Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла
Кэтрин покачала в воздухе опустевшим бокалом, привлекая внимание Адама, и проговорила:
— Зрителей мы думали усадить с южной и восточной сторон лужайки — примерно там, где во времена Ньютона проходила стена, которой был обнесен его сад. А дерево окажется в центре декораций. Как в Эдемском саду.
— Древо познания? Неплохо.
Адам вновь наполнил ее бокал вином.
— Или Древо жизни, Роберт, а? Мы можем поставить стулья не прямо на траву, а на доски — они защитят газон от повреждений. Двести зрителей, как тебе эта цифра? Слушай, мне нравится, как ты взялся задело. Кэт, по-моему, мы в надежных руках!
Кэтрин отхлебнула вина и глянула поверх ободка бокала на Роберта.
— Я хотела сегодня ночью дописать второй акт. Не поможешь мне в этом?
На этот раз Адам демонстративно отвернулся от них и принялся с преувеличенным интересом разглядывать свои книжные полки.
— Честно говоря, никогда не думал, что силен в драматургии…
— Кэтрин тебя научит, — подал голос Адам. — Она блестяще владеет самыми разными техниками… сочинительства. Тебе понравится.
Кэтрин залезла рукой в свою сумочку и извлекла оттуда пачку дамских сигарет.
— Черт, ведь честно терпела почти весь вечер, а теперь не могу!.. Надеюсь, вы не будете ругаться?
Роберт пожалел в ту минуту, что сам не курит. Он стал беспомощно оглядываться по сторонам в поисках зажигалки, но Адам уже извлек из воздуха зажженную спичку и поднес ее Кэтрин. Та взялась за его руки, поднесла их к лицу и держала так много дольше, чем ей требовалось для того, чтобы прикурить. На губах ее играла шаловливая улыбка. Адам, не отрывая от нее глаз, задул спичку в самый последний момент. Наблюдая за всем этим со стороны, Роберт искренне недоумевал — что он делает вместе с ними в этой комнате и зачем он им, строго говоря, вообще нужен…
Он виновато кашлянул.
— Так… э-э… что вы намереваетесь делать на будущий год?
Слова сорвались с его уст прежде, чем он успел затолкать их обратно в горло. Вот так всегда бывает с дураками — мелют языком попусту и сами же потом жалеют об этом. Как можно было спрашивать людей, которым до кембриджского выпуска осталось всего несколько месяцев, о том, что их ждет впереди? Дубина! Ведь это ему еще жить здесь три с лишним года, а они уже заранее предчувствуют разлуку с Кембриджем и тоскуют… Весь вечер Роберт держался молодцом, а под самый занавес все-таки не удержался и явил всему миру свою натуру неотесанного деревенщины…
Кэтрин удивленно оглянулась на него. В первые несколько мгновений до нее не дошел смысл его вопроса, а когда дошел, губы ее чуть дрогнули. Со сжавшимся сердцем Роберт ждал, когда она расплачется. Адам же повел себя как истинный джентльмен. Увидев, что друг горько жалеет о том, что ляпнул нечто несусветное, он его пожалел.
— Рад, что ты спросил об этом, Боб. Лично я уже провел предварительные беседы с парой знакомых с Флит-стрит.[18] Рассчитываю получить должность зарубежного корреспондента в какой-нибудь небольшой стране. Где-нибудь, знаешь ли, в Африке или Латинской Америке.
— Ого!
— Впрочем, я не собираюсь забриваться в эту профессию полностью. Хочу трудиться фрилансером, в свое удовольствие.
— Через год Адам уже будет освещать в газетах государственные перевороты и путчи! — оживившись, воскликнула Кэтрин.
— А Кэт — не иначе — будет блистать на лондонской сцене, а то и пописывать пьесы для какого-нибудь провинциального театришки.
— Одно другого не исключает, — засмеялась она. — Впрочем, ты прав. На что еще мне надеяться с такими оценками, которые у меня сначала были по математике, а теперь по философии?
— Ты перевелась на другой факультет? — спросил Роберт. Он и не знал, что Кэтрин поступала на математический.
— Да, после первого курса. Тогда мне казалось, что эти две научные дисциплины примерно одного порядка. Правда, в математике я была хороша, а вот в философии не особенно… Но любовь зла… И сейчас я, конечно, жалею обо всем, кроме того, что начала успешно играть в театре.
— Жалеешь? Почему? О чем именно?
— Как-нибудь в другой раз расскажу. Это долгая и печальная история. И весьма скандальная к тому же. Когда-нибудь я напишу одноактную пьесу про это. Она будет называться «Взросление Кэтрин». — Она вновь рассмеялась.
— А что будет с нашим обществом? С «Единорогом»?
Теперь настала очередь Адама улыбнуться.
— А неплохо мы все провернули, согласись, а? Я, например, получил величайшее удовольствие.
Кэтрин глубоко затянулась и выпустила к потолку целую струю голубоватого дыма.
— Адам долго размышлял над тем, кого определить мне в партнеры, — доверительно сообщила она. — По его мнению, мне нужен был человек, который сможет удержать меня на земле, не даст мне улетучиться.
— Именно так, — подтвердил Адам.
— Ты, наверное, уже замышляешь новую викторину-вечеринку? — спросил его Роберт.
— Да как тебе сказать… Если честно, я пока не знаю, что делать с тем, что только что провернул. Пусть впечатления отстоятся, и не только у меня, а у всех, кто принимал в этом участие. Каждый из нас вынес из пережитых приключений какие-то личные уроки; пусть все теперь крепко заучат их. Это был своего рода эксперимент, который я поставил над всеми вами, и над собой, конечно, тоже. А что с этим делать… Ну ясно, что хорошо бы идти дальше… Но пока надо осмыслить, куда мы уже пришли.
— Ты любитель ставить эксперименты! — воскликнула Кэтрин. — Могу себе вообразить, что ты придумаешь теперь. Яркий свет воспринимается лишь в кромешной тьме… Насыщенный кислородом воздух манит лишь того, кто окружен вакуумом… Да-да, Адам, теперь от тебя можно ждать чего угодно.
— На самом деле я подумал вот о чем… А почему бы не сделать следующим крупным проектом новорожденного общества постановку нашей пьесы про Ньютона и его рукописи? Судите сами! Наш бравый рыцарь смыслит в военном деле и химии, из него получится прекрасный пиротехник для устройства пожара. Его дама сердца — превосходная белошвейка; вы обратили внимание на ее наряд? Она сшила его сама, от первого стежка до последнего. Она станет нашим костюмером. Викарий… Ну, мы найдем ему достойное применение. А его куртизанка — прирожденная актриса. Вы понимаете? Это же готовый коллектив! Кэтрин — драматург, Роберт — продюсер! Великолепно!
— А ты?
— А я буду у всех мешаться под ногами!
— Да, это неплохая идея. Что ж, я предлагаю не откладывать дело в долгий ящик и сейчас же отправиться дописывать пьесу! — предложила Кэтрин. — Спокойной ночи, дорогой! Роберт, ты идешь со мной, не забыл еще?
Роберт неуклюже вскочил с дивана, на краешке которого он пристроился в последние несколько минут. Адам поднялся со своего кресла и крепко прижал к себе смеющуюся Кэтрин… А когда они уже были в дверях, Роберт вдруг обернулся и задал вопрос, который уже давно хотел задать:
— А почему ты заставил меня молчать до десяти вечера?
Адам усмехнулся:
— Видишь ли, дружище, я давно за тобой наблюдаю. И однажды обратил внимание, что если ты волнуешься или желаешь кому-нибудь побыстрее понравиться, то начинаешь молоть всякую чепуху и не можешь остановиться. Не обижайся, это факт. Это естественная реакция на стресс. Не худшая, кстати говоря. Другие начинают заикаться или вообще замолкают.
— Где это ты за мной наблюдал?
— Роберт, мои шпионы повсюду. И когда я понял, что мы все заинтересованы в том, чтобы ты произвел благоприятное впечатление на милую Кэтрин, то подумал, что тебе будет лучше… немного помолчать. Поупражняться в языке жестов, так сказать. И согласись: ведь тебе это удалось! Ты сразил эту юную красавицу наповал, не сказав ей ни слова!
Кэтрин взяла Роберта под руку и бросила Адаму на прощание:
— К тому же этот трюк позволил тебе обмануть меня в самом начале, когда я решила, что он — это ты.
Адам зааплодировал.
— Спокойной ночи, дети мои.
— Кстати! — На сей раз уже Кэтрин замерла на пороге. — Сколько же ты все-таки заплатил фермерам за то, чтобы они сидели в засаде с черной лошадью в Уондлбери? И почему лошадь вышла на поляну одна, без всадника?
— Самое удивительное… — задумчиво проговорил Адам. — Самое удивительное, что я никому не платил. И я понятия не имею, откуда там взялась эта лошадь.
Нью-Йорк,
26 августа 2004 года
Сторож медленно открыл глаза и огляделся, чтобы окончательно прийти в себя и заново привыкнуть к окружающей обстановке. Он только что вышел из состояния глубокой медитации и отметил, что бремя беспокойства уже не так сильно давит на сердце, как раньше. Больше того — он почувствовал прилив свежих сил и оптимизма. Игра началась. Помощь, на которую они так рассчитывали, на подходе. Риск и опасность велики, и ему далеко не все было дано предусмотреть и предвидеть. Но по крайней мере на первый ход врага у них нашелся первый ответ…
