Ли Чайлд - 61 час (в сокращении)
— Вы и это можете через «Гугл»?
— Нет, использую другие источники. Я дам вам знать.
— Спасибо, — сказал Ричер. — Что-нибудь еще?
Короткое молчание.
— Мой пациент из Форт-Худа не желает разговаривать.
— Где он?
— Вернули на базу, в камере.
— Ага, читает в техасских законах про убийство и в Военном кодексе об измене. Так и так смертная казнь. У него нет стимула для разговоров.
— Что вы бы сделали?
— Какая у вас цель?
— Негосударственные организации. С кем он связывался, как и зачем?
— Его родители еще живы?
— Да.
— Братья и сестры?
— Младший брат проходит подготовку в «Морских котиках».
— Это хорошо. Даже почти идеально. Перевезите его на север, усадите и предложите соглашение. Скажите ему, что его в любом случае казнят, но за что — ему решать. Случаи домашнего насилия у возвращающихся с войны офицеров участились, во сколько — в десять раз? Никто этого не оправдывает, но большинство людей как бы понимают. Поэтому скажите ему, что, если он будет сотрудничать со следствием, мир узнает о нем только это. Но если будет упираться, тогда будет сообщено об измене. Его родители будут опозорены, брату придется уволиться из армии.
— Это подействует?
— Имя — единственное, что у него осталось. Он офицер.
— Ладно, я попробую.
— Про меня не забудьте, — сказал Ричер. — Мне надо знать, что там построила авиация. Как можно скорее.
— Что-нибудь еще?
— Вы замужем?
Она положила трубку, не ответив.
Через несколько минут вошел Холланд:
— Мне только что позвонили из дорожной полиции. Байкеры выезжают. Тридцать шесть пикапов выехали на шоссе.
12.55. Осталось пятнадцать часов.
С Холландом и Питерсоном Ричер пошел в комнату, где висели фотографии убитых. Холланд сказал, что дорожная полиция большими силами проверяет шоссе — полностью ли оно свободно от заносов. Один из полицейских остановил свою машину на обочине. Он увидел длинный караван, быстро двигавшийся по заснеженной дороге, которая соединяет шоссе с лагерем строителей. От тридцати до сорока пикапов, в кабинах по три человека, в кузовах — мотоциклы и ящики, накрытые брезентом. Выбравшись на шоссе, они поехали на запад.
— Вы довольны, что они вот так уехали? — спросил Холланда Ричер.
— Почему мне быть недовольным? — ответил вопросом на вопрос Холланд.
— Они продавали метедрин.
— У нас маленький город. Мы действуем по правилам маленького города. Если неприятность отступила, это, в общем, так же хорошо, как если бы мы с ней справились.
— Проблема разрешилась сама собой, — сказал Питерсон.
— На самом деле нет, — возразил Ричер. — Они выехали потому, что завершается сделка по продаже недвижимости, а для этого нужно, чтобы на недвижимости ничего не висело. Джанет Солтер — последнее пятно на ней.
— Мы делаем все, что можем, — сказал Холланд. — Ее охраняют семь сотрудников. Все будет в порядке.
— Если не зазвучит сирена.
— Если увидите, что я расслабился, — сказал Холланд, — даю вам разрешение пнуть меня под зад. Может быть, мы и не армия США, но до сих пор справлялись.
Холланд встал и, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.
— Пойдемте перекусим, — сказал Питерсон.
В кафе Питерсон заказал гамбургер, а Ричер сэндвичи с сыром и кофе. Ричер сидел лицом к окну, Питерсон обернулся, чтобы посмотреть в окно, потом с улыбкой повернулся к Ричеру.
— Знаю, — сказал Ричер. — Оно запотело. Но автобус — большая штука. Я его разгляжу.
— Вы не уедете.
— Я еще не решил.
— Что бы вы сделали на моем месте? — спросил Питерсон.
— С чем сделал?
— С отделением.
— Оно не ваше.
— Должность перейдет ко мне.
— Я бы начал с серьезной переподготовки и пересмотрел бы договор с тюрьмой. План на случай беспорядков выдержать нельзя.
— Вчера он сработал, если не считать миссис Солтер.
— Иначе говоря, он сработал, если не считать того, что не сработал. Вы должны планировать в расчете на непредвиденные обстоятельства. В договоре названы возможные сроки пересмотра?
— Да. Но они скажут, что наша помощь требуется редко. Если за этот месяц с миссис Солтер ничего не случится, нам и аргументировать будет нечем.
На этом разговор закончился.
Когда они доели, Ричер расплатился. Они с Питерсоном вышли на улицу и увидели, как на стоянку полиции въезжает большой желтый автобус.
13.55. Осталось четырнадцать часов.
Ричер стоял рядом с Питерсоном и наблюдал, как из дверей полиции, один за другим, идут к автобусу закутавшиеся старики. Они прощались с местными и благодарили их. Новый шофер засовывал чемоданы в багажник. Старики с трудом поднимались в салон. Ричер видел через окно, как они отыскивают свои места и рассаживаются. Последним вошел Джей Нокс. Он уселся у окна сзади. Новый шофер запер багажник и вскочил в автобус. Дверь за ним закрылась. Заработал мотор, и автобус отъехал. Ричер смотрел ему вслед. Питерсон хлопнул его по спине. Ричер сказал:
— Исправное транспортное средство только что покинуло город без меня. Я изменил привычке, с которой прожил всю жизнь.
Они вошли в здание и задержались в пустом вестибюле. Потом из своего кабинета появился Холланд и сказал:
— Мы должны поехать в лагерь. Осмотреться там. Пока светло.
Поехали на машине Холланда. Ричер сидел сзади. Свернули на старую дорогу, параллельную шоссе, с нее — на извилистый проселок к лагерю. Первые восемь миль были такими же трудными, как в прошлый раз. Ледяные кочки и колдобины. Потом перед ними открылась широкая чистая полоса серого бетона, уходящая вдаль.
Холланд с толчком въехал на приподнятое полотно и остановился.
— Я был здесь с десяток раз за всю жизнь и думал, что это просто дорога, — сказал он.
— Она уже была, — сказал Питерсон. — Всю ее не было видно. Ветры занесли ее землей. Эти байкеры расчистили ее впервые за пятьдесят лет. Не только снег, они и землю счистили.
Они еще с минуту смотрели на дорогу, потом Холланд снял ногу с тормоза, поехали дальше. Впереди замаячили коричневые домики. Холланд остановился там же, где в прошлый раз Ричер.
Они вышли из машины. Надели шапки, надели перчатки, застегнули куртки. Мороз усиливался. Сильно за двадцать и обжигающий ветер. Они направились к каменному зданию. Питерсон попробовал дверь. Она не открылась. Он осмотрел замок.
— Царапин нет. Замком регулярно не пользовались.
— А это и не обязательно, — сказал Ричер. — Они отперли его год назад, а сегодня утром заперли.
— Где тогда ключ?
— Взяли его с собой, — сказал Холланд.
— Не думаю, что взяли, — сказал Ричер. — Хозяйство продается. Им могли сказать, чтобы оставили ключ новому владельцу.
— Может, под ковриком?
— Коврика нет.
— Фигура речи. Люди оставляют ключи в условленных местах, — сказал Ричер.
Все трое повернулись и стали смотреть по сторонам. Смотреть было особенно не на что. Только снег, хижины да само это здание.
— Как он должен выглядеть? — спросил Питерсон.
— Большой ключ, — сказал Ричер. — Это взрывозащитная дверь, так что замок должен быть сложным. И повернуть трудно.
— Так где он?
Вокруг всего дома шли каменные пояски и узоры. Ричер обошел дом, ощупывая ладонью все до высоты восемь футов. Все, что выше, недоступно — разве что русский привезет с собой лестницу.
— Он должен где-то быть… ну, под хижиной или под кроватью, — сказал Ричер.
— Давайте искать, — сказал Питерсон.
Он направился к ближайшему домику. К тому, куда утром раньше всего заглянул Ричер. Дверь была отперта. Питерсон вошел, Ричер и Холланд — за ним следом. Все, что можно было увезти, увезли. На двенадцати кроватях остались только матрасы в синюю полоску. Голая покинутая комната вызывала тоскливое чувство. Но она еще не выстыла. Горелка в печи была выключена, но печь была горячая. Ричер снял перчатки и подержал руки над печью. Печь остывала, и через три часа она будет чуть теплая, еще через три — ледяная. Ричер сказал:
— Вы сами смотрите в других домах. Я отсюда не уйду.
— Если повезет, там будет то же самое, — сказал Питерсон.
Так и оказалось. Втроем они торопливо перешли в самую дальнюю хижину — картина такая же. Пустая комната, голые кровати, горячая печка. Здесь и приступили к обыску. Прощупали каждый матрас. Проверили сливной бачок. Поискали не закрепленные половицы, простучали все стены. И ничего не нашли.
14.55. Осталось тринадцать часов.
Затем обыскали кухню. Банки с мукой и кофе стояли на месте, но содержимого в них почти не осталось, металлический предмет там прятаться не мог. Не был спрятан он и за банками, не был прикреплен липкой лентой снизу к столешнице; в недоеденных кукурузных хлопьях его тоже не было.
