Джеймс Твайнинг - Знак Наполеона
— Ты должен знать кое-что. Рафаэль сказал мне о твоем отце. О том, как он умер. Стоило сказать раньше, но я была так зла на тебя, что никогда бы…
Слова Евы были прерваны звоном разбивающейся стеклянной крыши. Том толкнул Еву на пол и бросился сверху, накрыв обоих своим плащом; осколки градом сыпались сверху, разрезая тонкий материал и разбиваясь об пол. В следующее мгновение Том был уже на ногах, он повлек девушку в сторону выхода, но с лестницы донеслись тяжелые шаги. Кирк резко развернулся, надеясь добраться до окна, но в комнату сквозь разбитую крышу спустились двое вооруженных людей, заблокировав пути к отступлению. Они в ловушке.
— На колени. — Стоящий слева человек сделал шаг вперед. Внешность и акцент позволяли предположить в нем выходца из северной Африки — возможно, марокканца. Сердце Тома колотилось как бешеное. Двое других были белыми, и череп одного рассекал длинный розовый шрам.
— Где Майло? — жестко спросил Том, зная, кто эти люди и кто их послал. Ева прижалась к нему, ее глаза яростно блестели.
— Заткнись.
— Отпустите ее, — потребовал Том. — Вам нужен я, а не она.
— Нам нужны вы оба. — Глаза марокканца сузились. — Уведите их.
Мужчина, стоявший за Евой, грубо толкнул ее к лестнице. Девушка развернулась и резко ударила его по лицу; звук пощечины эхом отразился от стен. Потирая лицо, тот приставил дуло к груди Евы, взвел курок; его глаза горели.
— Нет! — прозвучал окрик марокканца. — Он требовал доставить обоих живыми. — Повернулся и приказал: — Помоги ему.
Ева в отчаянии взглянула на Тома, но это было бесполезно. Один мужчина схватил ее руки и прижал к телу, второй — дернул за ноги, повалив на пол. Ева закричала, и этот звук разрывал Тома на части. Женщина извивалась, подтягивая колени к груди и резко выпрямляя, опять, и опять, и опять… Но ее крепко держал и, и вскоре рот заткнули пропитанной краской тряпкой, которую кто-то подобрал с пола.
Том шагнул было вперед, сжав кулаки, но марокканец немедленно наставил на него оружие. Ева, устав и давясь грязным кляпом, все меньше сопротивлялась.
— Бросьте ее в багажник, — приказал марокканец.
— Я найду тебя! — выкрикнул Том, когда они тащили Еву из комнаты. Он успел поймать опустевший взгляд прежде, чем она исчезла из виду, уже не сопротивляясь в руках похитителей.
— Иди сюда, — приказал марокканец Тому, когда они остались одни.
— Если хочешь пристрелить, сделай это здесь, — возразил Том.
— Живо! — Он сделал шаг вперед и ткнул Тома дулом в грудь. Поняв, что это его единственный шанс, Том нащупал один из осколков стекла, запутавшихся в его плаще, высвободил и воткнул марокканцу в запястье. Мужчина взревел от боли и прижал руку к груди, выронив оружие.
Том схватил одну из веревок, свисавших с крыши как виноградная лоза, накинул петлей на шею марокканца и резко потянул на себя. Руки врага взлетели к горлу, пальцы впились в тонкую нейлоновую веревку, ноги засучили в воздухе, пока он пытался высвободиться. Том умудрился набросить на шею марокканцу еще одну петлю и со всей силы затянуть. Через несколько минут марокканец обмяк, повиснув на веревке, словно огромная плюшевая игрушка. В неровном красном неоновом свете казалось, что он покрыт кровью.
— Юсеф? — донесся голос снизу. — Ты в порядке?
Том услышал знакомый скрип третьей ступеньки. Кто-то поднимался по лестнице.
Нашарив на полу оружие марокканца, Том бросился к двери. Оказавшись у дверного прохода, он выстрелил в приближающийся силуэт, попав человеку в плечо. Тот закричал от боли, выстрелил несколько раз в направлении Тома и покатился вниз по лестнице.
Том бросился следом за ним и вырвался на улицу, успев услышать визг шин машины, исчезнувшей за поворотом. Он опустил оружие, боясь попасть в Еву, и бегом взлетел обратно в комнату за своей сумкой.
Майло хотел, чтобы они оба были живы. Так сказал марокканец. Значит, у него еще было время найти Еву, время поторговаться за ее жизнь; может быть, даже в обмен на поддельную «Мадонну с веретеном», которую он обнаружил. Точно он знал только одно — он не бросит девушку. Ради нее. Ради Рафаэля.
А вспоминая то, что она сказала о смерти его отца, — скорее всего и ради себя.
Глава семнадцатая
— Как по-вашему, что бы это могло значить? — спросил Митчелл, когда Дженнифер передала ему бумагу.
— Не представляю. Но сто миллионов — чертовски большая сумма за консультацию адвоката. Даже такого, который должен платить за этот вид из окна.
Митчелл шагнул вперед, понимающе кивнув. Одинокая яхта скользила по волнам в сторону Лонг-Айленд-Саунд, красный парус был наполнен свежим ветром. Вдали возвышалась статуя Свободы, окрашенная лучами солнца; складки ее одежд, зеленые на свету, перемежались темными тенями.
— Да, вид удивительный, — вздохнул Митчелл. — Странно, насколько спокойным город выглядит отсюда. Ни грязи, ни уродства.
— Так почему не наслаждаться видом? — Дженнифер нахмурилась и кивнула на стол Хэммона, который был поставлен так, что сидящий за ним человек смотрел в глубь комнаты. — Когда платишь такие деньги, хочется видеть, на что они уходят.
— Может, ему больше нравились рыбки? — полушутя предположил Митчелл.
Дженнифер кивнула. Шутки шутками, а доля истины в этом была. Аквариум стоял аккурат напротив стола.
— Наверное. — Она подошла поближе. Где-то в глубине была расположена лампа, красиво подсвечивавшая воду.
— Странно, — задумчиво проговорила она. — Неужели…
И уверенными шагами вернулась к письменному столу.
— Что?
— Я могу понять нежелание смотреть в окно, — ответила она, шаря руками под полированной столешницей. — Может быть, он боялся высоты. Но смотреть на аквариум, в котором нет ни одной рыбы? Не верю.
Митчелл расширившимися от удивления глазами уставился на аквариум, осознав, что в нем ничего нет, кроме искрящихся пузырьков воздуха и нескольких водорослей, колеблющихся в невидимом течении.
— Нашла! — воскликнула Дженнифер, нашарив пальцами, как и предполагала, кнопку. Решительно нажала на нее и подняла глаза вверх. Аквариум с жужжанием отъехал в стену и скрылся из виду. На освободившееся место сверху спустилась белая панель, сровнявшись с окружающими стенами. В центре, в резной золоченой раме, находилась картина.
— Быть не может! — На лице Митчелла застыло удивленное выражение.
На картине был изображен стол, накрытый шалью насыщенного сиреневого цвета. На нем располагалось блюдо с яркими фруктами и ваза с пышным букетом красных цветов.
— Шагал, — медленно проговорила Дженнифер, узнав кисть мастера и подтвердив свою догадку, взглянув на подпись в правом нижнем углу.
— Ценная картина?
— Достаточно ценная для того, чтобы ее тщательно прятали.
— Почему не в банке?
— Может быть, для того, чтобы в любой момент можно было любоваться ею?
— Я думал, богачи покупают все эти дорогие штуки в основном для того, чтобы хвастаться ими…
Дженнифер нахмурилась. Она снова не могла найти изъяна в логике Митчелла.
— Может быть, он не хотел раскрывать, что картина у него? Может быть, эта картина не должна быть у него? Может быть…
Она осеклась, пораженная внезапно пришедшей в голову мыслью, и вытащила из сумки каталог, выданный вчера Коулом. Быстро перелистав его, остановилась примерно на двадцатой странице.
— «Сиреневая скатерть», Марк Шагал. Оценочная стоимость — один миллион долларов.
— Что это? — с любопытством спросил Митчелл.
— Каталог парижского аукциона, — объяснила Дженнифер, взвешивая каждое слово. — Хэммон прятал картину, потому что, судя по всему, она принадлежит кому-то другому.
Глава восемнадцатая
Том вошел в храм под размеренный звон колокола. Приглушенные, почти сонные удары, казалось, возвещали приход ночи и глубокого покоя, несмотря на то что соседние бары только готовились принять посетителей, выставляя столы и стулья на широкие уличные тротуары.
Колеблющееся пламя свечей окрашивало стены в теплые цвета, смягчая аскетичную простоту, многие даже сказали бы — уродство, сравнительно нового строения.
Алтарь, напротив, сверкал так, словно в ночное небо внезапно выпустили тысячи китайских фонариков, — оазис света в мрачной темноте здания. На скамьях перед ним виднелись силуэты людей, с надеждой глядящих на распятую фигуру, висящую высоко над головами, или с закрытыми глазами перебирающих четки.
Том сел. Он не знал, что хотел найти здесь. Он знал только то, что меньше чем через час после предполагаемой исповеди Рафаэль был убит.
Рафаэль хотел что-то увидеть или сделать здесь. Нечто такое, что Том мог использовать для спасения Евы, пока еще не стало слишком поздно. Ева. Он потряс головой, пытаясь избавиться отстоящей перед глазами картины и зная, что свежие воспоминания только спутают его рассуждения.
