Джастин Скотт - Девять драконов
Викки пришлось самой заправлять делами, пока отец вел переговоры в Шанхае.
Она ответила на шанхайский звонок.
— Алло, отец? Извини, что заставила тебя ждать.
— Получил твой факс, ваше высочество. Что стряслось?
— Мистер By звонил сегодня утром из Пекина. Уолли Херст говорит, что у него и в самом деле тяжелая рука. Босс товарища Хана из Комитета. Он пригласил нас сегодня в полдень.
— Я не смогу вылететь раньше вечера.
— Ты уверен, что не сможешь вернуться раньше? Ву, может, — тот прорыв, о котором я просто молилась. Его переводчик очень извинялся, — добавила Викки. — Ву должен вернуться назад к вечеру. Ты же знаешь их манеру: надеется, что не расстроил наших планов в канун Нового года, никак нельзя иначе и т. д. и т. п.
— Они всегда так говорят.
— А я говорю, что похоже, это — прорыв. Ты же знаешь этих китайцев, папочка. Они готовы говорить только тогда, когда появляется их шишка.
— Если только он действительно их шишка. Хорошо, если это так важно, я даю тебе Вивиан.
— Но я не хочу идти с Вивиан!
— Черт возьми, ваше высочество, ты же не можешь встречаться с персоной Номер Один одна. Тебе нужны переводчик и консультант. Вивиан — то и другое. Она укротит твой нрав — для твоей же пользы — и направит тебя по верному пути. Я не могу покинуть сейчас Шанхай и не могу поручить это Питеру.
Или доверить Питеру закручивать гайки, уныло подумала Викки. Бедный Питер никогда не сделает это так, как подобает тайпану — неважно, как упорно и даже жестко Дункан Макинтош пытался вовлекать его в дела и ставить на него в тщетной надежде, что не Викки придется унаследовать статус и бизнес тайпана. Питер был вторым номером и останется им навсегда. Баснословно много зная о Китае и китайцах, он тем не менее все еще видел обе стороны вопроса, когда пора было выбрать одну. Никаких преимуществ от его глубоких знаний не было, потому что все факты значили для него одинаково.
— Тогда почему бы мне не взять Гарри Кауза и переводчика?
Отец забраковал Кауза на том основании, что начальник строительства не обладал должным статусом, чтобы присутствовать на такой важной встрече.
— Тогда я возьму Уолли Херста.
Викки находила, что бородатый внештатный компрадор был достаточно осведомленным и готовым помочь.
— Нет!
— Почему нет? Для чего мы держим его в стороне?
— Я не хочу, чтобы Уолли Херст имел дело с компашкой By.
— Что ты имеешь в виду под компашкой By? Ты знаешь By?
С кем же, спрашивала себя в сотый раз Викки, он встречался на красной джонке? А может, его переговоры о рейсе Гонконг — Шанхай были просто предлогом для частых визитов в Китай?
— Ни при каких обстоятельствах Уолли Херста не должно быть на этой встрече, — приказал Дункан Макинтош безапелляционным тоном.
Озадаченная Викки стала говорить все, что только могла сказать еще, но отец уже давно принял решение.
— Хорошо, тайпан.
— Возьми Вивиан. Ты не пожалеешь.
— Я уже жалею.
Он игнорировал ее слова, сказав:
— Я не собираюсь давать тебе указания, но тем не менее не очень уступай. Запомни: каэнэровцы хотят хорошо выглядеть во время переворота, чтобы все было чин чином. И уж меньше всего им хотелось бы видеть недостроенный отель, торчащий как больной палец. Ты можешь использовать это против них, если будешь умной.
Глава 8
— Не могу поверить, что Комитет по труду повесил такую картину в приемной, — Викки нарушила свое основное правило поведения в отношениях с любовницей отца — никогда не заговаривать с ней без крайней необходимости, но сейчас она была взволнована этой неожиданной аудиенцией.
Вивиан, еще в машине подумавшая, что ее будут дурачить так же как и Викки, тоже хранила молчание всю дорогу. В лифте она попыталась представить себе, чего же могут хотеть китайцы. Обычно становясь еще более вежливой в присутствии Викки, она встала и надела очки, чтобы рассмотреть написанную маслом картину, на которой был изображен трехмачтовый барк, борющийся с бирюзовыми волнами азиатского моря. Морские пейзажи были обычным делом в гонконгских офисах, как плакаты и календари с разными машинами, и Вивиан спросила:
— А что тут такого?
Сожалея, что затеяла разговор, Викки сказала:
— Это представительство Комитета по труду КНР в Гонконге, да? Добрые малые с севера, которые должны помочь нам с рабочей силой?
— Да.
— А вы знаете, что такое торговля рабочими-кули?
Выражение лица Вивиан стало неоднозначным, взгляд настороженным.
В девятнадцатом веке нищие, погибающие от голода китайские крестьяне из Гуандуна и Фуцзяня, шли в кабалу к плантаторам и строителям железных дорог. Миллионами бедняг переправляли на Кубу, Гавайи, в Африку и Америку. Их запихивали как рабов или скот в трюмы кораблей, слишком старых для того, чтобы доверить им ценный опиум, и поэтому эти суда превратили в трещавшие по швам от живого товара плавучие загоны.
— Этот корабль на картине как раз возил кули.
— Вы уверены в этом?
— У нас был флот. На этом корабле, думаю, флаг дома Баттерфилдов или Дентов. У кого-то здесь разыгрался черный юмор.
Сегодня в Китае по-прежнему было полным-полно людей и не хватало всего остального; КНР была обременена миллионами голодных ртов и, по сути дела, возродила торговлю рабочими-кули. Комитет по труду качал себе твердую валюту, отправляя за границу массу безработных, и совсем не случайно приобретал все большее влияние в городах, подобных Гонконгу, — с их острой нуждой в строителях, чернорабочих и обслуживающем персонале отелей.
— И сейчас бедолаги живут в бараках в Шэньчжэне, и их перевозят через границу в грузовиках для скота. Ничего не изменилось — те же кули, рабочие по контракту.
— Может быть, — сказала Вивиан, — эта картина осталась от прежних арендаторов. Кажется, Комитет по труду переехал сюда недавно.
Внеся свою лепту в разговор, Вивиан села, спокойная и собранная; ни один шелковистый волосок не выбивался из прически, макияж безупречный, глаза смотрели в сторону.
Викки замолчала. Конечно, Вивиан была права.
Каэнэровские чинуши носились галопом по Гонконгу, как всякая гадость в период муссона. Двенадцать лет, после Декларации 1984 года, они ежедневно прибирали к рукам все новые и новые офисы. Казалось, целые департаменты перебрались сюда из Пекина, на должность в Гонконге претендовал целый рой бюрократов — от высших чинов до самых мелких клерков. «Бэнк оф Чайна» построил здесь самое высокое в Азии здание, возвышающееся над центром, как серебристый поезд, поставленный на попа, но Пекин быстренько наводнил его целым морем крючкотворов и снова рыскал глазами в поисках новых помещений.
Дешевых помещений. Прежние расточительные годы, когда они воротили нос от всякого присутствия капиталистов, канули в вечность. Коммунисты вернулись к прижимистости, когда инфляция заставила экономические реформы поубавить шаг. Сегодня разгороженные офисы, подобные этому, в «Джардин-хаусе», «Доме с тысячей дырок», как прозвали его китайцы за круглые окна, стали нормой. Викки обратила внимание, что они наполовину урезали приемную. Позади стены этой тусклой, унылой, со спертым воздухом приемной наверняка были бесчисленные клетушки офисов, в каждом из которых, как сычи в дупле, сидели безликие клерки в белых рубашках из полиэстера и пластмассовых очках.
Викки была в отвратительном настроении, что мешало ей мысленно настроиться на встречу с новым незнакомым чинушей, и она все еще была не готова, когда вынырнул переводчик, улыбаясь и расшаркиваясь, чтобы проводить их к мистеру Ву.
Она быстро вспомнила все то, что узнала от Питера и что заметила из своего опыта последних шести месяцев.
Когда имеешь дело с каэнэровцами, не нужно забывать, что каждый мужчина или женщина в возрасте после тридцати имеет «шрамы», оставшиеся после «культурной революции»; память о десяти годах хаоса не могла стереться совсем. Нельзя забывать и то, что все они принадлежат к обществу тотального контроля, где за каждым шагом человека следят другие, и любой промах может иметь самые печальные последствия. Наконец существует некоторый парадокс: разительное противоречие между верой каэнэровцев в то, что Китай — центр вселенной, Чжунго, и экономическим фактом, из которого видно, что их страна по-прежнему гораздо беднее, чем презираемые ими вайгожэнь — иностранцы.
«Никогда не переоценивай китайцев» — последняя фраза, промелькнувшая в мозгу Викки, когда переводчик провел их сквозь лабиринт обшарпанных офисов в конференц-зал без единого окна, с вдрызг засиженной кушеткой, по бокам которой располагались по два ряда стульев лицом друг к другу.
Мистер By был дородный чиновник в новехоньком с иголочки гонконгском костюме, плотно и неподвижно облегавшем его фигуру, что говорило о том, что он прилетел на пару дней раньше, чем сказал его переводчик по телефону. Костюм довершал щеголеватый красный галстук, забрызганный крошечными силуэтами голубых джонок. Викки кисло подумала, что он выглядит так, как будто государственная служба информации одела его, как свои четырехцветные рекламные брошюры, даровавшие Гонконгу титул выгодного партнера Востока и Запада. Он встал и направился к Викки полной сознания собственной важности походкой, которую она привыкла безотчетно презирать. Но потом он удивил ее гостеприимной улыбкой и теплым рукопожатием, взяв руку Викки в свои обе, — они были пухлыми и гладкими. Затем он церемонно представил свой штат — его подчиненные тем временем занимали места у стульев.
