Лиза Скоттолине - Убийца (в сокращении)
— Хватит, Ричи. — Бринкли шагнул к нему и сильной рукой схватил за плечо.
Мэри отступила. Агенты Кислинг и Штейнберг выскочили из дверей, и Энтони вслед за ними.
— Что происходит? — с тревогой спросил Кислинг, а Штейнберг заслонил Мэри.
— Ты теперь с ними, Мар? — не унимался Ричи. — Ты была подружкой моего брата, а теперь ты с федералами?
Бринкли повернулся и прищурился. Мэри не знала, что сказать. Она не рассказывала Бринкли своей истории, и для него это был неожиданный удар.
— Уведите ее отсюда, — сказал он Энтони.
Энтони крепко обнял ее.
— Пойдем. — И они поспешили прочь оттуда. Спустившись на лифте в вестибюль, они вышли из здания, попав под град вопросов прессы.
— Мисс Динунцио, какова ваша роль в этой истории?
— Мэри, считает ли полиция это началом войны мафиозных группировок?
Жужжали видеокамеры, вспышки фотоаппаратов слепили глаза.
— Кто подозревается в убийстве?
Они почти бегом подбежали к машине и запрыгнули в нее. Энтони включил зажигание и вырулил со стоянки.
— Давай я отвезу тебя домой, — предложил он. — А машину твою заберем в другой раз.
— Да, спасибо.
Мэри смотрела в окно, гадая, о чем он думает. Она не говорила ему, что знала мафиозо. Выехав на шоссе, Энтони нажал на газ, и Мэри ухватилась за поручень. Она закрыла глаза, силясь выбросить из головы выражение лица Бринкли. Наверняка он подумал, что она лгала ему, вела какую-то свою игру. Почему она ему не рассказала?
Автомобиль мчался в ночи. Мэри невольно вспоминалось тело в черном мешке. Голубизна глаз, застывших, как лед. Может быть, Триш жива?
Они доехали до ее улицы, тихой и спокойной. Большинство соседей уже спали, окна домов были темные. У крыльца пустовало парковочное место, Энтони заехал туда и остановился.
— Я бы поднялся с тобой, если не возражаешь, — мягко сказал он. — Мне кажется, тебе сейчас нужна компания.
— Спасибо. — Мэри достала ключ от дома и вышла из машины. Энтони тоже вышел.
Войдя вместе с Энтони в квартиру, Мэри привычно положила ключи на столик и направилась в кухню.
— Чего бы тебе предложить?
— Сядь. — Энтони взял Мэри за плечи и бережно усадил на стул. — Пожалуйста, посиди.
— Ты будешь меня угощать?
— Да. А ты будешь сидеть и в трехтысячный раз проверять свой «Блэкберри».
— Неужели я такая?
— Такая. Ты более подвержена этой заразе, чем я.
— Ха, я оставила его в сумке.
— Значит, так. — Энтони снял пиджак и закатал рукава белой узкой рубашки. Стройный торс подчеркивал элегантный черный ремень, стрелки брюк были в идеальном порядке. Он открыл холодильник. — Голодная?
— Ничуть.
— А вино у тебя есть?
— В шкафчике.
Энтони достал бутылку мерло. Потом нашел два бокала, салфетки и заветренный кусок сыра «Локателли». Сыр он очистил от твердой корки, порезал и красиво разложил на тарелке, украсив оливками. Подхватив одной рукой бокалы, он улыбнулся:
— Пойдем в гостиную. — Взяв бутылку вина, Энтони первым прошел в темную комнату.
Мэри двинулась за ним.
— Погоди, я включу свет.
— Не надо. Так лучше.
В окно лился лунный свет, от которого его рубашка казалась белее белой. Он наполнил бокалы. Мэри, сбросив туфли, забралась на диван и отпила вина. Оно было прекрасно.
— Невозможно представить, что́ ты сегодня пережила, — сказал Энтони, садясь в кресло.
— Мы оба.
Он пододвинул ей тарелку с сыром.
— Mangia, bella.
Мэри чувствовала, что все в ней раскрывается навстречу этому голосу, глубокому и мягкому, а может быть, итальянскому языку — языку ее детства. Она отломила кусочек сыра. С вином острый сыр был очень хорош.
Мэри посмотрела в окно. Там светились окна соседних домов, а над ними, вдали, мерцали огни большой Филадельфии. Может быть, Триш где-нибудь там? Потом она вспомнила о несчастной миссис Гамбони. Мэри потерла лицо.
— Не могу поверить, что все это случилось. Что Триш пропала. Что он убит. — Он убит! — Это ужасно.
— Я думаю, Триш найдется.
— У меня такое чувство, что вот так уютно сидеть — это эгоизм. Надо что-то делать.
— Ты сделала достаточно. Именно ты сегодня дала им наводку, помогла найти труп. В любом случае мне будет неспокойно, если ты еще больше ввяжешься в это дело. Сегодня ты нажила себе врага в лице Ричи По, а он жуткий тип.
Мэри вздрогнула:
— Ты боишься мафии?
— Черт возьми, да.
— Я тоже. — И они одновременно рассмеялись.
Мэри почувствовала наконец, как вино подействовало, размывая и затуманивая мысли. Она не помнила, когда в последний раз ела. Вкус сыра все еще был на языке.
— Полицейские знают, что делать, а если Бринкли что-нибудь понадобится, он позвонит.
Мэри покачала головой:
— Надо было ему рассказать.
— Что рассказать?
На нее вдруг навалилась страшная усталость. Мэри сделала глоток вина.
— Я его знала — ну, ты слышал, что сказал Ричи. Я встречалась с ним в школе.
— Я слышал, но решил, что это неправда.
— Очевидно, он думал, что я его бросила. — Мэри вспомнила, что говорила Розария. — Такое вышло недоразумение.
— Ты любила его?
— Да, — твердо ответила Мэри. Это была не такая любовь, как с Майком, но тоже любовь. Первая любовь.
— А он?
— Я так не думала до недавнего времени.
— Тогда глубоко сожалею о твоей утрате.
Ее утрата?
Мэри вдруг захотелось все рассказать Энтони. Она должна рассказать кому-нибудь. Она хотела исповедаться, пусть не в исповедальне. По крайней мере здесь темно и, наверное, пришло время. Она так долго держала это в себе.
Мэри поставила бокал и сказала:
— Что бывает, если ученица школы Горетти делает аборт?
Через минуту Энтони ответил:
— Продолжай сама.
— Она держит это в тайне. В страшной тайне. Я была Майской королевой, понимаешь? В белом платье, с венком из цветов. Меня считали самой достойной, чтобы воплощать ее добродетель.
— Чью?
— Горетти. Знаешь легенду?
— Конечно.
Значит, ему не надо рассказывать. Мария Горетти, молодая итальянская девушка, умерла, защищая свою честь от мужчины, который хотел ее изнасиловать. Умерла, чтобы остаться девственницей. Какая горькая ирония! Мэри тяжело вздохнула, но заметила, что Энтони не отвел глаз. Он ее не осуждал.
— Я чувствовала себя самозванкой. Словно я всех обманываю — учителей, монахинь, всех, кто любил меня.
— Ты не обманывала.
— Обманывала. Я же не умерла, защищая свою девственность.
— Поэтому ты не святая, — мягко сказал Энтони и спросил: — Отцом был он? Бойфренд Триш?
— Да, Бобби Манкузо, — ответила Мэри.
Произнести его имя вслух было как-то очень правильно, словно помянуть. Для Мэри это было публичным признанием. Она делала его и для ребенка. Их ребенка, который так и не родился, не был крещен и не получил белой крестильной рубашечки.
— Понятно.
Мэри откашлялась:
— Я забеременела на заднем сиденье машины, прямо с первого раза. Так мне повезло. Бобби, кажется, чувствовал себя виноватым, но я допустила это, я была влюблена. Я не готова была идти до конца, но все же я любила его. Даже после этого.
Энтони молчал.
— Мы встретились еще несколько раз, но уже без секса. Я не могла смотреть ему в глаза. Когда месячные не пришли, я поняла, что беременна, и сделала аборт. И никому ничего не сказала, даже ему. Я перестала с ним заниматься. Я думала, что он мною пренебрегает, но это я пренебрегла им. Я его избегала. И все это… кончилось.
— Я понимаю, почему ты ему не сказала.
У Мэри сдавило горло.
— Сейчас я об этом жалею, и тогда жалела. Раньше жалела, потому что считала — он имел право знать. А сейчас жалею, потому что, может быть, вся жизнь пошла бы по-другому.
— Что значит по-другому? Ты жила бы с ним?
Мэри наконец нашла ответ.
— Нет. Но меня раздражают эти «если бы». Что, если бы это была я, а не Триш? Может быть, он жил бы по-другому, по добру, а не по злу. — Она помолчала. — Я хочу сказать, бывают такие решения — важные для последующей жизни, меняющие все. Твою жизнь и жизнь окружающих. Если бы я ему сказала или если бы мы остались вместе, может быть, он бы не сбился с пути? Поступил бы в колледж? Остался бы жив? И Триш бы ничего не угрожало.
Мэри откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Ей нужно было освободиться от этого. От всех своих переживаний. И она заснула. А когда проснулась, Энтони уже ушел, и луна тоже покинула ночное небо.
Оставив Мэри в кромешной тьме.
Глава 7
В два рассвело, но Мэри проснулась, приняла душ и оделась, под стать настроению, в черное платье и черные туфли.
Она вышла из лифта на этаже «Розато и товарищи» и пошла прямо в кабинет Джуди, потому что ей нужна была помощь и она не стыдилась в этом признаться. Для чего же тогда подруги?
