Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла
Схватив телефон, он сфотографировал снимок «Нью-йоркский городской пейзаж», висевший в застекленной рамке на стене комнаты, и попытался загрузить картинку наличную страничку Адама на сайте «Америка-онлайн». Затем он вновь открыл эту страницу на компьютере и убедился в том, что картинка там уже висела. Затем он вызвал на экранчик телефона пункт 025. Метка располагалась между Бродвеем и Черч-стрит, недалеко от Фултона. Он наморщил лоб, пытаясь вспомнить это место — как оно выглядит в реальности.
Затем набрал номер Кэтрин и нарвался на автоответчик. На сей раз он оставил сообщение:
— Привет, красавица. У меня тут черт-те что, а не денек. Короче, опоздаю. Со мной все в порядке. Пытаюсь узнать побольше о той штуке, которую нам прислал Адам. Набери меня, как сможешь, хочу тебе кое-что рассказать. Пока. Целую.
Кембридж,
март 1981 года
Кэтрин, Роберт и Адам поднялись в комнату Адама в Нэвилс-корт в Тринити, окна которой выходили прямиком на элегантную крытую галерею, известную в истории тем, что Ньютон в XVII веке пытался измерить в ней скорость звука — топал каблуками своих башмаков о камни мостовой и засекал по времени скорость распространения эха. Они поднялись всего на один лестничный пролет и вступили в длинный, погруженный в полумрак коридор. Дорогу показывал не Адам, а Кэтрин. Дойдя до конца коридора, она повернула налево и остановилась перед дверью студенческих апартаментов Адама.
Еще в прихожей Роберт скользнул взглядом по табличке с именами квартирантов и даже присвистнул от удивления. Теперь он смерил восхищенным взглядом солидную, с богатой обивкой дверь, за которой находилось обиталище хозяина вечеринки.
— Похоже, ты во всем этом здании единственный студент, Адам, не так ли?
— Да. Мои соседи сплошь профессора, а среди них есть даже два члена правления Тринити. Это ужасно, Роберт, я тебя понимаю. Я даже готов покорно снести презрительную ухмылку на твоей физиономии. Конечно, скажешь ты, мажора видать издалека.
— Я просто спросил.
Адам отпер дверь ключом и пригласил друзей войти.
— В этих комнатах жил мой отец. Он тут пользуется большим авторитетом: отличился в годы войны на дипломатической ниве, потом приложил руку к созданию СОИ,[14] даже с разведкой был связан. Здесь такие штуки ценятся. А конкретно для колледжа папочка учредил пару именных стипендий, весьма внушительных, и поставил одно-единственное условие: если кто-то из его родственников вдруг поступит в Кембридж, колледж обязан будет предоставить его бывшие комнаты в Нэвилс-корт. Вот так я здесь и оказался.
— Как это было любезно со стороны твоего отца…
— Да в общем-то не жалуюсь. Весьма удобно на самом деле, ведь, не будь этого условия, меня давно вышвырнули бы отсюда. Видишь ли, у меня не очень хорошие отношения с директором общежития. Как-то не заладилось у нас с ним. А отказать мне от места он при всем желании не может. Удобно.
Гостиная была просторна, с высоченными потолками, украшенными лепниной. Вдоль стен тянулись внушительных размеров и респектабельного вида книжные стеллажи. У одного из них притулилась стремянка. Мебель в комнате тускло поблескивала благородной стариной и стоила явно недешево. Одним словом, апартаменты Адама ничуть не походили на комнатку бедного студента.
— Да, Адам… — не смог сдержать зависти Роберт. — Только сейчас начинаю до конца понимать, кто я и кто ты…
— Ну-ну… Не заводи опять свою шарманку.
— Да нет, просто… восхищаюсь. Тебя отец-то здесь навещает? Ностальгирует по студенческой юности?
Адам вдруг помрачнел.
— Папа? Как тебе сказать… Порога этого ни разу не переступал, пока я тут. Он бы сейчас в дверь не пролез. Растолстел на старости лет.
— Адам и его родитель не очень ладят между собой, — пояснила Кэтрин с улыбкой. — Дошло до того, что Хейл-Деверо-старший даже лишил своего отпрыска наследства. Высокие отношения.
— Спасибо, милая, что просветила нашего друга относительно моих семейных дел. — Адам хлопнул в ладоши. — Ну что ж, друзья, выпьем, пожалуй? Кому что? Красное вино? Пиво? Или, может быть, что покрепче?
Роберт вдруг понял, что его, именно его, пригласили сюда не случайно. Что они, интересно, затевают?
Адам стал возиться у барной стойки с бутылками, а Кэтрин лениво прохаживалась вдоль книжных шкафов.
— Кэтрин… — вдруг порозовев, неуверенно произнес Роберт. — А вот твое произношение…
Она вдруг звонко рассмеялась и переглянулась с улыбающимся Адамом.
— А я все думала, когда ты меня об этом спросишь! Что ж, Роберт, открою тебе страшную тайну. Моя мама — американка. И бабушка тоже. Они из Калифорнии. Просто мама давно перебралась сюда, еще во время войны. И я всю жизнь прожила здесь. Отец у меня англичанин, точнее — англичанин аргентинского происхождения. Хотели сотворить из дочки «английскую розу». Вот и сотворили.
Она удобно устроилась на диванчике и, подогнув к подбородку колени, обхватила их руками.
— Теперь спроси про нашу пьесу, Роберт, ты ведь хочешь об этом спросить, я вижу!
— Как долго вы ее пишете? Когда собираетесь ставить и собираетесь ли вообще?
Кэтрин вновь переглянулась с Адамом и даже подмигнула ему.
— Мы провозились с этим весь прошлый семестр и весь этот, — сказала она. — А все началось с моего сочинения, которое я хотела посвятить одному из ярких эпизодов из истории науки. Вот тут-то мне и попались записки Кейнса,[15] в которых я намеревалась раскопать что-нибудь интересное. И я зарылась в них по уши. Это очень похоже на меня. Если уж потянула за ниточку, то непременно размотаю весь клубок, а до этого не успокоюсь.
— О каком Кейнсе идет речь? О Джоне Мэйнарде?
— О нем самом. Это ведь он выкупил на аукционе в 1936 году рукописи Ньютона лишь ради того, чтобы они ни в коем случае не сгинули в какой-нибудь частной коллекции. А после смерти завещал передать их в кембриджский Королевский колледж.
— Хорошо, понял. А при чем тут театральная постановка?
— Господи, да я ведь первые два курса дневала и ночевала на студенческой сцене! Между прочим, меня все ценили как актрису. Жаль, ты не застал тех времен, милый мальчик. А в этом году мне надоело играть и захотелось самой что-нибудь написать. И мы с Адамом заключили соглашение.
Адам передал ей бокал красного вина, у него на губах играла легкая улыбка.
— Какое еще соглашение?
— Мы не спим вместе, но компенсируем это совместным творчеством.
— Кэт, ну в самом деле… — Адам передал Роберту джин с тоником. — Веди себя прилично!
Адам к тому времени уже отклеил фальшивую бороду и избавился от тюрбана. Обслужив друзей, он сам развалился в мягком кожаном кресле и всем своим видом напоминал довольного отца семейства, собравшего наконец в родительском гнездышке всех своих блудных детей.
Кэтрин прилегла на диване и по-кошачьи грациозно потянулась.
— Собственно, это я настояла на том, чтобы Адам организовал сегодняшнее свидание вслепую и для меня тоже. Чтобы он отстал от меня наконец и перестал пялиться на мои коленки.
— И как? Перестал? — с неуверенной улыбкой спросил Роберт.
— Поначалу я думала, что это он явился ко мне в маске волшебника.
— Жаль, что невольно обманул твои ожидания, Кэтрин, — уже начиная падать духом, пролепетал Роберт.
— Что ты такое говоришь! Ты их превзошел! Ты вел себя как настоящий джентльмен, о таких-то и грезят все девушки на свете. Кстати, о девичьих грезах… не согласишься ли ты проводить меня сегодня домой?
На лице Адама держалась подчеркнуто нейтральная маска.
— Я? Я… с удовольствием…
— Может, мы наконец покончим с романтическим воркованием, господа? — подал голос Адам. — На самом деле, Роберт, я пригласил тебя, чтобы попросить об одном небольшом одолжении. Дело в том, что мы хотим поставить нашу пьесу прямо на лужайке перед Тринити.
— Там, где растет дерево Ньютона?
— Именно, но не по этой причине. Скажем так, не только по этой причине. Во времена сэра Исаака лужайка представляла собой обнесенный каменной стеной фруктовый сад. И там же располагалась его лаборатория. А жил он между воротами и часовней, на первом этаже. Он неплохо устроился для своего времени, доложу я тебе. Мог покинуть жилище через дверь, а мог выйти на балкон и оттуда попасть прямо в сад.
— Ты полагаешь, тебе разрешат поставить там твою пьесу?
— Ты зришь прямо в корень, Роберт, дружище! Мне не разрешат. В прошлом году я окончательно рассорился с администрацией колледжа, когда позаимствовал несколько казенных лодок и случайно утопил их. Я тогда был одержим идеей устроить на речке реконструкцию битвы при Ватерлоо.
— На речке? Разве битва при Ватерлоо произошла на реке?
— Не придирайся к словам, Роберт, это неприлично!
