Си Бокс - Синий рай (в сокращении)
— А кому еще могло прийти в голову звонить мне среди ночи?
Моника представила, как мать лежит в своей спальне, одетая в халат. На тумбочке у нее наверняка приготовлены скотч и вода, телевизор в ногах кровати мерцает экраном, отбрасывая зловещие тени на стены спальни.
— Мама… Энни и Уильям пропали.
— Слышала. Это во всех новостях было. Видела их фотографии по телевизору. Даже не узнала их поначалу, стыд-то какой. Тот газетчик, который угостил меня выпивкой, еще спросил, не родственники ли мы с тобой, если моя фамилия Тейлор. А я ему: «Раньше она приходилась мне дочерью, а теперь уж нет».
Моника прикрыла глаза.
— Мама, ты ведь не стала разговаривать с репортером, да?
В трубке послышался присвист очередной затяжки.
— Сначала нет. А потом сказала, что давно потеряла тебя из виду, точнее, ты меня знать не желаешь. И с внучатами я не виделась уже четыре года.
Монике вспомнилось, как в последний раз ее мать явилась проведать «внучат». Она была навеселе, до Катни-Бей ее подбросил какой-то испитый знакомый из бара в дурацкой шляпе. Прямо при Энни и Уильяме любящая бабушка принялась выпрашивать у Моники денег взаймы — «дотянуть месяц», как она сказала. Ее приятель плотоядно посматривал на восьмилетнюю Энни, и Моника быстро выставила обоих.
А мать тем временем продолжала:
— Так я ему и сказала — мол, ничего не берется само собой, из ниоткуда. Видно, крепко ты кому-то насолила, гонору у тебя всегда было хоть отбавляй. Папочка растил тебя, как королевну, — подарки таскал. А мне что принес? Только несчастье.
— Мама, отец здесь ни при чем. Потерялись Уильям и Энни. Они ни в чем не виноваты. Они не сделали ничего плохого.
— А в новостях по-другому сказали.
— Они ничего не сделали, — повторила Моника сквозь зубы.
— Если кто в этом и виноват, то не я.
— Прошу тебя, не надо, — взмолилась Моника. — Мне и так одиноко, да еще от тебя никакой поддержки. Напрасно ты вообще завела этот разговор с репортером, — шепотом добавила она.
— А счета мне прикажешь как оплачивать?
— Так он тебе заплатил?
— Ну да, и выпить купил.
Моника опустила трубку на колени и покачала головой, а когда снова прижала трубку к уху, услышала:
— Умаялась я. Хватит болтовни.
— Мама, ведь речь о моих детях! — воскликнула Моника.
— Да я их толком и не знаю, — напомнила мать.
Моника отключилась первой.
Она застыла на кровати с трубкой в руке, чувствуя, как по лицу струятся жгучие слезы. Помедлив, она смахнула их ладонью.
Ей вдруг захотелось, чтобы Суонн покинул ее дом. Рядом с ним она все острее ощущала неловкость. Может, потому, что в его глазах ей чудилась затаенная злоба хищника. Или потому, что его сочувствие выглядело притворным, излишне фамильярным. Словно он что-то знал, но скрывал от нее.
Кто звонит ему на мобильник так часто? Почему он, едва увидев номер, выходит в другую комнату? И почему его объяснения выглядят так нелепо, когда она спрашивает, кто звонил?
И почему он уже целую минуту стоит в дверях ее спальни?
— Что тебе? — спросила она.
— Мне что-то послышалось. Вот и решил проверить.
— Я звонила маме.
— А я-то думаю, куда девался телефон. Давай его сюда.
Она послушно протянула трубку. Но Суонн не ушел.
— Еще что-нибудь? — спросила она.
Он медлил.
— Тогда выйди из моей комнаты.
Не говоря ни слова, Суонн попятился.
Нетвердо держась на ногах, Моника встала с постели и закрыла за ним дверь. И на этот раз заперла ее.
Стельная корова в стойле, с зафиксированными ногами, дрожала всем телом, широко раскрыв глаза, и дышала тяжело и ритмично. С явным усилием она повернула голову и посмотрела на Джесса, который сидел поблизости, на перевернутом ведре.
— Успокойся, голубка, — заговорил Джесс. — Все хорошо.
Кроме тяжелого дыхания, в коровнике слышался только сухой шорох и хруст травы. Две другие стельные коровы обернулись, равнодушно посмотрели на подружку и снова принялись жевать.
Раздвижная дверь скрипнула и приоткрылась. Джесс прищурился, обернувшись на скрип, увидел светлую челку и лицо Энни.
— Что вы делаете? — спросила она.
— А ты? Тебе давно пора спать.
Энни открыла дверь пошире и шагнула через порог. Мешковатые спортивные брюки и курточка с капюшоном были велики ей на несколько размеров.
— Я проснулась, смотрю, а вас нет, — объяснила она. — И я испугалась, что вы уехали и бросили нас. А потом увидела, что здесь горит свет.
— Почему ты решила, что я куда-то уехал?
Девочка пожала плечами.
— Эта корова вот-вот разродится, — объяснил Джесс.
— А который теперь час?
Джесс взглянул на часы.
— Четвертый.
Энни поежилась от ночной прохлады. Джесс встал, сходил за вторым ведром и старым армейским одеялом.
— Присядь, Энни. Если хочешь, закутайся в одеяло.
Она кивнула и устроилась рядом.
— Ты когда-нибудь видела, как телята появляются на свет?
— Нет. Зато у одного мальчика с нашей улицы собака ощенилась.
— Отел — зрелище не из приятных, — предупредил Джесс. Она помолчала, а Джесс вдруг заметил, как она измучена. От усталости у Энни слипались глаза.
— Вы сказали мистеру Суонну что-то про забор, а я не поняла. Мама была дома, когда вы звонили?
— Мы ведь об этом уже говорили: скорее всего, была, но ручаться не стану. Я вообще не уверен, что поступил правильно.
— И что же будет утром?
Он потер щетинистый подбородок.
— Пожалуй, я съезжу в город, попробую что-нибудь разузнать. Хочу выяснить, почему ничего не слышно об убийстве.
— Мы видели это.
— Я помню, что вам так кажется.
— Нет, мы правда видели! Я могла бы показать вам место, где это было. И нарисовать людей, которые убили того человека.
— Правда? Тогда нарисуй, будь добра, — утром, после завтрака.
— Ладно.
Помолчав, Энни спросила:
— Вы каждую ночь здесь сидите?
— В такое время года — да. Сейчас сезон отела. А весь остальной год я сплю, как обычные люди. Если, конечно, коровы не повалят ограду, если никто из них не поранится и не захворает.
Потянулась новая пауза. Джесс окинул взглядом корову и увидел, что по ее задней ноге стекает струйка.
— Ну, теперь уже скоро, — заключил он.
— А где ваша жена? — деловито спросила Энни.
Джесс хмыкнул.
— Она от меня ушла, — произнес он, и собственные слова ему не понравились. Он произнес их впервые в жизни. — Видно, решила, что здесь ей рассчитывать не на что. Амбиции у нее имеются, а когда из дома ушел наш сын, ей стало нечем заняться.
— Где он теперь, ваш сын?
— Джесс-младший? Да как тебе сказать… Видишь ли, он болен. Одно время лечился в клинике, потом сидел в тюрьме. Наркотиками баловался. В общем, здесь он уже не живет. Скверная история.
— А почему у вас больше не было детей?
— Я-то хотел, — признался Джесс. — Хотя бы еще двоих. Дочку или двух дочек. А жена говорила, что не желает приносить в мир еще одно дитя. Но теперь-то я знаю: все дело во мне.
— И вы работаете здесь совсем один?
— Теперь — да, — кивнул Джесс. — Мой работник уволился пару дней назад.
— А если вы заболеете? Что тогда?
— Тогда работать будет некому.
Энни подумала и заговорила о другом:
— А я точно знаю: Билли мне не родной отец. Он отец Уильяма, а не мой. Когда-нибудь я узнаю, чья я на самом деле.
Джесс растерялся, не зная, что ей ответить.
Энни перевела испытующий взгляд с его лица на корову и вытаращила глаза.
— Что это?
— А это первые попытки малыша выбраться на свет.
Жидкая слизь выплеснулась наружу и плюхнулась на пол.
— Так-так. — Кряхтя, Джесс поднялся и натянул резиновые перчатки. — Ну-ка, помоги мне привести в этот мир новенькую коровку.
— Ух ты. — Девочка заулыбалась. — Новенькую коровку! А грязи от нее сколько!
— Такова жизнь, — отозвался Джесс.
Солнце только поднялось над вершинами гор, а Вильяторо уже направлялся по двухрядному шоссе на запад, поглядывая по сторонам и пытаясь осмыслить увиденное. Он обогнул озеро, нырнул в тень деревьев и свернул на прямую дорогу к заливу.
По мере удаления от Катни-Бей он все лучше понимал, что перед ним. Эта община переживала переходный период, новое население и культура наложились здесь на предыдущие. Старые небольшие дома располагались ближе к шоссе. В качестве украшений на лужайках перед многими были выставлены полотнища пил, разрисованные горными пейзажами. Несмотря на оригинальность, дома выглядели обветшавшими, в них чувствовалось почти безнадежное смирение. А неподалеку возвышались огромные новые особняки из дерева и стекла, с большими лужайками и вывесками вроде «Поместье Лосиные рога» или «Вилла Ель». Повсюду попадались таблички «Продается участок для дома». Остов прежнего сообщества быстро обрастал другим, совершенно новым мясом.
