робби Париж был сердцем искусств, средоточием творческих поисков.
К несчастью, ключевым словом было «начинающий». Музыканта, не имеющего никакого официального образования и дипломов об окончании соответствующих учебных заведений, отказались принять в консерваторию, какой бы блестящей ни была его игра. Найти работу в баре или клубе оказалось сложнее, чем он ожидал. Беда в том, что здесь классическую музыку играли все музыканты. Париж кишел пианистами, считающими себя гениями, и у большинства был немалый опыт. А Роберт? Неизвестный янки, которого никто не мог понять. Пианист, раз в жизни имевший постоянную работу в гей-баре Нового Орлеана. Работу, длившуюся ровно три недели.
Зато у Роберта были некоторые преимущества: талант, решимость и внешность. Самое главное, конечно, – внешность.
– Плата – пятьдесят франков в час плюс чаевые. Соглашайся или проваливай.
Мадам Обри (просто Мартина, пожалуйста) была пятидесятилетней, вышедшей в тираж проституткой, носившей светлый парик, чтобы скрыть проплешины, весившей примерно, как молодой гиппопотам, и дышавшей на собеседника смесью чеснока, ментоловых сигарет и ликера «Бенедиктин», от которой Робби тошнило. На ней был низко вырезанный дешевый красный топ, открывавший мелко подрагивающие огромные груди с кожей неприятно белого, как брюшко гусеницы, цвета. Беседуя с Робби, она бесстыдно пожирала глазами его ширинку.
В дополнение ко всем своим достоинствам она владела «Ле клуб Канар», низкопробным баром в Двенадцатом округе. Постоянный пианист уволился на прошлой неделе после дискуссии по поводу невыплаченного жалованья, а мадам Обри понравилась внешность застенчивого молодого американца. Если он согласится, она сделает ему минет вместо завтрака. Ну а потом велит сделать ей куннилингус. Все же очень выгодно быть боссом!
При виде мастодонтоподобного тела мадам Обри Робби стало дурно. С другой стороны, постоянные отговорки начинали раздражать Марселя, хозяина дома, где жил Робби. Марсель привык получать деньги за сданное в аренду жилье, и отсутствие таковых плохо на нем сказывалось. А Марсель был не тем человеком, которого стоило злить.
– Я согласен. Когда начинать?
Мадам Обри сжала жирной рукой с грязными ногтями бедро Робби и растянула рот в беззубой улыбке.
– Немедленно, котик. Иди за мной.
Впервые Робби увидел Паоло Козмичи в концертном зале «Плейель», на улице Фобур-Сент-Оноре. Козмичи дирижировал Парижским оркестром и потряс Робби своим талантом.
Как все остальные парижские музыканты, Робби прекрасно знал репутацию Паоло. Младший ребенок в нищем неаполитанском семействе, Козмичи, упорно занимавшийся самообразованием, прославился как композитор, пианист, а совсем недавно – и дирижер. Французские музыканты прозвали его бульдогом, и недаром: Паоло буквально штурмом захватил место дирижера Парижской филармонии, ворвавшись без приглашения на репетицию Пятой симфонии ми минор Чайковского, выхватив палочку у растерявшегося Антуана Дешамеля и выказав ту интуитивную виртуозность, которая позже сделала его одним из самых прославленных в мире дирижеров.
Потрясенный Робби сидел в первом ряду великолепного концертного зала в стиле ар-деко. Позже он никак не смог вспомнить, какое произведение исполнял оркестр. В памяти остались красота и грация его движений, сплотившие оркестр в единый организм, охваченный той страстью, которую ощущал Робби, когда сам сидел за роялем. Он видел только мощную спину Паоло, обтянутую черным, плохо сидевшим фраком. Но какая разница? При виде Козмичи, размахивавшего дирижерской палочкой, он получал сексуальный заряд такой силы, что едва удерживался, чтобы не вскочить и не броситься на сцену.
Он не помнил, сколько простоял у служебного входа после окончания концерта. Когда уставший, злой и уже полупьяный Козмичи наконец вышел, Робби, к своему ужасу, понял, что лишился дара речи, и мог только, как последний идиот, молча наблюдать, как уходит его идол.
– Постойте! Месье Козмичи! Прошу вас…
– Я не даю автографов! – рявкнул тот. – И оставьте меня в покое!
– Но я…
– Что именно?
– Я люблю вас.
Паоло остановился и внимательно оглядел парня. Даже хмельной туман, застилавший глаза, не помешал разглядеть, что мальчишка необыкновенно хорош собой. Впрочем, он явный псих. Помешанный на сексе псих: только этого Паоло не хватает!
– Убирайся! Проваливай! Ясно? Оставь меня в покое, или я буду вынужден позвать полицию!
* * *Наутро Паоло нашел в почтовом ящике записку:
Сегодня в восемь вечера я буду играть в «Ле клуб Канар». Если не сможете прийти, я пойму. Но надеюсь увидеть вас.
Вчерашний парень, Р.Т.
Козмичи улыбнулся, невольно восхитившись упорством мальчишки. Он и сам славился этим качеством.
Но он, конечно, не пойдет. Это чистое безумство. Смазливому психу придется найти другой объект для преследований.
Робби всматривался в полумрак клуба, ища глазами лицо Паоло Козмичи.
«Он не придет. Я отпугнул его. Господи, ну, конечно, отпугнул! Какой кретин признается в любви человеку, которого никогда раньше не встречал? Да еще на улице? Должно быть, одиночество вконец меня доконало!»