Виктор Каннинг - Клетка
Пес вернулся к винной лавке и устроился на запорошенной песком деревянной ступеньке. А трое рыбаков по-прежнему пили местное вино, закусывали жареным тунцом, косяки которого теперь шли вдоль побережья в поисках устьев рек для нерестилищ. Никто из рыбаков о монахине и не вспомнил. У голой лампочки – она висела над заросшей плющом верандой – вились комары. Один из рыбаков отрыгнул, ощутил во рту кислый привкус вина и бросил псу объедки со своей тарелки.
Крыса, что рылась среди выброшенного прибоем хлама, унюхала нечто новое, покрутила головой и углядела на валуне стопку прилежно сложенной одежды. Пожевав краешек накрахмаленного чепца, она вернулась к морю, а высоко в небе с едва слышным гулом, с едва заметными огнями пролетел «Боинг-707» компании ТАП рейсом на Рио-де-Жанейро.
Когда огни «Боинга» исчезли в ночи, сестра Луиза, урожденная Сара Брантон, дочь полковника Джона Брантона и его жены Джин, беременная уже три месяца, ощутила: холод и усталость овладели ею настолько, что хотелось одного – забыться. Подняв руки над головой, она позволила себе погрузиться под воду. Но тут оказалось, что тело – этот великий предатель души – живет в постоянной вражде со смертью. В подводной тьме Сара поняла: тело вновь побеждает душу; руки и ноги словно сами по себе вынесли ее, захлебывавшуюся, на поверхность, забили по воде. Она отдышалась и еще долго помогала себе держаться на плаву медленными, слабыми движениями.
Ричард Фарли сидел, вытянув ноги, прислонив каблуки к каменному порожку камина, где желтыми, голубыми и зелеными огоньками переливались старые сосновые шишки – потрескивали, разбрасывали искры. Когда он поднес к губам рюмку с бренди, оказалось, спиртное согрелось теплом рук. Ричард был сорокалетним мужчиной с темными волосами и глазами, загрубевшим смуглым лицом, почти неприятным, со следами жизненных неурядиц. Он носил голубую рубашку свободного покроя с заплатой на плече и без двух пуговиц. На его светлых военного образца брюках запеклись старые масляные и смоляные пятна. Словом, человек он был неприметный, знал об этом и давно с этим смирился. Он слышал, как Герман Рагге поднимается по лестнице, шум воды в ванной, а потом знакомые вздохи, с которыми заполнялся бачок старинного туалета виллы. Он отпил бренди, откинулся на спинку кресла и задремал, положив на колени руку с рюмкой. Вскоре его разбудил Герман, отняв эту рюмку.
– Ты льешь на штаны. – Герман подошел к буфету, налил бренди себе, наполнил рюмку Ричарда. Вернулся, отдал ему выпивку и спросил: – Опять гости?
– Похоже на то. – Фарли закурил. – Кому-то, видимо, вечно нужен от меня или приют, или поддержка, или милостыня. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Или все от того, что я так и не научился отказывать даже дурным людям? Впрочем, на этот раз выбора не было.
– Почему ты вызвал именно меня?
Фарли оглядел Германа. Тот был крупным мужчиной с грубыми чертами лица, младше его лет на десять, с львиной гривой волос, большим, вечно смеющимся ртом. На такого можно положиться. По вечерам он играл на гитаре в оркестре отеля «Паломарес», а днем работал в саду – он владел несколькими гектарами оливковых и лимонных деревьев. Герман выучился в Берлине на врача, но всерьез медициной не занимался – из-за гитары и склонности к беззаботной жизни. Ричард и Герман любили друг друга и понимали с полуслова.
– Чует мое сердце, она не захочет, чтобы я сообщал о ней властям. Позови я обычного доктора, и тому пришлось бы докладывать в полицию. К тому же Марсокс пригнал шаланду прямо к вилле, вот мы женщину сюда и принесли – а ты оказался под рукой. Врачу бы пришлось часа два ко мне добираться. Как она?
– Я сделал ей укол успокоительного и растер губкой. Если она проспит целые сутки – ничего страшного.
– Как может женщина в таком виде упасть с корабля незамеченной? Или ее столкнули?
– Далеко ли от берега вы ее увидели?
– Милях в двух – рыба только-только стала появляться.
Герман снял с шеи стетоскоп, сунул его в карман пиджака и сказал: «Она могла и с берега приплыть – ее отлив вынес».
– Не рановато ли еще купаться? Да в ночной рубашке! И почему она так коротко подстрижена?
– Ее спроси, когда очнется. – Герман улыбнулся. – Она красивая женщина с хорошей фигурой. По-моему, ей нет еще и тридцати. Может, собиралась покончить с собой?
– Если так, то вовремя передумала. Когда мы заметили ее, она кричала во все горло, а потом чуть не разорвала меня, когда я ее вытаскивал. Смотри, – Фарли распахнул рубашку, показал глубокие царапины на груди, – мне даже пришлось ударить ее, чтобы утихомирить, иначе нам бы ее не спасти.
– Хочешь, замажу царапины йодом?
– Нет, спасибо. Я уже смазал их чем-то из аптечки Холдернов, когда переодевался. – Ричард Фарли вздохнул. – Была минута, я подумал – все, нам обоим крышка, но тут подоспел Марсокс, втащил ее на шаланду, где она потеряла сознание и, – он вдруг улыбнулся, – лежала почти такая же голая, как те тунцы, что мы поймали.
– Ладно, Ричард. – Герман встал. – Завтра вечером я к ней загляну. Но если понадоблюсь раньше – звони.
– Спасибо, Герман. – Фарли проводил его до двери. – Она тебе что-нибудь сказала?
– Нет. Хотя, по-моему, была в сознании, когда я делал укол. Видимо, она в шоке… а может, просто не хотела пока ни с кем разговаривать. Ну, до завтра.
Фарли встал у двери, посмотрел, как Герман садится в машину. Зажглись фары. В их бледном свете оливы и олеандры казались подбитыми инеем. Автомобиль уехал, а Фарли еще немного постоял у порога.
Прежде чем лечь спать, он заглянул к спасенной. Герман оставил дверь открытой, ночник – включенным. Женщина лежала лицом к стене, укрытая одеялом до самого подбородка, тяжело дышала. Плед Марсокса, который он всегда брал на рыбалку – в него они и завернули спасенную, – лежал на полу у занавешенного окна. Фарли поднял его, почувствовав, какой он тяжелый, мокрый. На крючке висела женская ночная рубашка из грубой белой ткани, в бледных пятнах замытой крови. Его крови. Когда он доплыл до женщины, она вцепилась в него как дикая кошка, царапалась и рвалась, и они вместе ушли под воду…
Он покинул комнату, прихватив и плед, и рубашку, дверь не закрыл, ночник не выключил. Зашел в ванную, включил электрический полотенцесушитель, повесил на него мокрое. Дверь своей спальни он тоже не закрыл, чтобы услышать, если женщина проснется, попросит помощи, хотя и сомневался, что так может случиться. Герман дал ей явно сильнодействующее лекарство. Фарли переоделся в пижаму и через десять минут уже спал.
На другое утро он встал спозаранку. Женщина спала по-прежнему, даже на другой бок не перевернулась. Пока он варил кофе и жарил тосты, приехала Мария, старая экономка и горничная Холдернов. Он сказал ей, что одну из комнат занимает гостья, которая не желает, чтобы ее беспокоили. Горничная не удивилась и тогда, когда он уточнил, что гостья – молодая женщина. Когда чета Холдернов уезжала в Англию, Ричард часто присматривал за виллой, и Мария уже убедилась – там, где Ричард Фарли, ничего предосудительного быть не может. Ближе к полудню – Мария уже собиралась уходить – во дворе послышался шум мотоцикла Марсокса, а потом его громкий разговор с горничной – та была глуховата. Марсокс вместе со старушкой-матерью заправлял рыбным рестораном, а по веснам садился в шаланду и отправлялся за тунцом.
Он вошел в дом, Фарли протянул ему стакан вина. Марсоксу перевалило за шестьдесят, и хотя на вид он был сухой, как осокорь, и костлявый, он обладал нежной душой, прекрасным певческим голосом – но так и не женился, предпочитая, к вящему сожалению матери (ей очень хотелось понянчить внуков), полную свободу.
– Спит как убитая, – сказал Фарли. – Был Герман, сделал ей укол. Всяконькую рыбу случалось нам ловить, но такую – никогда.
– Красивая рыбка. Да, вот что. Я еду в Фаро. Там тебе ничего не нужно?
– Нет, спасибо.
– Касательно нее ты еще ничего не сделал? В полицию, к примеру, не сообщил?
– Нет.
– И правильно. Посмотрим, что она сама скажет. Если сделаешь что-нибудь для женщины без ее ведома, обязательно ошибешься.
Как только Марсокс и Мария – когда хозяева уезжали, она работала всего полдня, – ушли, он поднялся на второй этаж. Женщина все еще спала, хотя перевернулась на другой бок, лицом к окну, так что из-под одеяла виднелись рука, плечо и отчасти грудь. На подбородке, там, куда он ударил ее, чтобы утихомирить, проклюнулся синяк. Прикрывая наготу спасенной одеялом, Ричард решил подобрать для нее одну из ночных рубашек Элен Холдерн. А когда проснется, предложить ей воспользоваться и другой одеждой Элен – они одного сложения, и Элен, если бы жила на вилле, не стала бы возражать. А раз так, он пошел в спальню Холдернов, разыскал там халат и шлепанцы и оставил их у постели спящей. Если женщина проснется, а его поблизости не окажется, у нее будет чем прикрыться.
Съев на завтрак котлету из тунца и выпив стакан вина, Ричард направился к бассейну. В его договоренность с Холдернами входило покрасить бассейн и ставни. Такая жизнь ему нравилась. Приятно было сделать что-нибудь своими руками, а потом отойти, полюбоваться результатами. Когда в ворота виллы въехала машина Германа, Фарли уже ушел в работу с головой, насвистывал от удовольствия.
