Деон Мейер - Остаться в живых
Отто Мюллер… Они сразу прониклись симпатией друг к другу. Тобела был одним из десяти курсантов. Остальные были из стран Восточной Европы: Польши, Чехословакии, Румынии. Он был избранным, и он завораживал Мюллера.
— Я никогда раньше не учил черного!
Тогда он ответил, имитируя выговор инструктора:
— А я никокта раньше не принималь приказ от белый.
Господи, в те дни он заводился с полоборота! Мюллер расхохотался над его деланым немецким акцентом:
— У тебя правильный… забыл слово… подход?
Он не сказал инструктору из Штази, что с таким подходом он родился; тогда ему не хватило на это самопознания, его подход поглощал его, его подходом был он сам, все его существо.
Где-то за месяц до того разговора он прочел в учебнике о ферментах, очень больших молекулах, которые ускоряют химические реакции в организме. Один фермент отвечает за одну отдельную реакцию. Тобела решил, что иллюстрацией к механизму действия ферментов может служить он сам. Всю свою жизнь он руководствовался принципами, призывавшими отвечать насилием на насилие. А потом все происходящее вдруг обрыдло ему — тогда он впервые за тридцать семь лет сумел посмотреть на себя со стороны, увидеть и оценить всю гнусность своего тогдашнего существования.
Только ферменты не могут изменить своей природы.
А люди могут. Иногда даже должны.
— В шахматах противник пытается опереться на некие модели игры. Дайте ему такую модель. Дайте ему равновесие Нэша. А потом измените его!
Но для этого ему недостает информации.
От него ждут, что он поедет по шоссе № 1. Он может изменить модель, только если поймет, каковы другие варианты. Ему нужна хорошая дорожная карта. Но где, ради всего святого, ему ее раздобыть?
Первым ее порывом после того, как она включила телефон, было оказаться с детьми.
Она подавила в себе этот порыв, понимая, что ей захотелось к детям после жестоких слов Масетлы. Ей захотелось утешения, но разум говорил: к таким вещам пора бы и привыкнуть. Надо было заранее учесть, что Масетле не понравится давление сверху. Кроме того, он органически не способен принимать приказы, исходящие от сильной женщины.
Все они такие…
Господи! Ну зачем вообще нужны мужчины, почему ей приходится постоянно сталкиваться с их слабостями, хрупкостью, с их больным самолюбием? Эгоизм и еще секс — вот дорога с односторонним движением, по которой движутся их мысли. Раз ты женщина, то обречена быть жертвой, добычей. Если ты не сдаешься и не прыгаешь сразу в постель, тебя обзывают лесбиянкой; если ты облечена властью, значит, добралась до вершины через постель; если ты имеешь дело с более властным мужчиной, значит, он считает, что тебя можно поиметь.
Она накрепко усвоила суровые уроки. Десять лет назад, после долгого, мучительного, даже болезненного осознания, что ей придется жить среди постоянных оскорбительных намеков и предложений сексуального характера, Янина Менц критически переосмыслила себя и отметила два своих физических достоинства. У нее полные, чувственные губы, белые и ровные зубы и пышный бюст — большой, но не слишком. После этого она пересмотрела свой стиль в одежде и поведении. Никакой губной помады. Маленькие очки в тонкой стальной оправе. Волосы всегда зачесаны назад и заколоты. Никаких облегающих костюмов. Нейтральные цвета, главным образом серый, белый и черный. А свои действия, поведение и реакции она шлифовала до тех пор, пока наконец уровень эротического интереса к ней не снизился до приемлемой отметки, с которой она умела справиться.
Но с мужским эгоизмом она справиться не могла.
Вот почему она заставила себя не думать о дочерях, встала, выпрямилась, разгладила складки на юбке, поправила прическу.
Раджкумар доложил об очередных результатах своего труда.
— Знаете, на что он списывает еще по сто двадцать девять рандов в месяц?
— На что? — механически спросила Янина, еще не совсем вернувшись в настоящее.
— Я выяснил, на что Мпайипели тратит деньги.
— И на что же?
— Он вносит их в КОК. Кейптаунский общеобразовательный колледж.
— Для ребенка?
— Нет. КОК — заочный колледж для взрослых.
— Вот как…
— В заочном колледже можно получить полное среднее образование. С десятого по двенадцатый класс. По всем предметам.
В таких сведениях было мало полезного.
— Спасибо, Раджив!
Зазвонил мобильник. Янина посмотрела на дисплей: Мазибуко.
— Да, Тигр?
— Я вызываю из Блумфонтейна группу «Браво». На машинах.
— Зачем?
— Здесь ничего не происходит. На блокпосту двое полицейских и автоинспектор с двумя машинами. Кроме того, у нас сильная гроза, а между нами и Бофорт-Уэстом есть две или три второстепенные дороги и бог знает сколько еще проселочных.
— Тигр, он на мотоцикле.
— Знаю. Но если он поймет, что дорога перекрыта, и повернет назад, как мы будем его преследовать?
— На вертолетах. На «ройвалках».
— В грозу?
— Насколько вы уверены в том, что будет гроза?
— Мэм, дождь уже идет.
— Тигр, от Блумфонтейна пять часов езды.
— Вот почему я хочу, чтобы они выехали немедленно.
Янина Менц задумалась.
— Ладно. Пусть приезжают.
— Отбой.
— Тигр!
— Что?
— Мпайипели… Может статься, он был не только членом «Копья нации».
— Ну и что?
— Его нельзя недооценивать.
— Что вы имеете в виду? Что вы откопали?
— Он… Мы пока ничего точно не знаем. Просто… не стоит его недооценивать.
— Да ведь он один!
— Это верно.
— Вас понял. Даю отбой.
Она нажала кнопку конца связи. Глаза ее остановились на факсимильном аппарате: оттуда выползал документ. Она подошла ближе и прочитала шапку: «НРУ».
— Так-так, — тихо произнесла Янина Менц, придерживая бумагу кончиками пальцев и затем поднося к глазам.
«Последний известный адрес Дерека Лейтегана: Компания „Экспортные вина „Оранжевая река““, п/я 1798, Апингтон, Северный Кейп.
Последний известный адрес Квартуса Нодье: Западная Капская провинция, Клейнмонд, 14-я авеню, 28».
Масетла все же добыл сведения. Янина представляла, какую внутреннюю борьбу ему пришлось пережить, как неохотно, с каким раздражением и страхом он действовал, боясь, что она доложит о его вспышке. Она одержала маленькую победу. Но радости почему-то не почувствовала.
Хмурясь, к ней подошел Радебе с другим документом в руке.
— Странная вещь, мэм. Вот что пришло из Претории, хотя никаких запросов мы не посылали.
Она взяла у него документ.
Расшифровка беседы В. Пиллея с Герхардусом Йоханнесом Грюневальдом, 23 октября, 21:18 (Претория, Саннисайд, Де Кок-стрит, «Даллас Флэтс», 807).
П. Вы работали в команде по сбору данных с Джонни Клейнтьесом?
Г. Я был заместителем командира.
— Винсент, документ прислали по моей просьбе.
— Простите, мэм?
— Я позвонила самому Пиллею. Грюневальд был в нашей базе.
Радебе смотрел на нее, по-прежнему хмурясь.
— Извини, Винсент. Надо было предупредить тебя.
— Нет, мэм, не в том дело…
— А в чем?
— Я думал, что знаю всех наших агентов…
Она посмотрела ему прямо в глаза и ласково улыбнулась.
— Винсент, Пиллей не работает на нас постоянно. Я не хочу мешать твоим людям.
Морщина разгладилась.
— И вот еще что, мэм… — Радебе говорил негромко, как будто не хотел, чтобы его услышали остальные.
— Говори.
— Мпайипели, мэм… Мы обращаемся с ним как с преступником.
— Он и есть преступник, Винсент.
Ей показалось, будто Радебе хотел возразить, но потом передумал.
— Он разоружил двух наших агентов, отказался от официального требования представителей власти вернуть государственную собственность. Он угнал мотоцикл.
Радебе отвел глаза в сторону, кивнул, но Янина Менц не почувствовала его согласия. Он развернулся кругом и зашагал на место. Она задумчиво проводила его взглядом.
Расшифровка беседы В. Пиллея с Герхардусом Йоханнесом Грюневальдом, 23 октября, 21:18 (Претория, Саннисайд, Де Кок-стрит, «Даллас Флэтс», 807).
П. Вы работали в команде по сбору данных с Джонни Клейнтьесом?
Г. Я был заместителем командира.
П. У вас имелся доступ к тем же материалам?
Г. Да.
П. Вы знали, что Клейнтьес делал копии некоторых секретных данных?
Г. Да.
П. Пожалуйста, расскажите мне об этом.
Г. Дело было десять лет назад.
П. Знаю, мистер Грюневальд.
Г. Почти все данные сейчас уже устарели и бесполезны. Люди… да и вообще все изменилось.
П. И все-таки…
Г. Тогда времена были странные. Тогда… Мы натыкались на досье, собранные на нас бывшими врагами, и сами могли показать им то, что мы собрали на них. Все было как-то… нереально, а теперь враг больше не враг. После стольких лет! Но работать вместе было трудно. Для всех. Для обеих сторон.
