Джузеппе Д'Агата - Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"
— Добрый вечер, синьорина. Как поживает ваш друг? — улыбнулся он ей.
Девушка, казалось, была удивлена:
— Какой друг?
— Пиппо.
— Я не знаю никакого Пиппо.
— Конечно же знаете. Тот, что на мотоцикле, ваш жених. — И он жестом изобразил похищение «дипломата». Девушка встревожилась. — Я уверен, что с ним произошел несчастный случай. На вашем месте я поспешил бы найти его.
И он приветливо помахал рукой, оставив ее в полном недоумении. Вернувшись к Мерилен, он обернулся и крикнул девушке:
— Да и врача советую захватить!
Перепуганная девушка поспешила исчезнуть.
— Начинаю думать, что вас никогда не уволят, — сказала Мерилен, невольно восхитившись им.
— Чтобы сохранить расположение старика, я вынужден потакать некоторым его причудам и выполнять его сложные и не очень планы, — со смиренным видом ответил Контатти. — Если он не обрушивает на кого-то свою злобу или не находит способа проявить свой садизм, то не получает удовольствия. Он так устроен.
Контатти словно задумался о чем-то, но вскоре очнулся и по-доброму посмотрел на Мерилен. Она тоже смотрела на него, стараясь понять, что же это за человек, перед несомненным обаянием которого она не могла устоять.
— Мерилен, вы должны научиться создавать себе проблемы только в нужный момент, и не ранее. Живите спокойно, счастливо, день за днем. Смотрите на вещи с правильной точки зрения.
— Это как же?
Он взял ее под руку:
— Объясню. Если посмотрите на наше дело с точки зрения эмоций, получите превратную картину. А вы посмотрите на него, напротив, с точки зрения искусства. Это самый верный способ воспринимать реальность. И тогда испытаете чувства, а не угрызения совести. Ну а потом, если окажутся какие-то неприятные последствия для людей, видно будет. Всему свое время. Сумеете?
— Нет. Не думаю.
— Вы слишком закомплексованы. Освободитесь. Отбросьте эту ветхую буржуазную ментальность. Действуйте так, словно играете в какую-то игру.
Они направлялись к тому месту, где Мерилен оставила свою машину. Контатти продолжал мягко убеждать ее:
— Пойдите сегодня вечером к Уэйну. Вам кажется справедливым лишать его своего общества в такие трудные дни? При всем том, что ему предстоит сделать… и сказать? Вы все еще его женщина или нет?
— Вам удается заставить меня почувствовать себя абсолютной дурой, — заметила Мерилен, слегка улыбнувшись. — А также в какой-то мере… достойной презрения.
Контатти вздохнул:
— Вы опять смотрите на вещи с неправильной точки зрения. И поэтому делаетесь скучной, банальной, нудной. Следовало бы презирать вас за это. Но мне нравятся противоречия, и поэтому я чувствую, что становлюсь весьма неравнодушен к вам. Да, я в самом деле исполнен к вам нежности и любви…
— Ваш искренний тон трогает меня, — с иронией заметила она.
— Вы считаете меня циником. Какая ошибка. В работе, конечно, я действую без предрассудков, но поверьте мне, общаясь с женщиной, я становлюсь нежным и уступчивым настолько, что готов удовлетворить любое ее желание. Просит хлестать ее, хлещу. Просит бить, бью. Просит предать, предаю. Просит оставить, оставляю.
— Поразительное благородство, — засмеялась Мерилен. — А если она попросит совсем другого. — И тут же постаралась опередить его ответ: — Не надо отвечать. Позвольте мне самой представить это.
— Я намерен ухаживать за вами. Но не теперь. Сейчас это было бы дурным тоном. Однако, когда наша операция завершится, я попрошу вашей руки. Официально.
— Я не встречала большего наглеца.
— Я говорю совершенно серьезно. Вы это поняли?
— Теперь я уже немного знаю вас, но все равно никак не могу отличить истину от фальши.
Они подошли к машине и, остановившись, некоторое время смотрели друг другу в глаза. Он с удовольствием, она с интересом.
Попрощавшись, Контатти удалился, смешавшись с толпой, а Мерилен, слегка улыбаясь, заглянула в сумку и выключила магнитофон. Потом села в свою «ланчу» и уехала.
Одно из ружей было разобрано: детали его лежали на столе, и Юрек одну за другой тщательно чистил их.
Он был целиком погружен в свое занятие и не слышал легкого стука в дверь. В комнате появился Станислав, в халате, встрепанный, с воспаленными глазами.
— Я только что мерил температуру. Тридцать семь. Я поправился.
— По вашему виду этого не скажешь.
— Мне бы хотелось меду. Могу я взять еще немного?
— Подождите, пока вернется Ева. Она вот-вот придет, — сказал Юрек, посмотрев на часы.
— Не знаю, чем заняться. Можно позвонить?
— Я уже сказал вам — нет. Я жду важный звонок.
— А Соня не придет?
— Она не будет ночевать дома. А теперь возвращайтесь в постель. Книги у вас есть?
Огорченный, Станислав вышел.
— Закройте, пожалуйста, дверь.
Мальчик поспешил выполнить просьбу отца.
Немного поразмыслив, Юрек поднялся, прошел к окну, посмотрел на усыпанное звездами небо, потом на часы. Не прикоснувшись к еде, стоявшей на столе, он взглянул на ящики с виски, составленные в углу. Покачал головой. Потом достал из небольшого шкафчика бутылку водки, бутылку минеральной воды и две рюмки, поставил все на стол рядом с ружьем и сел.
Уже давно, очень давно не случалось ему пить. Пить всерьез.
Он наполнил одну рюмку водкой, другую минеральной водой и выпил их одну за другой, не переводя дыхания, по-польски. Затем принялся чистить ствол ружья и спустя какое-то время выпил еще — большой глоток обжигающей водки, затем глоток минеральной воды. Снова посмотрел на часы и выпил в третий раз, методично, без удовольствия. «Словно польская свинья», — сказал он сам себе, сразу же вновь наполнив рюмки. Польская свинья: одинокий и печальный пьяница.
По вечерам часов с восьми, когда все обычно садятся ужинать, этот квартал пустел и оказывался во власти бандитов — парней и девушек, как правило не старше двадцати лет, у которых имелись отличные, мощные мотоциклы. На этот раз банда местных хулиганов съехалась, как всегда, к бару, служившему для них местом сбора.
Настойчивый гудок клаксона привлек внимание парней, и они увидели «мерседес» Шабе. Машина остановилась, из открывшейся дверцы вылетел на мостовую измочаленный щипач и так ударился о чей-то мотоцикл, что даже опрокинул его.
Парни не успели прийти в себя от изумления, как Шабе вышел из машины и заявил:
— Я привез вашего Пиппо. Он поранился.
Удивленные появлением этого тощего старика, державшегося столь нагло и вызывающе, бандиты притихли. Немногие прохожие поспешили удалиться во избежание неприятностей, а бармен, выглянув на улицу, принялся опускать железную гофрированную штору.
Первым отреагировал высокий блондин тщедушного сложения, которое никак не вязалось с мрачным выражением его лица. Со злобным любопытством глядя в упор на Шабе, он помог щипачу подняться.
— Имей в виду, это сволочь, — предупредил его Пиппо.
Бандиты зашевелились и стали окружать Шабе, некоторые сели на мотоциклы. Все смотрели на старика и только ждали сигнала блондина, который был, очевидно, главарем банды.
— Пиппо не знает своего ремесла, — сказал Шабе, насмешливо улыбаясь. — Его надо снова отправить в школу.
Бандиты — парни и девушки — окружили его. Два мотоцикла преградили отступление к машине. Разгоряченный злостью и ненавистью, щипач ухватил главаря за рукав.
— Это свинья. Чего мы ждем, надо размозжить ему голову!
Но тот не стал его слушать, а обратился к Шабе:
— Здесь нет никакого Пиппо.
Он вынул из кармана складной нож, щелчком открыл его, явно угрожая, и подошел ближе, желая рассмотреть нежданного гостя. Шабе подождал, пока тот приблизится, и неожиданно так рванул его, что тот крутанулся на месте. В тот же момент Шабе прижал парня к себе, обхватил одной рукой за шею, а другой выхватил пистолет и сунул ствол ему в рот.
— Не двигаться. Может выстрелить.
Блондин тотчас перестал трепыхаться и выронил нож. Его приятели обескураженно застыли. Шабе обвел их взглядом и обратился к главарю:
— Почему бы тебе не отправить девчонок в кино?
Одна из девушек смело и бесстрашно возразила:
— А почему бы вам обоим туда не отправиться?
— Хорошая мысль, — ответил Шабе, опуская пистолет и ослабляя захват. И снова спросил блондина: — Мы с тобой вдвоем — в кино? Что скажешь, а?
Указывая взглядом на пистолет, блондин перевел дыхание:
— Пока эта штука в твоих руках, согласен.
— Мне нравятся разумные молодые люди. Почему бы нам не провести вечер вместе — мы с тобой и твои друзья?
Блондин сразу понял, что может вернуть себе авторитет главаря:
— Но девушки пойдут с нами. Не устраивает, оставайся один.
Шабе повернулся, желая получше рассмотреть девушек, некоторые были весьма недурны, но лица у всех были дерзкие, наглые. Он повернулся к блондину, потиравшему шею:
