Эндрю Уилсон - Лживый язык
Как всегда деловая и решительная. Она все продумала.
Помнится, те слова, казалось, влетели мне в глаза, будто шрапнель. Дочитав письмо, я почти ожидал увидеть брызги черной крови на листе бумаги. Шатаясь, я побрел по улице. Меня качало, словно земля под моими ногами поменяла магнитные полюса. В какой-то момент по дороге к метро, думаю, меня стошнило в чей-то сад.
Все это произошло несколько месяцев назад, и сейчас, глядя на окна этой квартиры, я вспоминал тот эпизод. Я не хотел причинять ей боль. Нисколько. Мне просто нужно было увидеть ее, хотя бы мельком. Разумеется, у меня уже не осталось никаких чувств к ней, но, раз уж я приехал сюда, было бы глупо уйти, не взглянув на нее. Я переступил с ноги на ногу, прислонился рюкзаком, висевшим на спине, к дереву. Редкие прохожие, заметив в тени мой одинокий силуэт, вероятно, принимали меня за потенциального грабителя, потому что они тут же переходили на другую сторону улицы и спешили удалиться. Прошло полчаса. К этому времени, мне казалось, я уже слился с улицей, стал ее частью, как одно из деревьев, стоявших вдоль дороги. Вдруг входная дверь одного из ближайших ко мне домов отворилась. Наружу вышел мужчина пятидесяти двух-пятидесяти трех лет — очки, свитер с треугольным вырезом — и направился ко мне. Он был мне незнаком, должно быть, переехал на эту улицу сравнительно недавно.
— Простите, — отрывисто произнес он голосом аристократа. — Вам плохо?
Его совершенно не интересовало мое самочувствие. Он просто проверял, не намерен ли я вломиться к кому-нибудь в дом.
— Нет. Прошу прощения за беспокойство… просто… я только что из аэропорта, а моя приятельница, что живет здесь, — я показал на квартиру Элайзы, — не знала, когда прилетает мой самолет. Я просто жду, когда она вернется домой.
— А, понятно… что ж, желаю удачи. — Мужчина улыбнулся, напряжение исчезло с его лица. — Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Я пока не думал о том, где буду ночевать, но становилось поздно, и я решил, что лучше всего отправиться к родителям. Они не знали о моем возвращении, но я был уверен, что мой приезд станет для них приятным сюрпризом. Прищурившись, я глянул на часы, прикидывая в уме, сколько времени мне потребуется, чтобы добраться до Хертфордшира по железнодорожной линии Темзлинк, и вдруг услышал, как отворилась какая-то дверь.
Струя света хлынула в ночь, осветив участок улицы у входной двери дома Элайзы. На пороге появилась темноволосая молодая женщина с кипой газет в руках. Она с минуту постояла, глядя в темноту, словно почувствовала, что я где-то рядом. Я шагнул глубже в тень, надеясь под сенью дерева остаться незамеченным. Женщина облизнула свои бледные, тонкие, восхитительные губы, наклонившись, подняла крышку мусорного контейнера, стоявшего в палисаде, бросила туда газеты, вновь выпрямилась и повернулась. Я хотел окликнуть ее, хотя бы просто выкрикнуть ее имя, чтобы посмотреть на ее реакцию. Я открыл рот, но горло парализовало. Когда она вошла в дом и участок улицы у входной двери вновь погрузился в темноту, я беззвучно произнес ее имя.
Больше я не мог тратить на нее время. Нужно было идти. У меня были дела, предстояло кое-что выяснить.
Шагая к станции метро, я воображал реакцию Элайзы на публикацию написанной мной биографии. Представлял, как она входит в книжный магазин на одной из центральных улиц, перебирает издания в мягких обложках и вдруг замирает, увидев мое имя на переплете толстой книги. Она берет эту книгу, вертит ее в руках, не веря своим глазам. Смотрит на заднюю сторону обложки, полагая, что это, вероятно, кто-то другой, Адам Вудс более зрелого возраста. Но она ошибается. Глаза ее округляются, когда она читает: «Адам Вудс изучал историю искусств в Лондонском университете, потом отправился в Венецию, где познакомился с романистом Гордоном Крейсом, ведущим уединенный образ жизни. Это первая книга Адама Вудса; в следующем году выйдет его роман».
Это будет самая лучшая месть, которая дарует куда более острое ощущение, чем причинение боли, физическое насилие.
На платформе двое подростков — их лица были спрятаны в капюшонах — пинали пластиковую коробочку, из тех, в каких продают блюда на вынос. Немолодой мужчина в костюме покачивал головой в такт какому-то ритму, который слышал только он один.
Я прошел мимо проститутки в узкой белой юбке, кричавшей в сотовый телефон.
Неожиданно я ощутил слабость и неимоверную усталость. Я знал, где родители хранят запасной ключ — под большой картонной коробкой слева в гараже, но подумал, что следует им позвонить и сообщить, что я вернулся. В конце концов, было уже поздно.
Я позвонил им со своего нового сотового телефона.
— Алло? — ответил мне низкий неуверенный голос. Это была мама.
— Привет, мам… это я.
— Адам? Где ты был? Мы так…
— Мама, у меня все хорошо. Послушай… я дома. В Лондоне.
— Что-то случилось? А как же твое репетиторство? Как же Венеция?
— Все расскажу, когда приеду. Я уже почти сел в поезд. Буду через полчаса. Не побеспокою?
Молчание. Я услышал в трубке шарканье, потом — приглушенные неразборчивые слова, будто мама прикрывала рукой телефон.
— Конечно нет, дорогой. Мы… я… с нетерпением жду тебя. Когда ты приедешь, будет уже поздно. Ты наверняка устанешь с дороги. Так что все разговоры отложим до завтра. Тебе письмо — по-моему, из университета, с результатами экзаменов.
— А-а, ну ладно. — На результаты экзаменов мне было плевать. У меня началась новая жизнь. — Посмотрю, когда приеду.
— Надеюсь, результаты достойные, ты это заслужил. — Она помолчала. — Только, Адам, должна предупредить, что отец все еще очень расстроен и сердит. Чтобы ты знал. Мы ждали, что ты пришлешь нам свой адрес. Мы все извелись, не зная, как ты. Ты даже не представляешь…
— Ладно, мама, все, мне пора — поезд уже на подходе.
Я солгал: в запасе у меня еще было примерно семь минут. Просто не хотел слушать ее причитания. Не те ее слова. Не опять.
* * *— Джейк? Привет, это Адам.
— Адам… привет, старик. Ты где? Где ты вообще был? Исчез, ни слуху ни духу.
— Знаю, извини. Я был в Венеции, писал там. Сейчас в Лондоне, наверно, пробуду здесь пару дней. Слушай, я хотел поехать к предкам, но у меня с ними по-прежнему напряг.
— А-а, понятно. Ты всегда можешь остановиться здесь. Тут один только дохлый диван, но он твой, если хочешь.
— Правда? Здорово. Сейчас я на севере Лондона, так что буду… умм… через полчаса?
Я опять позвонил маме, сообщил, что у меня изменились планы. В ее голосе слышалось разочарование, но я сказал, что она может звонить мне, и дал номер своего нового сотового. Она, вероятно, надеялась, что мы, я и отец, уладим свои разногласия раз и навсегда и все вновь заживем счастливо единой дружной семьей. Как будто такое возможно! В трубке было слышно, как отец бурчит где-то в глубине комнаты, говоря, что я думаю только о себе. Но мама взяла с меня слово, что я навещу их в ближайшие два дня, а заодно заберу свою почту и выясню, какие оценки у меня в дипломе.
Сидя в вагоне метро, везшем меня в Брикстон, я вдруг испытал некое подобие счастья. Конечно, о своих планах не следует распространяться, рассудил я. Незачем хвастаться перед друзьями тем, что я работаю над книгой о Крейсе, пишу биографию литератора-убийцы. Напротив, я скажу, что пишу задуманный роман. В каком-то смысле так оно и есть. Никто не узнает, над чем на самом деле я работаю. Зато потом ну и удивлю же я всех! К тому времени, когда я на эскалаторе поднялся на улицу в Брикстоне и вдохнул аромат жженых благовоний, смешивающийся с запахами марихуаны и пива, я чувствовал себя почти неуязвимым, будто событий предыдущих нескольких месяцев никогда и не было.
Я бегом спустился по Брикстон-Хилл[21] и уверенно зашагал по лабиринту улиц, которые вели к жилищу Джейка, занимавшего первый этаж бывшего муниципального многоквартирного дома. Я позвонил в дверь и стал ждать.
— Хе-хей, входи, входи, загадочный человек, — Джейк приветствовал меня на пороге с распростертыми объятиями. — Как дела?
В его квартире стоял затхлый запах, будто окна здесь сто лет не открывали. Коридор захламляли кипы старых газет, всюду громоздились груды книг, грозивших рассыпаться по деревянному полу, что напомнило мне палаццо Крейса до того, как я навел там порядок. Джейк налил мне бокал вина, но я видел, что у него ко мне серьезный разговор.
— Так что это за фишка с обетом молчания?
— Знаю. — Я провел рукой по волосам. — Прости, друг. Правда, мне очень жаль, что так вышло. Просто… просто мне и в самом деле пришлось нелегко.
— От отца я слышал, что та твоя работа, репетиторство, горела синим пламенем. Узнав это, я подумал, что ты вернешься в Лондон.
— Я и собирался. Кто ж мог подумать, что этот сопляк обрюхатит девчонку, дочь служанки? Родители отправили его в Нью-Йорк.
