Александр Каменецкий - Последний пророк
— А что здесь написано?
— «С Новым годом, дорогие ребята!» Отвяжись.
— А тут написано: пре-зи-дент, — заявил грамотный детеныш. Не зря мы отдали его в английскую гимназию.
— Ну, американского президента они тоже поздравляют…
Наконец Аллах снизошел к нам, и объявили посадку. Рейс по невыясненной причине задержали на час и сорок минут. Мы поволокли вещи к автобусу. Покатили мимо роскошных белоснежных лайнеров «Люфтганзы», «Суис Эйр», «Эйр Франс». «Боинги» и «конкорды» скользили по гладкому бетону, величаво расправив крылья, невесомо отрывались от земли. Видели сирийские, кувейтские, израильские самолеты, свернули от них вбок, в неизвестном направлении. Уже показались разноцветные приземистые ангары технических служб, красно-белые локаторы гражданской авиации и темно-зеленые — военной. За нашим автобусом с хриплым пронзительным лаем увязалась куцая дворняга. Обнаружилась вертолетная площадка, бараки вроде казарм, частные домики и кривенькие пальмы. Невинно белели вывешенные на просушку полотнища простыней.
— Куда мы едем? — Жена была как лимонка с выдернутой чекой. Отпусти — взорвется.
— Все будет нормально, — ответил я без особой уверенности.
Сделав порядочный крюк, автобус остановился у третьеразрядной взлетно-посадочной полосы. Сразу за ней начиналась бурая пустыня, отгороженная некрашеной сеткой забора. То, что я увидел, превосходило все ожидания. Нас ждал линялый и потрепанный двухмоторный самолет с выцветшим национальным флагом на боку. Винтокрылая машина выглядела как ветеран тяжелых воздушных боев. Она годилась для подвига, для какого-нибудь тарана, но не для перевозки мирных людей. Или, на худой конец, сбрасывать продукты голодающим таежникам. Опрыскивать поля ядохимикатами.
— О Господи! — Таня остолбенела. — Я на таком не полечу. Хоть режьте, я на таком не полечу.
Наши попутчики — хиппарь, немец, несколько деловых арабов и Жанна с Мариной — были абсолютно спокойны. Взяли вещи и потопали. Только моя Таня не желала трогаться с места:
— Вот тебе твой Хаммарат поганый! Давай лети! Разобьешься — и хрен с тобой! А я ребенка в эту колымагу не пущу.
— Keine Sorgen, Kollegen, — обернулся к нам с добродушной улыбкой маньяк-бородач. — Don't worry. It will be a nice trip.
— Какой там найс! — возмутился я по-английски. — The fucking machine'll bring us in hell.
— Blode Arschlocher haben leide keine anderen Flugzeuge, — с пониманием сказал немец. — Take it easy. Keep smile.
— О чем вы там треплетесь? — подала голос онемевшая было Таня.
— Иностранец говорит, что у них нет других самолетов.
— И что теперь делать? Мы же развалимся в воздухе. Нет, я не полечу, серьезно.
Машка, с любопытством глядя на великана, выступила вперед, протянула ладошку и четко, по складам сказала:
— My name is Mary. I have father and mother. I live in Moskow. What is your name?
Немец расхохотался басом и пожал моей крошке лапку:
— Gunther. My name is Gunther. Are you russians?
— Yes, — подтвердил я без энтузиазма. Ребенка от маньяка следовало держать подальше.
— Oh, Russland, Vodka, Gorbatschov! — обрадовался он. — Ihr President ist ein KGB-Beamter.
— Ваш тоже хорош, — огрызнулся я. — Все, хватит болтать. Таня, Еж, пошли!
Мы обреченно тронулись с места.
Изнутри проклятый флюгцойг выглядел не лучше, чем снаружи. Тесный, как шифоньер, салон, продавленные кресла, вытертый половичок со следами пролитых напитков. Крепко воняло казармой. Задрожав, fucking кукурузник покатил по бетону и натужно оторвался от земли. Равномерно затрясло, но только на первых порах. Затем тряска сбилась с ритма, и мы почувствовали себя в кузове грузовика на проселочной дороге. В таких грузовиках нас возили на картошку в студенческие годы. Спотыкаясь на невидимых воздушных ухабах, проваливаясь в ямы и с трудом выбираясь из них, самолет пер среди реденьких тряпичных облачков. Похоже, воздух был для него серьезной преградой. Гул стоял такой, что не было слышно собственных мыслей. На Таню я предпочитал не смотреть. Это было опасно. Одна Машка, ненормальный ребенок Маугли, чувствовала себя хорошо. Когда самолет проваливался в очередную воздушную яму, визжала от восторга. Немец глядел на нее с широченной улыбкой до ушей. Кажется, он был совсем не страшный, как и положено маньяку. Подмигивал моему Ежу.
Через час, когда мои внутренности были в состоянии коктейля, шасси коснулось земной тверди. Чувство — куда лучше оргазма. Никогда еще я не был так счастлив. У Тани просто не хватало сил разорвать меня в клочки. Дочь сияла.
Аэропорт: состояние вечного ремонта. Казалось, его построили римляне. Псевдоклассическое здание с пузатыми колоннами облепили ржавые леса, на которых копошились коричневые полуголые человеки. Кроме нашего воздушного судна на бетонке покоилась еще парочка таких же развалюх. Вдалеке стоял родной Ту-154 с эмблемой неизвестного государства. Кругом — ни души, автобуса не подали. Пассажиры гуськом потянулись к центральному входу. Жанна с Мариной громко матерились, обливаясь потом. На них жалко было смотреть. Особенно печально выглядели темные круги под мышками. Размером с чайное блюдечко.
— Ничего, — твердо сказал я Тане, которая мстительно молчала, стиснув зубы. — Ничего страшного. Ты же знаешь, все договорено, возле аэропорта нас ждет машина. Сядем и нормально поедем. Отдохнем, поедим, искупаемся. Завтра ты будешь как огурчик.
— Потом поговорим, — зловеще отвечала жена.
По словам Ариадны Ильиничны, господин Курбан обещал лично встретить нас и доставить прямо в гостиничный номер. Видимо, он любит свою невестку. Конечно, задержка рейса… Но ведь они, местные, должны быть в курсе, не так ли? Балерина сказала, что в Хаммарате уже забронирован номер люкс. Отель «Лез Оранж-Бич резот», четыре звезды. У самого синего моря. Площадка для гольфа и центр талассотерапии. У нас там большой блат. Платить будем лично господину Курбану. Примет как родных.
У таможенной стойки, напирая на нее раздутым брюхом, стоял красномордый наглый тип в зеленой форменной рубахе и фуражке с кокардой. Пуговки на рубахе трещали, готовые отлететь одна за другой пулеметной очередью. С левого запястья свисали неприлично крупные золотые часы. На мизинце правой блестел новорусский перстень. Несло от таможенника крепким сладким одеколоном, многократно умноженным на тяжелый звериный пот. Рябые дряблые щеки свисали с черепа от самой фуражки. Из пасти торчал затушенный окурок толстой сигары. Сигара тоже воняла.
Арабов пропустили без разговоров. Документы хиппаря чиновник долго рассматривал, потом грохнул штамп и махнул волосатой ручищей — проходи! Немец что-то впаривал ему на двуязычной смеси и тоже прорвался. «Fm waiting for you, Kollegen!» — крикнул нам зачем-то на весь аэровокзал.
На черта ты нужен, еще подумал я. Жанну с Мариной увели двое молодых-симпатичных в униформе с автоматами. Они явно не собирались их расстреливать. Последними оказались мы. Я выложил на стойку паспорта и спокойно застыл. По идее никаких осложнений не предвиделось. Благополучная семья приехала на отдых. Поднимать экономику Северной Африки кровно заработанными долларами. Пропустить — и дело с концом.
Таможенник долго листал паспорта, переводя сонный взгляд с фотографий на наши измученные лица. Хоть приблизительное сходство все-таки должно было сохраниться.
— Цель прибытия? — процедил он наконец на отвратительном английском.
— Отдых, — ответил я.
— Русские?
— Да. Из Москвы. Москоу, Москоу.
— Род занятий?
Мне вопрос показался странным.
— Я программист, жена — домохозяйка. Какое это имеет значение?
Таможенник посмотрел на меня без выражения:
— Все имеет значение. Приехали в первый раз? — Да.
— С какой целью?
— Отдохнуть, — напомнил я, начиная нервничать. Предъявите контракт с турфирмой и бронь на места в отеле.
— Мы едем в гости. В Хаммарат, к господину Мохамме-ду Курбану.
— Покажите гарантийное письмо от вашего Курбана.
— Что?!
— Документ, в котором он обязуется вас принять, — брезгливо ответил таможенник и с важным видом переместил окурок сигары в другой угол рта, пожевав мокрыми губами.
— У нас нет такого письма… Он осклабился, довольный:
— Ваше пребывание на территории республики незаконно.
— Как вас понимать?..
Несколько минут я безуспешно пытался объяснить этому свиному рылу, кто мы такие и как здесь оказались. Он, кажется, вообще не слушал. Затем буркнул:
— Предъявите декларацию, — и вяло махнул рукой в сторону окошка с надписью «DecIaration de devises».
— Мы не везем ничего запрещенного. Нам нечего декларировать.
— Наличные деньги?
— Триста долларов.
— И все? — Он скривился, утопив глазки в складках жира.
— Дорожные чеки «Thomas Соок» и кредитная карта «American Express».
— Предъявите.
Раздражаясь все больше, я выложил перед ним содержимое барсетки.
