Виктор Пронин - Ворошиловский стрелок
Увлеченный своими мыслями, старик рисовал на песке подвернувшимся прутиком замысловатые фигуры и не сразу обратил внимание на настойчивые гудки, которые неслись со стороны шоссе. А когда все-таки поднял голову, то увидел на обочине невзрачный «жигуленок» зеленоватого цвета. Из окна выглядывал его сегодняшний знакомый, парень в цветастом спортивном костюме, которого при нем же и нарекли Геной.
— О чем, батя, задумался? — весело спросил он, когда старик расположился на заднем сиденье рядом с другим парнем, с Сашей, одетым в джинсы и голубую рубашку.
— Как о чем… О видах на урожай, — невозмутимо, с полной серьезностью ответил старик.
— Ну ты даешь! — расхохотались парни, и «жигуленок» резво рванул с места.
— А теперь, батя, извини, но твои ясные очи я прикрою, — сказал Саша. У заднего стекла он взял приготовленный уже темный шелковистый шарф и крепко повязал старику глаза. Тот не сопротивлялся, понимая, что в деле он участвует рискованном, противозаконном, и чем меньше будет знать о своих новых знакомых, тем лучше для него же. — Не давит? — заботливо спросил Саша.
— Да ладно… Стерплю.
— Вот и хорошо. Приятно все-таки иметь дело с понимающим человеком.
Чутко прислушиваясь к звукам, старик понял, что с шоссе они съехали — ровный гул машин, который сопровождал их минут пятнадцать, отдалился, а вскоре и совсем затих. Да и машину стало заметно подбрасывать на ухабах. Значит, свернули на какую-то боковую, чуть ли не грунтовую дорогу. Еще через несколько минут старик почувствовал запах скошенной травы — машина шла по лесной, сельской дороге. Где-то совсем недалеко прокукарекал петух, промычала корова.
— Слышишь, батя, как животный мир выдает нас? — рассмеялся Саша.
— С животным миром у меня всегда были хорошие отношения, — усмехнулся и старик. — С людьми вот только не всегда получается… Хотя они кричат и не так громко.
— Можешь нас отнести к животному миру, — сказал водитель. — С нами у тебя все получится.
— Дай бог, — обронил старик.
— А ты сомневаешься?
— Конечно.
— Почему?
— Я всегда сомневаюсь.
— Это правильно, — одобрил Саша. — Но ты себя немного выдал, батя… Знаешь когда?
— Знаю. И сожалею. Больше не буду.
По сильному напору воздуха, который ударил старику в лицо, он понял, что деревню они проехали, выбрались на асфальт и резко прибавили скорость.
— Почти приехали, — сказал Саша.
— Я знаю, — ответил старик.
— Откуда, батя?!
— Сергей ведь сказал, что примерно полчаса будем ехать… Полчаса истекли… Значит, скоро будем на месте.
— С тобой, я смотрю, тоже надо держать ухо востро.
— Не только со мной… Сейчас со всеми лучше не расслабляться.
Наконец, сделав крутой поворот, от которого старика прижало к дверце, машина остановилась. Не видя ничего вокруг, старик невольно вслушивался в звуки, доносившиеся до него сквозь повязку. Детские голоса, шум проехавшей машины, судя по всему большой, тяжелой машины, где-то невдалеке раздавались удары кувалды, похоже, забивали сваю.
Команды выходить из машины не было, и старичок покорно сидел на своем месте, не делая попытки выйти, снять повязку, открыть дверцу. И водитель, и Саша сидели молча, не двигаясь. То ли свидетелей рядом было слишком много, то ли ждали кого-то…
— Пошли, батя, — наконец проговорил Саша и, открыв дверцу, легонько потащив старика на себя, повел его куда-то. — Осторожно, ступеньки, — предупредил Саша. — Теперь вниз…
Разведя руки в стороны, старик нащупал кирпичные стены, потом рука его наткнулась на металлический лист, лист пошел в сторону, и старик догадался, что это была дверь, обитая железом. «Все понятно, — подумал он. — В подвал спускаемся… В таких подвалах обычно сантехники устраивают свои мастерские, распивочные, дома свиданий…»
В лицо ему пахнуло прохладой, сыростью. Значит, они действительно оказались в подвале под домом. Голоса с улицы стали глуше, потом совсем затихли, видимо, дверь за ними закрылась. Звякнула тяжелая, судя по звуку, щеколда. И только после этого кто-то из парней снял с глаз старика повязку.
Он настороженно осмотрелся.
Так и есть, подвал. Бетонные фундаментные блоки, сваленные в углу раскладушки, старые стулья, столы без ножек, вешалки — все, что могли выбросить жильцы за ненадобностью.
Впереди старик увидел еще одну дверь, тоже обитую железными листами, выкрашенными в красный цвет. В толстых петлях из ребристой арматурной проволоки висел громадный замок, призванный самим своим видом, размером предостерегать от опрометчивого желания заглянуть внутрь.
Гена вынул из цветастых штанов большой ключ, вставил его в замок, провернул скрипнувшие, несмазанные внутренности и откинул петлю. Уже где-то там, невидимый, он нащупал выключатель, и тут же вспыхнули несколько слабых, желтоватых лампочек.
— Проходи, батя, — подтолкнул его к двери Саша. — Пришли… Ты же сам хотел сюда попасть…
— Да? — удивился старик. — Я думал, что удобнее в лесу….
— Нам удобнее здесь, — поправил его Саша.
Старик сделал несколько шагов вперед, и дверь за ним закрылась. Тяжелый ржавый засов за его спиной вошел в железную прорезь с таким скрипом, что, кажется, выдвинуть его назад уже вряд ли когда-нибудь удастся. Стены были сложены из бетонных блоков, просветы между ними заложены кирпичами; присмотревшись, старик увидел стеллажи, сваренные из уголка, на полках виднелись железки, унитазы, раковины. Обычное владение сантехников. У дальней стены стоял самодельный стол, сколоченный из неструганых досок, возле него тускло мерцало остатками бронзовой позолоты роскошное кресло, но настолько обшарпанное и ободранное, что у старика не возникло никаких сомнений — со свалки притащили.
— Садись, батя, — сказал Гена. — В этом кресле раньше генерал сидел, у камина…
— Спасибо. — Старик, упершись руками в подлокотники, осторожно опустился на сиденье.
Оба парня ушли в темноту, за угол, и через какое-то время там тоже вспыхнул свет небольшой лампочки. Парни о чем-то невнятно шептались, старику даже показалось, что они препираются, их шепот в глубине подвала показался зловещим, недобрым. Но старик не ощущал страха. Все неожиданности, которые здесь могли подстерегать его, меркли перед теми опасностями, которые поджидали дома. Вот там действительно намечалось что-то рисковое.
Оглянувшись на шорох в темноте, старик увидел, что к нему кто-то приближается. По мерцающим разноцветным полоскам он догадался, что идет Гена. Когда тот приблизился, старик заметил в его руках продолговатый предмет, завернутый в промасленную бумагу. Гена на ходу разворачивал ее и, пока подошел к старику, развернул полностью. В руках его оказалась небольшая черная винтовка с трубой прицела над стволом. В слабом свете лампочки зловещим фиолетовым глазом сверкнул объектив прицела. Старик осторожно, двумя руками взял винтовку, она оказалась гораздо тяжелее, чем он предполагал. Поглаживая рукой по холодному стволу, по прикладу, положив ладонь на трубу прицела, старик и любовался винтовкой, и в то же время привыкал к ней, приноравливался. Вот так же, наверно, он мог бы провести ладонью по холке коня, привыкая и приноравливаясь к нему, по загривку щенка, по головке ребенка. Ласково, осторожно, но уже с ответственностью, с ощущением, что он хозяин, ему и отвечать.
— Ну, как пушка, батя? — спросил Гена. — Нравится?
— Вроде ничего… А кто она… по национальности?
— Итальянка. Видишь, какая смуглая… Тебе как, в молодости, нравились брюнетки?
— Они мне и сейчас нравятся…
— Ишь ты! — восхитился Гена.
— И ничуть не меньше, чем блондинки, — добавил старик.
— А ты им?
— Вот и пытаюсь понять, — старик ушел от игривого продолжения разговора. Он вдруг поймал себя на том, что лишь сейчас, взяв в руки винтовку, осознал то, что затеял. Он прислушался к себе, ожидая ощущений оторопи, страха, неуверенности… Холодок, быстрый, мимолетный, метнулся по его груди, слегка перехватило дыхание, несколько раз тяжело, с перебоями ткнулось в грудную клетку сердце. Но страха не было. Пришло ощущение, что все идет так, как надо, как и должно идти. А кроме того, у него будет еще много времени и обдумать, и взвесить, и отшатнуться, если уж дойдет до этого. Но в эти минуты раскаяние не посетило его. Руки не дрожали на стволе, пальцы спокойно ощупывали новый для них предмет, который круто и навсегда менял устоявшуюся жизнь старика, вводил его в новые события, требующие риска, жесткости, решимости…
— Послушай, батя, — подал из темноты голос Саша — он пристроился на каком-то ящике, и в полумраке светились только его лицо и руки, лежащие на коленях. — А может, помочь тебе?
— Это как? — поднял голову старик.
— Ну, как… Добавишь еще столько же, и мы сами разберемся с твоими клиентами… Сколько их? Ты говоришь, трое… Со всеми разберемся. По полторы тысячи за брата… Это не очень дорого. Люди готовы больше платить…
