Джеймс Паттерсон - Кросс
Безопаснее было остаться на ночь в Лондоне, но у него уже был билет на утренний самолет в Вашингтон.
Легкие деньги — впрочем, как и всегда, или почти всегда, до того прокола в Венеции. И с этим ему еще предстояло разобраться по полной программе.
Глава 56
Мы с Джоном встретились вечером после того, как от меня ушел последний пациент, в спортивном зале «Рокси Джим». Решили побоксировать. Моя практика постепенно расширялась, и теперешняя работа приносила мне большое удовлетворение и даже удовольствие — впервые за много лет.
Довольно странное ощущение нормальной жизни сначала удивляло меня, а потом я стал к нему привыкать.
— Прижми локти к корпусу, — говорил мне Сэмпсон, — пока я тебе башку не снес.
Я прижал локти к телу. Но это не очень помогло.
Этот здоровенный детина тут же выдал отличный прямой справа, от чего меня сразу повело. Я ушел в сторону и ответил ему крюком в открывшийся бок, но этот выпад, кажется, больше навредил моей руке, чем ему.
Но мои мысли были далеко от боксерского ринга. И минут через двадцать я поднял обе руки в перчатках, чувствуя боль в плечах.
— Технический нокаут, — сказал я сквозь зажатую в зубах капу. — Пошли чего-нибудь выпьем.
Мы взяли по бутылке пива и выпили прямо на улице перед входом в спортзал. Совсем не то, что я имел в виду, но все равно очень неплохо.
— Итак, — сказал Сэмпсон, — либо я тебя здорово обскакал, либо ты совсем не в форме. В чем дело?
— Ничего ты меня не обскакал, — упрямо заявил я.
— Все думаешь о вчерашнем? А? Давай выкладывай.
У нас у обоих было отвратное настроение после вчерашней беседы с Лайзой Брандт. Одно дело — прижать свидетеля и хоть чего-то добиться, и совсем другое — тыкаться, как слепой щенок, и не получить ничего.
— Ага, о вчерашнем, — кивнул я.
Сэмпсон присел на бордюр рядом со мной, опираясь спиной о стену.
— Алекс, тебе-то не стоит так беспокоиться.
— Смотри, какая отличная наклейка вон на том бампере, — сказал я в ответ.
— Я уж подумал, что у тебя все наладилось и все идет отлично, — заметил он. — По крайней мере в последнее время.
— Именно так. Хорошая работа, даже лучше, чем я думал.
— Тогда в чем проблема? Слишком много хорошего? Что тебя грызет?
Я уже сформулировал про себя и длинный ответ на его вопрос, и короткий. И выбрал второй.
— Мария.
Он понял, что я хотел сказать. И почему.
— Вчерашнее напомнило о ней?
— Ну да. Каким-то странным образом, но напомнило. Я вот все думаю: ты помнишь то время, когда ее убили? Тогда ведь у нас тоже проходила серия изнасилований. Помнишь?
Сэмпсон прищурился:
— Точно. Теперь припоминаю.
Я потер сбитые костяшки пальцев:
— Ну так вот. Я сейчас вроде как в раздвоенном состоянии. О чем бы я ни думал, все напоминает мне о Марии. И все, чем я ни занимаюсь, возвращает меня к делу о ее убийстве. Такое впечатление, словно я оказался в чистилище и сам не понимаю, что мне с этим делать.
Сэмпсон ждал, пока я закончу. В данный момент ему нечего было добавить. Я вздохнул, мы поднялись и двинулись по тротуару домой.
— Еще какая-нибудь информация об убийце Марии не появлялась? Есть что-нибудь новое? — спросил я. — Или Джаметти просто водил нас за нос?
— Алекс, почему бы тебе просто не жить спокойно?
— Джон, если бы я мог жить спокойно, я бы так и жил. Понятно? Может, именно так мне и нужно жить.
Он уставился на носки своих ботинок и не отводил от них взгляда, пока мы не прошли полквартала. Потом сказал ворчливо:
— Если я что-то узнаю, ты будешь первым, кому я об этом сообщу.
Глава 57
Майкл Салливан перестал верить людям, когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет. Всем в его семействе было известно, что у дедушки Джеймса есть револьвер и что он хранит его в спальне, в нижнем ящике комода. Однажды в июне, через неделю после того, как его поперли из школы, Салливан взломал ящик и стащил этот револьвер.
Весь остаток дня он болтался по округе, засунув оружие за пояс штанов и прикрыв его выпущенной наружу рубашкой. Он вовсе не горел желанием кому-то его демонстрировать, но обнаружил, что ему нравится чувствовать себя вооруженным, очень нравится. Револьвер изменил все в его жизни. Из просто крутого парнишки он превратился в неуязвимого.
Прошатался он тогда до восьми вечера. А потом отправился по Квентин-роуд к лавке отца. Как раз к тому времени, когда папаша начинал закрываться.
В припаркованной невдалеке машине играло радио, и он услышал песенку Элтона Джона, которую ненавидел: «Крокодайл-Рок». И ему вдруг захотелось застрелить того, кто нашел эту мелодию.
Входная дверь в мясную лавку была распахнута, и когда он туда влетел, папаша даже не посмотрел в его сторону — он, наверное, видел, как Майкл прошел мимо витрины.
Возле двери, как всегда, лежала стопка газет «Айриш ико». Тут всегда все лежало на своих местах. Все так аккуратно, все прибрано, и тем не менее все вперемешку.
— Чего тебе? — пробурчал папаша. У швабры, которой он драил полы в лавке, был на конце скребок — им он счищал с пола застывшие потеки жира. Эту грязную работу Салливан просто ненавидел.
— Поговорить с тобой можно? — спросил он у папаши.
— Пошел ты… Я занят, на хлеб зарабатываю.
— Да неужто? Занят? Пол моешь? — Салливан выбросил вперед кулак.
Первый раз в жизни Салливан ударил собственного отца, ударил рукояткой револьвера в лоб, над правым глазом. Затем ударил еще раз, в нос, и этот огромный детина рухнул на пол, усыпанный опилками и обрезками мяса. Он застонал и выплюнул изо рта опилки и грязь.
— Ты ведь и сам знаешь, как я могу тебя избить. — Майкл Салливан склонился над телом отца. — Помнишь эти слова, Кевин? Я-то помню. И никогда не забуду, пока жив.
— Не смей называть меня Кевином, ты, паскуда!
Он снова ударил отца. Потом пнул ногой в пах, и старик застонал от боли.
Салливан с презрением оглядел лавку. И сбил пинком стеллаж с хлебом — просто чтобы что-то пнуть. Потом приставил револьвер к голове отца и взвел курок.
— Не надо, — выдохнул папаша, и глаза у него расширились — от шока, от страха и от того, что он вдруг понял, во что теперь превратился его сын. — Нет, не надо! Пожалуйста, Майкл!
Салливан нажал на спусковой крючок — раздался громкий щелчок. Никакого оглушающего грохота, никаких разбрызганных по стенам мозгов. И наступила полная тишина.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал он отцу. — Не сегодня, а когда ты меньше всего будешь этого ожидать. В такой день, когда у тебя не будет никакого желания умирать, — тогда я тебя и убью. И подыхать ты будешь тяжко, Кевин. Убью ведь я тебя не из такого игрушечного ствола, как этот.
Он вышел из лавки. И стал Мясником из Слайго. За три дня до Рождества, в тот год, когда ему исполнилось восемнадцать, он вернулся и убил отца. Как и обещал, не из револьвера. Воспользовался одним из разделочных ножей папаши. И сделал несколько снимков — на память.
Глава 58
Майкл Салливан играл в бейсбол с сыном. У него была бита. И не простая бита, а настоящий раритет, «Луисвилл слаггер». Ею играл в победном 1986 году один из игроков команды «Янкиз». Плевать на коллекционеров — этот мощный обрезок ясеневого дерева был предназначен только для игры.
— Отлично! — крикнул Салливан. — Посмотрим, на что ты способен, большой мальчик! Я уже трясусь от страха. Давай поглядим, как ты это делаешь.
Трудно было поверить, что Майк-младший уже вырос и научился подавать мощно и точно. И эта перемена была сюрпризом. Салливан заметил ее только потому, что сам учил мальчика играть в бейсбол.
Нет, своему старшему сыну он не делал в игре никаких послаблений. Это было бы для того настоящим оскорблением. Он позволил ему метнуть мяч, выждал долю секунды, потом размахнулся и врезал битой по мячу. Резкий звук удара раскатился в тишине. Он вдруг представил себе, что мяч — это голова Джона Маджоне.
— И ушел за ограду! — выкрикнул он и демонстративно побежал вперед. Шеймес, его младший, перелез через сетчатую ограду площадки, чтобы подобрать мяч.
— Здорово, папа! — крикнул мальчик, поднимая руку с мячом над тем местом, где он упал.
— Пап, нам пора ехать. — Его средний сын, Джимми, уже стянул с руки бейсбольную перчатку и защитную маску с лица. — Мы должны отъехать в шесть тридцать, помнишь?
Если не считать самого Салливана, Джимми больше всех ждал предстоящего вечера. Салливан достал им билеты на концерт группы «U2» на стадионе «Маринер арена» в Балтиморе. Это будет отличный вечер — подобные семейные мероприятия его даже радовали.
По пути на концерт Салливан пел, пока ребята не начали ворчать и подтрунивать над ним.
— Понимаете, парни, — как-то объясняла им Кэтлин, — ваш папа считает себя вторым Боно.[19] Но голос у него больше похож… на голос Ринго Старра.
