Линда Фэйрстайн - Мертвечина
— Судья Хейз обсуждал с вами возможность соглашения?
Дело находилось на рассмотрении с марта, когда заявление передали в суд.
— Я не делала никаких предложений защите.
— Александра, у вас все в порядке с головой? Или вам больше нечем заняться? — Моффет посмотрел на меня поверх очков.
— Разрешите изложить обстоятельства дела, Ваша Честь. Здесь замешан ребенок.
— У нее есть ребенок? А он-то при чем?
— Не у нее, а у него. Сын. С этим связан пункт о «поставлении в опасность».
— Отец совершил сексуальное насилие над собственным сыном? В таком случае…
— Нет, нет, судья. Речь идет о физическом насилии и двусмысленном поведении…
— Алекс, вы не должны давать характеристики, которые могут вызвать у суда предубеждение. Она ступает на скользкую почву, Ваша Честь.
— Мальчик отчасти стал свидетелем событий, предшествовавших преступлению. В каком-то смысле он был орудием, которое обвиняемый использовал, чтобы принудить мисс Воллис. Если Питер не будет меня перебивать, я все подробно изложу.
Моффет снова посмотрел в обвинительный акт, перечитал пункт об угрозе безопасности ребенка и взглянул на Робелона.
— Что скажете, Питер? Ваш клиент готов признать это, чтобы избежать отягчающих обстоятельств?
— Ни в коем случае. Обвинение не сможет ссылаться на ребенка. Она с ним ни разу не говорила. Мальчик не станет свидетельствовать против отца.
— Это правда, Александра?
Моффет поднялся из-за стола и принялся нетерпеливо расхаживать по комнате. Ему хотелось поскорей вернуться в зал, пока кандидаты в присяжные не начали беспокоиться.
— Не будем торопить события, Питер, — сказала я. — Ваша Честь, это один из вопросов, которые я хочу с вами обсудить перед тем, как мы начнем.
— Что за вопрос?
— Я прошу вас подписать ордер о вызове ребенка в качестве свидетеля и дать мне возможность допросить его раньше, чем я представлю дело присяжным.
— А в чем проблема? Где он сейчас?
— Не знаю, Ваша Честь. Люди из СОП забрали его у мистера Триппинга в день ареста. Они не позволили мне увидеться с мальчиком.
Пока я занималась обвинительным актом, Служба опеки и попечительства увезла десятилетнего сына Триппинга в загородный приют.
— Судья, — сказал Питер, чувствуя, что Моффет настроен против моего дела, — теперь вы понимаете, что я имел в виду? Она даже не видела мальчика.
— А почему ребенок не остался с матерью?
Питер и я ответили одновременно:
— Она умерла.
Питер протестующе вскочил с места.
— Вернее, покончила с собой через несколько месяцев после рождения сына. Типичный послеродовой синдром, в крайне острой форме.
— Ответчик в это время служил в армии. В деле фигурировало его оружие. Я знаю следователей, которые думают, что именно он спустил курок.
Моффет с усмешкой посмотрел на Питера Робелона и сверкнул в мою сторону гранатовым перстнем.
— Ну вот, я же говорил, что надо обвинить его в убийстве! Вы проявили отменную выдержку, мисс Александра Купер. Значит, вот почему судья Хейз заставил меня расхлебывать эту кашу? Какие у вас еще проблемы?
Питер вмешался раньше, чем я успела ответить.
— Алекс, вы знаете, что я буду протестовать против любой просьбы об отсрочке. Вы сказали, что готовы к слушаниям, Хейз отправил нас сюда, и мой клиент не намерен затягивать дело.
— Похоже, до отбора присяжных нам надо уладить некоторые мелочи, — заметил Моффет. — Я скажу, как мы поступим. Сейчас я вернусь в зал, поприветствую присяжных и ознакомлю их с графиком работы. Я представлю им вас и обвиняемого, объясню, что мы должны закончить кое-какие дела, которые их не касаются, и приглашу явиться сюда завтра в два часа. У вас есть списки свидетелей, которых вы хотите вызвать в суд?
Я протянула каждому по экземпляру короткого списка. Все дело почти целиком держалось на Пэйдж Воллис.
— Возможно, завтра добавится еще одна фамилия.
Питер Робелон снова улыбнулся.
— Я не хочу провести бессонную ночь, теряясь в догадках, Алекс. Может, намекнете?
— Даже если я приглашу мать Терезу, вы замучаете ее перекрестными допросами. Так что догадывайтесь сами.
В конце прошлой недели детективу Мерсеру Уоллесу из Специального корпуса,[1] который занимался моим делом, позвонил парень из убойного отдела и сказал, что у него есть тайный информатор, по его словам, абсолютно надежный. Этот человек сидел в Райкерс в одной камере с Триппингом и подслушал кое-что компрометирующее, когда они вместе попали в полицейский участок после ареста. Сегодня вечером осведомителя — его звали Кевин Бессемер — собирались доставить в мой офис, и мне предстояло оценить сведения, с помощью которых он хотел выторговать поблажки и скостить себе срок.
Моффет махнул рукой на дверь, и судебный пристав распахнул ее перед нами. Судья взял меня под локоть и повел по коридору.
— Очень мило с вашей стороны передать мне дело, которое избавит меня от репортеров. Обычно они забивают первые три ряда в зале суда.
— Поверьте, Ваша Честь, я сама предпочитаю работать в спокойной обстановке.
— Сделайте мне одолжение, Алекс. — Моффет обернулся к Робелону, явно желая ему подмигнуть и заверить, что разговор со мной пойдет на пользу его клиенту. — Подумайте, не сможем ли мы завтра к этому времени закрыть дело. Удивляюсь, как оно протянуло до сих пор, пережив ходатайство об отзыве в большом жюри. Не уверен, что с моим участием все пойдет так, как вам хочется.
— Это очень драматичная история, я бы даже сказала, пугающая. Думаю, вы сами убедитесь в этом завтра утром, когда я представлю официальное ходатайство.
Моффет отпустил меня, первым вошел в зал и направился к судейскому креслу, а мы с Робелоном заняли свои места.
Мерсер Уоллес стоял за барьером, ожидая, когда я выйду из гардеробной. Моффет знал его по предыдущему процессу.
— Мисс Купер, может, вы хотите побеседовать с детективом Уоллесом, пока я не представил вас присяжным?
— Буду очень признательна, Ваша Честь.
Мерсер взял меня за плечо и развернул спиной к скамье присяжных и лицом к себе.
— Стой спокойно и не дергайся. Я должен сообщить тебе одну новость, пока судья считает, что у тебя все в ажуре. Надеюсь, еще не поздно, и тебе это чем-нибудь поможет.
— Ладно, выкладывай.
Он наклонился ко мне и заговорил как можно тише.
— Как только об этом узнает комиссар полиции, сразу полетят головы. Двое парней везли Кевина Бессемера из Райкерс к тебе на допрос. Машина попала в пробку из-за аварии на ФДР-драйв, заключенный рванул с заднего сиденья на тротуар, потом на 119-ю улицу и дальше в город. Они его потеряли.
— Что?
— Не дергайся, девочка. Ты мне обещала.
— На нем что, не было наручников?
— Были крепко защелкнуты за спиной, так сказали эти парни. Остынь, Алекс, а то судья захочет узнать, что у тебя с давлением. У тебя щеки горят.
— Значит, я не смогу начать отбор присяжных завтра. Господи, как мне получить отсрочку?
— Скажи ему, что случилось, дорогуша. Объясни, что твой информатор удрал.
2
— Добрый день, дамы и господа. — Моффет расхаживал на маленьком возвышении в центре зала, явно наслаждаясь положением человека при исполнении. Он остановился позади массивного кожаного кресла и, оживленно жестикулируя, продолжил свою речь:
— Надеюсь, вы все хорошо отдохнули этим летом и приятно провели время в День Труда.[2] Теперь пора собраться с духом и заняться серьезным делом.
Присяжным нравился Харлан Моффет. Семьдесят один год, густая копна седых волос, крепкая фигура. После тридцати лет в судейском кресле он чувствовал себя уверенно практически в любой ситуации, какая могла возникнуть в уголовном отделении Верховного суда штата Нью-Йорк. Он был терпелив с нервными свидетелями и сурово пресекал выходки родственников обвиняемого или его подружек, когда они, заливаясь слезами, появлялись на суде с взятыми напрокат хнычущими младенцами, чтобы вызвать сочувствие присяжных. Кроме того, он единственный из всех даже не шелохнулся, когда во время заседания один известный киллер схватил со стола адвоката графин и швырнул его в голову судье, засыпав половину зала осколками стекла.
Рассказав немного о себе, Моффет вытянул правую руку и попросил меня встать.
— Эту молодую даму зовут Александра Купер. Пол Батталья, которого вы не раз избирали окружным прокурором, поручил мисс Купер вести все дела, связанные с сексуальными преступлениями в Манхэттене.
Я кивнула собравшимся и села на место.
— У нее очень приветливая улыбка, которую во время суда вы не увидите. И вообще, когда вы будете проходить мимо мисс Купер в коридоре или по дороге в суд, не пытайтесь с ней здороваться и желать ей приятного вечера. Она не имеет права с вами разговаривать. То же самое относится к мистеру Робелону.
