Джеффри Дивер - Адская кухня
— Кэрол, давайте перейдем сразу к настоящему, — сказал Пеллэм. — Что вы можете сказать про нынешние банды?
Она задумалась.
— В свое время здесь главными были «Западники». Они до сих пор время от времени тут появляются, но министерство юстиции и полиция несколько лет назад переломило им хребет. Их место более или менее занял Джимми Коркоран со своими ребятами — они являются отстоем прежних ирландских банд. Самой крупной группировкой сейчас считаются «Кубинские лорды». В основном эта банда состоит из кубинских эмигрантов, но в ней есть и пуэрториканцы с доминиканцами. А вот чернокожих банд, заслуживающих упоминания, у нас нет. Они все в Гарлеме и Бруклине. Выходцы с Ямайки и корейцы работают в Куинсе. Китайские «тони» обосновались в Чайнатауне. Русские заполонили Брайтон-Бич.
Режиссер в душе Пеллэма зашевелился было при мысли о фильме про этнические преступные группировки. Однако он тотчас же подумал: «Это уже было». Три слова, в «Городе мишурного блеска»[34] равносильные чистому стрихнину.
Кэрол потянулась, скользнув грудью Пеллэму по плечу. Может быть, случайно, а может быть, и нет.
Тот вечер восемь месяцев назад был просто замечательный. Ветер раскачивал жилой трейлер, в стены хлестал мокрый снег, светловолосая ассистентка режиссера прикусила острыми зубами Пеллэму мочку уха…
Восемь месяцев — невероятно большой срок. Три четверти года. За это время успевает практически полностью созреть плод в чреве матери.
— Где обитает Коркоран? — спросил Пеллэм.
— Вы имеете в виду, где собирается его банда? — Кэрол покачала головой. — Эти подонки лишь на шаг ушли от пещерных жителей. Их излюбленное место — один старый бар к северу отсюда.
— Который именно?
Кэрол пожала плечами.
— Я точно не знаю.
Она лгала.
Пеллэм пристально посмотрел ей в бледно-голубые глаза. Давая ей понять, что он поймал ее на слове.
Она продолжала, нисколько не смутившись:
— Послушайте, вы должны хорошенько уяснить, кто такой Джимми Коркоран… он совсем не похож на бандитов, какими их показывают в кино. Коркоран настоящий психопат. Один из его людей убил человека, вымогавшего у банды деньги. Джимми со своими дружками распилил труп ножовкой. Затем они утопили расчлененное тело в Спайтен-Дайвил.[35] Но Джимми оставил себе в качестве сувенира одну кисть, а затем выбросил ее в корзину для чеков на контрольно-пропускном посту платной автострады в Нью-Джерси. Вот с какими людьми вам придется иметь дело.
— И все-таки я рискну.
— Вы надеетесь, Коркоран мило улыбнется вам в камеру и расскажет историю своей жизни?
Пеллэм небрежно пожал плечами — хотя на смену картин любовных утех в засыпанном снегом «Уиннебаго» пришел образ окровавленной ножовки.
Кэрол покачала головой.
— Пеллэм, Адская кухня — не Бед-Сай. Не Южный Бронкс и не Ист-Сайд[36]… Здесь опасно, и это все знают. Советую вам держаться подальше от этих мест. В противном случае будьте готовы к тому, что вас распилят на мелкие кусочки, а вы даже не успеете понять, за что. Здесь у нас все смешалось. Роскошные жилые дома, дорогие магазины, а рядом убийцы и проститутки. Тут можно найти кого угодно: крупных бизнесменов, психопатов, священников, сутенеров, актеров… Человек проходит средь бела дня по уютному скверику мимо жилого дома и любуется цветами, а в следующее мгновение он уже лежит на земле с пулей в ноге или с киркой в затылке. Или человек распевает ирландские песни в баре, а кто-то подходит к его соседу и выстрелом разносит ему голову. И никто никогда не узнаёт, кто это сделал и почему.
— Проклятие, — улыбнулся Пеллэм, — я знаю, что Джимми Коркоран плюется ядом и проходит сквозь стены. Ничего нового для меня в этом нет.
Рассмеявшись, Кэрол положила голову ему на плечо. От этого прикосновения Пеллэм ощутил в груди электрический разряд, достаточно горячий, чтобы растопить январский снег.
— Ну хорошо, извините за то, что читала вам проповеди, — сказала Кэрол. — Это у меня профессиональное. Но только потом не говорите, что я вас не предупреждала. Раз вам нужен Джимми Коркоран, вы его получите. Дом номер четыреста восемьдесят восемь. Это бар на углу Десятой авеню и Сорок пятой улицы. Коркорана можно застать там три или четыре дня в неделю. Но если вы все же пойдете туда, идите днем. И… — она крепко стиснула Пеллэму руку, — и я настоятельно советую вам захватить с собой друга.
— Ого! — Исмаил спрыгнул к ним со ступенек. — Я его друг!
— Не сомневаюсь, Коркоран уже наложил от страха в штаны.
— А то как же, твою мать!
Исмаил убежал искать другую землеройную технику. Кэрол задержала взгляд на Пеллэме. Тот отвел глаза первым. Кэрол встала.
— Пора возвращаться на соляные копи, — сказала она.
Рассмеявшись, сняла очки.
По дороге назад к центру помощи нуждающимся подросткам Кэрол сказала:
— Кстати, вы не первая творческая личность, которую я знаю. Один из выпускников центра стал писателем.
— Вот как?
— Да, написал бестселлер — про одного серийного убийцу. Плохо только то, что это была автобиография. Пеллэм, позвоните мне как-нибудь. Вот моя визитная карточка.
Данетта Джонсон стояла на Десятой авеню.
Улица была очень широкая. Здания вдоль нее были все как один невысокие, и поэтому она казалась еще шире. Солнце, опускающееся за Нью-Джерси, оставалось еще очень ярким и жарким. Данетта стояла в тени арки давно закрытого ночного клуба, реликвии восьмидесятых годов.
Изучая водителей, которые, проезжая мимо, сбавляли скорость и бросали на нее красноречивые взгляды, она размышляла: «Нет-нет, только не этот.»
«Нет, это просто какой-то козел.»
«Нет, этот тоже не пойдет.»
Данетта стояла в тени не потому, что спасалась от жары — ее роскошные формы покрывали не больше восьми унций одежды, — а из-за подростковых прыщей, покрывших рябью ее лицо, отчего она считала себя уродиной.
Еще одна проезжавшая мимо машина замедлила скорость. Подобно большинству машин на Десятой авеню, на ней были номера Нью-Джерси: авеню вела к тоннелю Линкольна, основной магистрали, соединяющей центральный Манхэттен и «штат Садов».[37]
Здесь девушка могла запросто заработать пятьсот-шестьсот долларов на вечер.
Но только не у этого типа, и только не сегодня. Данетта отвернулась, и машина поехала дальше.
Данетта работала на улице уже восемь лет, с тех пор, как ей исполнилось девятнадцать. Для нее торговля своим телом ничем не отличалась от любой другой профессии. Большинство ее клиентов были порядочными мужчинами: нелюбимая работа, начальник, с которым постоянно происходят конфликты, жена, переставшая давать после рождения первого ребенка.
Данетта предоставляла необходимые услуги. Точно так же, как это делает секретарша, — кем очень хотела видеть Данетту ее мать.
Красный «Ирокез», свернув на Десятую авеню, медленно направился к Данетте, выпуская из двух выхлопных труб сексуальные клубы дыма. За рулем сидел рыхлый итальянец в дорогой белой рубашке с монограммой. У него были тщательно ухоженные усики, а на левом запястье блестели золотые часы «Ролекс». Итальянец производил впечатление владельца автомобильного салона в Вест-Сайде.
— Хочешь потрахаться?
Мило улыбнувшись, Данетта нагнулась к нему и произнесла томным голосом:
— Поцелуй мою черную задницу. Убирайся отсюда.
Пока она возвращалась в тень арки, машина скрылась из виду.
Через несколько минут рядом остановилась «Тойота». В машине сидел худой белый мужчина в бейсболке. Он испуганно огляделся по сторонам.
— Привет. Как идут дела? Сегодня жарко, правда? Чертовски жарко.
Осмотревшись вокруг, Данетта не спеша приблизилась к машине, громко выстукивая высокими каблуками по асфальту.
— Да, жарко.
— Я здесь езжу с работы домой, — продолжал мужчина. — Я тебя уже видел.
— Да? И где ты работаешь?
— В одном месте. В центре.
— Да? И в каком же месте?
— В конторе. Скукотища смертная. Я видел тебя уже пару раз. Я имею в виду, здесь. На этой улице.
Мужчина нервно кашлянул.
Нет, это уже слишком.
— Да, я частенько бываю здесь, — подтвердила Данетта.
— А ты симпатичная.
Она улыбнулась, гадая, как это бывало по сто раз на дню, можно ли будет с помощью пластической операции разгладить морщины на щеках.
— Вот, — пробормотал мужчина.
Смерив его взглядом, Данетта повторила:
— Вот.
Помолчав, добавила:
— Ну что, котик, ты хочешь пригласить меня на свидание?
— Возможно. Определенно, сиськи у тебя классные. Ты ничего не имеешь против того, что я говорю об этом?
— Титьки мои всем нравятся, мальчик.
— И что ты делаешь?
Мужчина вытер лицо. Оно было мокрым от пота. Он начал было снимать бейсболку, но передумал.
