Джеймс Твайнинг - Знак Наполеона
Алтарь, напротив, сверкал так, словно в ночное небо внезапно выпустили тысячи китайских фонариков, — оазис света в мрачной темноте здания. На скамьях перед ним виднелись силуэты людей, с надеждой глядящих на распятую фигуру, висящую высоко над головами, или с закрытыми глазами перебирающих четки.
Том сел. Он не знал, что хотел найти здесь. Он знал только то, что меньше чем через час после предполагаемой исповеди Рафаэль был убит.
Рафаэль хотел что-то увидеть или сделать здесь. Нечто такое, что Том мог использовать для спасения Евы, пока еще не стало слишком поздно. Ева. Он потряс головой, пытаясь избавиться отстоящей перед глазами картины и зная, что свежие воспоминания только спутают его рассуждения.
Том открыл папку, которую отнял у Гильеса, нашел нужные страницы. Свидетели точно указывали на кабинку для исповедания, в которую заходил Рафаэль. Вторая слева. Правая дверь. Том встал, подошел к ней. Это место было настолько же хорошо для начала, как и все остальные.
Кабинка была пуста, на дверце висела табличка с указанием времени, когда священник мог выслушать исповедь. Том улыбнулся при мысли, что даже у Господа есть часы работы.
Он проскользнул внутрь и закрыл за собой дверь. Сев на твердую скамью и дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, Том быстро осмотрел окружающее пространство в поисках места, где Рафаэль мог спрятать что-либо важное.
Несколько минут Том обшаривал кабинку, но ничего не мог найти. Пустые деревянные стены, красная бархатная занавесочка на черной решетке, через которую отпускались грехи и налагались епитимьи. Ничего, кроме душного запаха вины, слез и алкоголя, причем Том не мог понять, с чьей стороны он шел — исповедующегося или священника.
Ничего, кроме… Он просунул руки между ног и ощупал нижний край скамьи. Есть. Подушечки пальцев коснулись чего-то. Кусок бумаги?
Конверт. Большой коричневый конверт, запечатанный. В верхнем левом углу Том сразу же заметил маленький треугольник, а под ним — фразу на английском, написанную ровным почерком Рафаэля: «Присмотри за ней».
С бьющимся сердцем Том аккуратно вскрыл конверт, осторожно вытащил из него еще один конверт и карту памяти.
Положив карту памяти рядом с собой, он открыл второй конверт и бережно достал то, что при ближайшем рассмотрении оказалось деревянной доской. Деревянной доской с краской.
Том резко вдохнул, осознав, что держит в руках; звук собственного дыхания казался ему чуждым, словно бы душа оторвалась от тела. Мягкий взгляд карих глаз и загадочная улыбка, вставшие перед его глазами, привели Тома в чувство.
Конечно, это была подделка, результат гения да Винчи и таланта Рафаэля. Но все равно она была великолепна. Наконец-то Том понял, что именно искал.
Вот что на самом деле искал Майло. Не «Мадонну с веретеном». Вот какую работу Рафаэль делал для него. Вот почему Майло убил Рафаэля. Вот как Том мог спасти Еву…
Он схватил телефон и набрал номер. Ему ответили после третьего гудка.
— Арчи, это Том. Встретимся в Париже. Это Майло, и я знаю, чем он занимается.
Он замолчал и бережно провел кончиками пальцев по щекам и нежному изгибу шеи прежде, чем договорить.
— Он нацелился на «Мону Лизу».
Часть II
Точно так же можно сказать, что кто-то способен украсть башни с собора Нотр-Дам.
Теофил Гомолль, директор Лувра, 1910ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
— Мы, кажется, договаривались не поднимать шума? —
Директор ФБР вошел в комнату, громко стуча каблуками по паркету.
— Я могу объяснить, — запинаясь, начала Дженнифер, завязывая пояс халата. От резкого тона Грина она моментально забыла об усталости. Один из агентов, сопровождавших директора ФБР, сочувственно подмигнул, когда она закрывала за Грином дверь.
— Уж постарайся.
Мясистое лицо побагровело, над верхней губой и на лбу выступил пот. Дженнифер сомневалась, было это показателем настроения или того, что ему пришлось подняться пешком на шестой этаж. Лифт снова не работал.
— Ты хоть представляешь, насколько это некстати?
Дженнифер с замершим сердцем развернула газету, которую Грин резко сунул ей в руки. Практически всю первую полосу занимала фотография, где она толкала потрясенно выглядевшего Льюиса на землю. По стечению обстоятельств — чертовски неудачному — фотографу удалось поймать выражение ее лица на пике ярости, с горящими глазами и оскаленными, словно клыки зверя, зубами.
— «Новое нападение черной вдовы», — с мрачным лицом процитировал заголовок Грин. — «Роковая женщина из ФБР атакует нашего корреспондента».
На врезке была помешена еще одна фотография — Льюис демонстрировал порванную на локте рубашку. Снимок был настолько явно постановочным, что в другой ситуации она посмеялась бы. Но Грину определенно было не до смеха.
— О чем, черт возьми, ты думала, Брауни? На нас наседают правозащитники, и тут ты делаешь им такой шикарный подарок. Четыре страницы этого дерьма! Четыре чертовы страницы! — Грин продолжил цитировать статью, через каждые несколько слов пригвождая Дженнифер к земле испепеляющим взглядом. — «С момента поступления на службу в ФБР агент Брауни неоднократно становилась участником нашумевших инцидентов. В их числе — смертельное ранение своего коллеги и любовника Грега Дюранда во время неудачного рейда департамента по борьбе с наркотиками и заключение под стражу коррумпированного агента во время секретного расследования дерзкой кражи из Форт-Нокса».
— Сэр, я… — Голос Дженнифер стих. Не было никакого смысла в попытках объясниться. По меньшей мере пока Грин не успокоится.
— О, посмотри-ка, здесь есть и моя фотография! — с наигранным восторгом воскликнул Грин. — Здорово! Ее можно вырезать и прикрепить на дверцу холодильника.
Он указал на третью страницу. Снимок устарел лет на пятнадцать, но Дженнифер подозревала, что директор настоял на размещении именно этой фотографии на интернет-сайте Бюро и включении ее в пресс-релизы.
Грин с тяжелым вздохом рухнул на диван, раздраженно швырнув газету на кофейный столик. Дженнифер подождала несколько секунд и начала объясняться, почувствовав, что Грин готов ее выслушать.
— Это была случайность. Я ехала на встречу с одним человеком, адвокатом. Он подрался с Рази несколько недель назад. Когда я приехала на место, адвокат был мертв.
— Да, я читал отчеты. Тройное убийство. Ни одного подозреваемого.
— Льюис был у здания, выискивал материал для статьи. Увидел меня и принялся задавать вопросы. О Греге, о перестрелке. О моей личной жизни. Я оттолкнула его, чтобы пройти внутрь. Он споткнулся и упал. Больше ничего не было.
— Так обычно и происходит, — проворчал Грин. — Вот почему такие, как Льюис, опасны. Они отравляют все, к чему прикасаются.
— Я не хотела…
— Знаю, знаю, — со вздохом махнул рукой он. — Но люди видят только заголовки газет и фотографию Льюиса, шлепнувшегося на задницу. Все видят только то, что хотят увидеть. — Он помолчал немного и добавил: — Иди оденься. Попробуем что-нибудь придумать.
Дженнифер вернулась спустя пять минут. По слегка озадаченному лицу Грина было видно, что он оглядел комнату и теперь пытался связать воедино организованного, дисциплинированного человека, которого он знал по работе, и хаотичный беспорядок вокруг: несколько пар туфель, закинутых в дальний угол; книги, свалившиеся с полки; одежда, выглядывающая из-за диванных подушек… Дома Дженнифер обретала душевное равновесие, позволяя беспорядку расползтись по квартире. Это был способ разделить две части ее жизни, которые так часто пытались стать одним целым.
— Хотите кофе? — предложила она.
— У тебя есть цельное молоко? — с надеждой спросил Грин. — У меня дома только обезжиренное.
— Двухпроцентное подойдет? — Скорбное выражение лица красноречиво свидетельствовало о партизанской войне, которую Грин вел против диетической пищи и регулярных физических упражнений, введенных в его жизнь новой женой.
— И три ложки сахара, — поспешно добавил он, усаживаясь на табурет по другую сторону барной стойки. Настроение Грина явно поднялось в преддверии собственного желудочного бунта. — Так что там за история с адвокатом?
Дженнифер быстро описала обстоятельства, касающиеся смерти Хэммона, пока кипятила воду и отмеряла три ложки кофе.
— Думаешь, Рази в этом замешан?
— Не знаю, — вздохнула она. — Он знал Хэммона. Сломал ему руку несколько месяцев назад, в драке. И вроде бы как-то связан с кубинскими контрабандистами. Но пока что его слова подтверждаются. На время совершения убийства у него есть алиби, и все, с кем я говорила, отзываются о нем как о человеке надежном и принципиальном. Но опять же, он носит оружие. Возможно, они боятся говорить что-то другое.
