Роберт Блох - Царство ночи
Она очутилась в другом мире, который про себя называла «Парк развлечений Сазер-Ленд». Длинный коридор, по которому она сейчас торопливо шагала, казался столбовой дорогой, ведущей в загадочное королевство, скрытое от посторонних глаз.
За широкой двойной обшитой дубом дверью располагался тронный зал всесильного повелителя, его королевского величества Картера Сазерленда Третьего. Одна из странных особенностей интерьера — отсутствие рабочего стола: в царстве большого бизнеса офис без этого презренного атрибута обычного служащего символизировал особое могущество. Современный повелитель нуждался лишь в изящном и роскошном обрамлении для своего бара, интеркома и диктофона. Диктатор — вот истинная роль Сазерленда. Конечно, нынешние короли редко задерживались в своем тронном зале, так что одной из главных тайн «Рекламного агентства Сазерленда и к.» было то, что самый большой кабинет почти всегда пустовал. За четыре года работы Карен видела шефа лишь дважды, а после того, как, полгода назад, во время катания на яхте у него случился сердечный приступ, он не появился ни разу. С тех пор доходы агентства выросли на двадцать процентов, но наверное, это простое совпадение…
Карен прошла мимо обшитых дубом дверей, за которыми располагались помещения, уступавшие по размерам только «тронному залу». Пять кабинетов для пяти ответственных сотрудников, вторых лиц в агентстве. Там, правда, стояли столы, но их, из уважения к должности хозяев, не стали обременять ничем, кроме телефонов. Кипы бумаг скапливались на менее внушительных столах их личных секретарш. Как и шеф, ответственные сотрудники редко появлялись на работе, но секретарши всегда могли связаться с ними, если того требовала работа, или ответить на звонок супруги.
Дальше простирались владения ответственного за работу с прессой, художественного директора и главы отдела текстов, включавшие просторное помещение, где проходили рабочие совещания и встречи. Их кабинеты были самыми маленькими, но здесь всегда кипела работа. Двери редко оставались закрытыми — постоянно появлялись и исчезали работники типографии, художники, торговые представители, простые служащие отделов, курьеры, чтобы передать либо получить очередное указание. Довольно часто деловые обсуждения перемещались и в холл, проход загораживали, но Карен давно научилась преодолевать такие препятствия.
Она завернула за угол, заспешила по узкому коридору, по обе стороны которого рассыпались крохотные кельи без дверей с одним окном, в которых едва умещались шкаф с документами, два стула и стол либо чертежная доска, в зависимости от профессии хозяина комнаты. Довольно убого, но здешние обитатели, — художники-оформители и составители текстов, — вовсе не служили «лицом» агентства. Они всего-навсего создавали то, что поддерживало его на плаву.
Дойдя до конца коридора, Карен вошла в свою комнату-клетку, убрала в стол сумочку, отодвинула подальше телефон и опустилась на стул, внимательно рассматривая подписанный автором и уже утвержденный черно-белый набросок рекламы, которая должна занять целую страницу в журналах мод, перечисленных в приложенной к рисунку записке. Она проглядела замечания и предложенные варианты, перевела взгляд на эскиз и постаралась представить себе, как должна выглядеть законченная работа.
На переднем плане, гордо скрестив руки на обнаженной груди, стоит парень. Растрепанная грива закрывает лоб, вызывающий пристальный взгляд, лихой прищур и тяжелые, словно опухшие веки — намек на то, что юноша «под кайфом». Плотно облегающие тело узкие штаны в полоску, кажется, вот-вот порвутся в паху — еще один легкий намек…
Позади вытянулась девица — худющая, как теперь принято, — костлявые руки на узких бедрах. Длинные прямые волосы свисают как пучки ниток, обрамляя неестественно высокие скулы; узкий разрез рта. Юная ведьмочка, жертва хронического недоедания или собственных амбиций — звездочка из фильма Энди Уорхола.
Между этой парочкой — байк. Не мотоцикл, на них ездят только свиньи-копы, крутые ребята катаются на байках.
Карен отметила про себя этот важный нюанс: полиция плохая, крутые ребята — хорошие. Если придется как-то упомянуть машину, такие моменты нельзя не учитывать. С другой стороны, они рекламируют не мотоциклы, а полосатые штаны, так что лучше отвлечься от всего остального. Она стала просматривать варианты, вычеркивая их один за другим. Хиппово, клево — в прошлом году без набора подобных словечек было не обойтись, но сегодня их никто уже не употребляет. Сегодня юные сибариты видят себя сливками общества, они энергичны, агрессивны. Они говорят об одежде «крутой прикид», их вид должен выражать уверенность в себе, постоянную готовность… Карен потянулась за карандашом и торопливо записала свой вариант: «Всегда готов: прикид для тех, кто крут». Нет никакого смысла описывать товар. Кому нужны просто полосатые штаны? Важно правильно выглядеть. Что это значит? «Вставить всем», «сделать их». Такие распространенные сегодня выражения, казалось, описывают будни публичного дома.
Но в конце-концов, ей-то что? Рекламное агентство и в самом деле обыкновенный бордель, где каждый стремиться подстроиться под изменчивые вкусы юнцов. А она здесь — самая обычная шлюха. Через год модные словечки наверняка станут другими, но ее положение останется неизменным. Если, конечно, она не вырвется отсюда, не займется каким-нибудь честным ремеслом — скажем, проституцией. Ну а пока этого не произошло, нужно на что-то жить самой, нужно поддерживать Брюса, так что лучше не отвлекаться и побыстрее закончить работу.
Раздался звонок. Карен взяла трубку.
«Это ты, любовь моя?»
Голос и манеру общения ее шефа ни с кем не спутаешь.
«Да, мистер Хаскейн».
«Только что звонил Гирнбах. После обеда они собираются обсудить эскиз, к тому времени нужно подготовить текст».
«Я сейчас над ним работаю. Дайте мне еще минут двадцать».
«Отлично! Где будет свидание, у тебя или у меня?»
«Я его принесу к вам, как только закончу».
«Жду с нетерпением. Я пока охлажу шампанское и согрею ложе любви».
Карен оставила последнюю реплику без ответа. Бедняга Хаскейн, ему нельзя не посочувствовать. Толстенький лысоватый коротышка средних лет, обреченный злой судьбой жить в эпоху «конфликта поколений». Сластолюбец, для которого запретны сладости.
И ему наверняка особенно тяжело здесь, где его окружают глянцевые картинки, не позволяющие ни на минуту отвлечься от мысли о недоступных наслаждениях. Картинки вместо реальности. Как он, должно быть, завидует ответственным сотрудникам агентства, их постоянным разъездам по всему миру в поисках экзотического фона для своей рекламы, их финансовым отчетам о недельной командировке в Канны, где требовалось сфотографировать голую модель, — точную копии девицы, изображенной на этом эскизе, — держащую лампочку. Так сложилось разделение труда в их бизнесе: Хаскейн потел над словом, они наслаждались делом. Вот откуда агрессивно-напористый тон общения с сотрудницами.
Интересно, что произойдет, если она когда-нибудь поймает его на слове? Беднягу наверное хватит удар на полдороге к мотелю, где обычно происходят такие свидания. А может, наоборот, он покажет себя с неожиданной стороны…
Но, что гораздо хуже, она сама вполне способна на неожиданные поступки. В конце-концов, когда она в последний раз проходила через приятный ритуал с охлажденным шампанским? Откуда такая уверенность в себе? У нее точно те же проблемы, что у шефа, к которому она относится с такой самонадеянной снисходительностью. Все время продавать секс, и ни разу не купить; все время устраивать чужие свадьбы, но ни разу свою собственную. Правда, когда-то она тоже была невестой. Мисс Карен превратилась в миссис Раймонд. Только вот… Как ее здесь называют за глаза? «Карен, формально замужем».
Пошли они все к черту! Вместе с Эдом Хаскейном и его дурацкими приглашениями «на сеновал». Она сама, наверное, ничем не отличается от него: не старая и не уродина, просто закомплексованная жертва обветшалых моральных норм, которые ей вдолбили в детстве.
Карен потрясла головой и запретила себе праздные мысли. Повернулась к столу, заправила три чистых листа бумаги и копирку в портативную пишущую машинку. Следующие двадцать минут она полностью посвятила ухмыляющемуся полуголому парню и его растрепанной подружке, изо всех сил борясь с желанием поменять заголовок своего сочинения на более подходящий: «Я — Тарзан, ты — Джейн».
Электрическая машинка тихонько жужжала, Карен вполголоса произносила отдельные предложения вслух; наконец, бумагу украсил сногсшибательный образчик прозы, в котором воздавалось должное несравненным достоинствам полосатых штанов, содержащий полный набор правильных фраз, составленных наикрутейшим образом.
